Три осколка луны - Аркадий Арно
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Кирилл Мефодьевич?
– Да, он самый.
Сколько лет он не слышал этого голоса! Что ж, а вдруг старик поможет ему?
– Это Петр Гордеев, ваш ученик… Не забыли меня?
Ответ последовал не сразу:
– Нет, не забыл. Здравствуйте, Петр.
– Я знаю, что вы любите рассказывать истории и слушать их. У меня имеется для вас одна. Есть вопросы, но нет на них ответов. Поможете мне?
– Отчего не помочь хорошему человеку. Приезжайте завтра в областную библиотеку. Я буду в конце читального зала… Помните это место?
– Еще как помню. Я приеду, Кирилл Мефодьевич, обязательно приеду.
Пока Евы не было дома – она где-то носилась на своем мотоцикле, и теперь Гордеев был только рад этому, – он залез в ее роскошное трюмо. Нет, он не хотел делать обыск. Просто один из ящиков был выдвинут, и он открывал шкатулки, папки с тесемками, бумаги, конверты…
Петр рассеянно пошарил рукой среди женского хлама и вдруг вытащил вырезку из газеты. Мутная фотография, запечатлевшая гражданскую панихиду в каком-то дворце культуры; гроб с покойником, окруженный здоровенными молодцами; толпа народу. Скупой текст. Граждане Предтеченска прощаются с Маратом Сейфуллиным, олимпийским экс-чемпионом по классической борьбе. Гордеев даже присвистнул. Из глубины того же ящика, он достал еще одну вырезку. Здесь прощались с покойником уже на кладбище, и на этот раз – с Борисом Матвеевым, неудавшимся мэром. «Фото В.И. Кураедова» – стояло под вторым снимком. Что-то странное и волнующее почудилось Гордееву во второй фотографии. Материал был напечатан в «подвале», Гордеев даже прочел название издания – «Предтеченск сегодня».
Он и так догадался, откуда взялась ее фантазия написать триллер. Но с какими удивительными подробностями она описывала оба «фрагмента»! Странно, что ничего подобного ни в одной городской газете он не читал, да и не мог прочесть: события, интерпретированные его супругой, были на самом деле чистой воды беллетристикой. Но как же ловко она все придумала! Но что еще более странно, он никогда не замечал за Евой способностей к подобному жанру. Женщина-вапм разгуливает по городу, соблазняет богатых и сильных мужчин, а став предметом их всепоглощающей страсти, убивает любовников и нагло и цинично обкрадывает их. И нигде он не читал, что за бизнес делили между собой два теневых воротилы. Можно было только догадываться, что это наркотики. Ева же обо всем рассказала так, будто знала наверняка.
Нарастающий рев «Харлея» на улице издали коснулся его слуха.
«Надо же, – думал Гордеев, запихивая вырезки из газет обратно в ящик трюмо, – в своем рассказе она открылась ему неожиданно и показала себя способной сочинительницей! Чего стоит одна ее безумная и одновременно предельно расчетливая героиня…»
Утром Гордееву на работу позвонил Алексей. Петр сказал, что сейчас же перезвонит – нечего парню зазря тратиться, – но набрал телефонный номер дома Погодиных в Мохове не сразу.
Нет, Алексей не походил ни на заговорщика, ни на лжеца. Даже если Ева и Даша по какому-то невероятному стечению обстоятельств – одно лицо, для Леши Погодина это такое же откровение, как и для него. Усомниться в этом – значило бы признать, что он живет в мире, где белое – черное, и наоборот.
Он перезвонил Алексею на сотовый – и тот сразу взял трубку.
– Алло, Леша, я тебя слушаю.
– Еще раз здравствуйте, Петр Петрович. Я опять говорил с мамой о похоронах Даши. Вот что она вспомнила…
– Постой, – прервал его Гордеев. – Ничего не хочу упустить.
Он вооружился блокнотом и карандашом.
– Говори.
– Тело Даши привезли из морга уже в гробу, – продолжал Алексей. – Патологоанатом сказал: если они хотят, чтобы Даша была похоронена с неиспорченной внешностью, такой, какой ее привыкли видеть все, то им, как это ни горько, с трупом надо быть очень аккуратными. Якобы они накачали его каким-то раствором, и теперь ее нельзя трогать, трясти и т. д.
Рука Гордеева с карандашом застыла над листом блокнота.
– К вам домой привезли уже куклу, это ясно.
– Я искал его, Петр Петрович.
– Кого? Патологоанатома? – догадался Гордеев.
– Да. Он погиб. Разбился на автомобиле пять лет назад. Я говорил с его женой. Его звали Борисом Скороходовым. Наверное, был пьян за рулем.
– И теперь никаких концов?
– Почти. Жена Скороходова сказала, что жив отец ее мужа, но он старый чудак, инвалид, которому ничего не нужно, кроме его сада. Это ее слова. Свекор и сноха разошлись сразу после смерти Бориса. Внуков не было, отношений они не поддерживают. Еще у ее мужа был хороший товарищ, Вениамин Панов, главный врач моховской поликлиники № 5, хирург по образованию. Десять лет назад он работал на Севере. Сейчас в командировке. Жена Скороходова сказала, что ее мужу следовало не упускать удачу и держаться за такого друга, как Веня Панов, но вместо этого он выбрал свой путь. Я обязательно найду Панова, но чуть позже… А как у вас?
– На меня работает человек, который следит за нашей дамой, – закрывая блокнот, сообщил Гордеев. – Завтра вечером он отчитывается за первые три дня работы… И еще: я созвонился с одним старым профессором, моим бывшим педагогом. Его все считали большим чудаком, но на самом деле он настоящий мудрец. Его хобби – разгадывать загадки, которые не под силу всем остальным.
– Петр Петрович…
– Да?
– Я хочу приехать.
Гордеев молчал, Алексей тоже. Петр понимал, что от тяги к его городу Лешу Погодина не избавить. Даже если он будет запрещать ему, умолять, возможно, предостерегать, брат покойной Даши рано или поздно заявится сюда. Как удержать его в Мохове? Но разве ему самому не хотелось увидеть этих двоих – брата и сестру, – стоящих лицом к лицу? Разве это не решило бы многого, может быть, всего? Только каковы будут последствия такого свидания, один Бог знает.
Кирилл Мефодьевич Огарков был чудаком и полным одиночкой. Сидя в архивах и работая с историческими документами, он легко забывал об обеде, а следом и об ужине. Однажды точно так же он забыл о своей жене. Сухой, рано поседевший, он жил в своем замкнутом мире и не желал ничего слышать и видеть вокруг. Супруга ушла от него скоро после свадьбы, и, кажется, он мало жалел о ее исчезновении.
Гордеев увидел его издалека и прибавил шагу.
– Здравствуйте, Петр, – сухо улыбнулся Огарков. – Садитесь. Что же вас беспокоит?
– Вы точно
