Струны души - Фатима Шарапова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Для мензур каждой длительности существовали особые названия. Так, мензура longa называлась modus, мензура brevis называлась tempus, мензура semibrevis – prolatio. Позднее счетным временем стала нота brevis, отвечающая современной целой ноте. Виды ее мензур, т.е. tempus perfectum (деление на три semibrevis) и tempus imperfectum (деление на два semibrevis)…», – выловили мы отрывок из середины статьи сайта, открытого наугад. Пришлось пролистать в начало.
«К концу 13 века для обозначения длительности звуков и пауз в мензуральной нотации применялись следующие знаки: duplex longa (двойная длинная), longa (длинная), brevis (короткая), semibrevis (полукороткая)».
К абзацу прилагалось изображение с видом каждой ноты и паузой, оставшейся непонятой нами. Оказалось, что не все ноты обозначались ромбиками, только semibrevis.
«В 14 веке вошли в употребление еще более мелкие длительности – minima (самая малая) и semiminima (полуминима)».
В 14 веке начался Ренессанс. Поэтому я был не удивлен, прочитав, что в том же веке еще поменялась единица исчисления длительностей. Ею стала нота semibrevis.
«Ее подразделение на три доли minima обозначалось термином prolatio major (perfecta), на две – термином prolatio minor (imperfecta). В качестве отличительного знака употреблялась точка в знаке tempus’а».
– Ну что ж, более или менее понятно, – вздохнул Кенджи, – Тогда переходим к следующему персонажу. Венера. И Амур. Если продолжать придерживаться символики жеста рук, то Венера imperfectum. Амур ее сын. На картине он уже появился на свет. Тогда она prolatio minor imperfectum. Амур стреляет в трех харит, точнее он целится в ту, что посередине. Допустим Хариты – это три связанные между собой ноты. Опираясь на статью можно сказать, что три – это perfectum. Они девственны, их руки сцеплены. Prolatio perfectum minor? Тогда кем является Меркурий?
– Меня больше интересует, почему Венера по уровню находящаяся выше Хлориды – минорная тональность, – наконец решил я подать голос.
– Потому что, если следовать логике, она уже родила ребенка. Она подходит под символ пустого круга. Я же это объяснял, – поднял на меня взгляд Кенджи.
– А что если это полукруг с точкой? Сын-то у нее есть и рядом с ней, – указал я на фигурку пухлого младенца с луком.
– Хорошая версия, – кивнул мой сосед после некоторого раздумья, – Тогда давай присвоим Венере prolatio major imperfecta. Хориты образуют хоровод. Они круг целый пустой…да, ты прав. Это больше подходит. И все-таки как обозначить Меркурия?
– Одна его рука упирается в бок – закрытый жест, другая поднята вверх. В глаза бросается ремешок, на котором висит меч. Он, по сути, образует пустой круг. Может, стоит присвоить ему prolatio perfectum minor? – предложил я.
– Допустим. Но вот я читаю, что бог Меркурий «является воплощением обмена, передачи и перехода из одного состояния или положения в другое». Не зря ж его в конце поставили. Что нам известно о «Весне» Боттичелли? – Кенджи потер подбородок.
– Что картина висела вместе с другим произведением Боттичелли, «Рождение Венеры», – вспомнил я факт из статьи в Википедии.
– Давай посмотрим, – открыл он новую вкладку и отправился на поиски другого шедевра.
На этот раз я смотрел на вторую приевшуюся (после Моны Лизы) картину другими глазами, и, действительно, она открылась для меня с другой стороны. На заднем фоне плыли темные тучи, прогнанные Меркурием с картины «Весна». В воздухе вместе с ветром Зефира летели цветы, что цвели под ногами Хлориды, когда та бежала от своего преследователя. Это было настолько странно и волнительно, что я притянул смартфон поближе к себе.
– Что думаешь об этих фигурах? – спросил меня Кенджи, когда я отпустил его руку.
– Думаю, это будет сложнее. Тут жесты рук направлены в другую сторону, но Зефир с Хлоридой находятся на своем месте – на западе. Хотя деревья тут с другой стороны – справа, а они могут быть продолжением сада на первой картине. Или наоборот началом и «Весну» не нужно отражать? – спросил он скорее себя, – Давай попробуем объединить две картины, – протянул он свой смартфон с «Рождением Венеры». Я открыл «Весну».
– Для начала попробуем без отражения по горизонтали, – протянул я Кенджи свой смартфон.
Два куска леса на первый взгляд дополняли друг друга, но логика рушила все единство.
– Тучи гонит ветер. Значит ли это, что Меркурий противостоит Зефиру и гонит его ветер с тучами прочь? И получается, что ткань в руках Грации развевается не в ту сторону, – ткнул я в угол, где бог с крылатыми сандалиями противостоял непогоде.
– Ты прав, но другими частями они не состыковываются. Если отразить «Венеру», то сад резко переходит в море, но зато теперь Меркурий направляет Зефира. И в целом это выглядит более гармонично, только почему мы взяли за начало погоню Зефира за Хлоридой? – сдвинул брови Кенджи.
– Давайте сравним даты написания, – пожал я плечами. Не прошло минуты, как он объявил год:
– «Весна» была написана в 1482 году. «Венера» – в период с 1485 по 1486 годы. Значит все верно.
– А как быть с цветами, что летят со стороны Зефира в «Рождении Венеры»? И почему сначала написана взрослая Венера, а затем ее Рождение? – потер я складку меж бровями.
– Понятия не имею. Думаю, стоит оставить картину «Весна» без изменений и отразить только «Рождение Венеры», – Кенджи забрал из рук мой смартфон и повернул ко мне состыкованные телефоны, – Что думаешь?
– «Весна» должна быть справа, «Венера» – слева, – после того как он последовал моему совету, я продолжил, – Так возвращаемся к тому, что Меркурий направляет Зефира к заново родившейся Венере.
– Больше похоже на правду, – Кенджи кивнул и отложил смартфон.
***
За окном светало. Полтора часа, проведенные в машине, пронеслись, словно ветер. Я чувствовал себя немного лучше, и теперь с интересом рассматривал окружавшие нас ландшафты. Пару раз в развалинах промелькнули чьи-то тени, но нас беспокоить не спешили. Вокруг царил мир и покой, только издали доносился раскатывающийся эхом грохот.
– Ты слышишь или мне кажется? – Кенджи приоткрыл дверь и прислушался к усилившемуся шуму.
– Что именно?
– Выстрелы, – Он повис на скрипящей дверной ручке, словно борясь с желанием выйти наружу, но повернулся ко мне со сжатыми до белизны губами и медленно закрыл дверь. – Лучше посижу в машине, – произнес Кенджи, прежде чем он вылетел из машины, а на его место села Александра.
