Детская площадка - Джейн Шемилт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ной хромает, – говорит он, вытирая рот рукой.
– На него только что упал Эш. Ничего, поправится. – Ева подходит и берет мужа за руку. Его кожа горячая и влажная. – Помнишь, какая жара стояла, когда родился Эш? – Роды оказались долгими и трудными, Эрик постоянно был рядом, нежный и внимательный, счастливый оттого, что у него родился сын. Ева улыбается. – Не верится, что нашему малышу уже три года!
– Он больше не малыш. – Эрик идет к двери и на пороге с легкой ухмылкой бросает через плечо. – Между прочим, он сказал «папа».
Муж исчезает в саду, Ева ошарашенно смотрит ему вслед. Вот и первое слово сына.
За окном Эш восседает на холме из буковых опилок и играет, пропуская их между пальцев. Он незаметно сбежал из кухни. Ева поспешно выходит наружу и наклоняется к сыну.
– Что сказал наш именинник?
Эш хватает пригоршню опилок и протягивает ей.
– Зайка, как зовут папу?
Эш ложится на спину и жмурится от яркого солнца.
Соррель спрыгивает с качелей и опускается на корточки рядом с братом.
– Я слышала, как он сказал «папа», – шепчет она.
Мать обнимает ее, и они вместе смотрят, как Эш радостно перекатывается с боку на бок.
– Везет же людям, – тихо отвечает Ева. – Жаль, что я все пропустила.
– А домик-то – сюрприз, – раздается с горки недовольный голос Поппи. – Ты должна держать Эша внутри.
Ева уносит брыкающегося малыша обратно на кухню. Ставит в холодильник шампанское и смотрит в окно на высокую фигуру Эрика, который сгребает сухие ветки для костра. Он слишком занят, чтобы отпраздновать неповторимое событие в жизни Эша прямо сейчас. Ева начинает мариновать лосося, наблюдая, как мед и соевый соус скользят по его розовой мякоти. Она изучила Эрика как свои пять пальцев. Изменились ли они оба с тех пор, как поженились? В самом начале, будучи полностью поглощенной детьми, она не придавала значения его молчанию. Тогда ей было все равно, а теперь – нет. Она убирает лосося обратно в холодильник и достает стейки, чтобы замариновать их в масле с чесноком. Эрик – прекрасный отец и верный муж, но, если она больше не скажет ни слова, их разговоры, наверное, прекратятся совсем. Ева втирает чеснок в мясо и представляет себе молчание, растянувшееся на часы, дни и месяцы. Воображает будущую жизнь, проведенную бок о бок с мужем, но в полном безмолвии. Как в монастыре. Когда она скажет Мартину, что Эш произнес первое слово, тот рассмеется и захлопает в ладоши. Они начнут болтать и постепенно перейдут к обсуждению языка и книг, романа, который он читает, или главы, которую пишет. Темой разговора может стать вид с его балкона или люди на улице, что угодно. Пустая трепотня, сказал бы Эрик, но их беседы с Мартином – окно в огромный мир. А реплики Эрика, напротив, как ставни, которыми по вечерам закрывают витрины магазинов – металлические, грохочущие. Пес хромает. Он больше не малыш.
Ева наклоняется над Ноем и проводит рукой по лапе. Тот скулит, когда она прикасается к тазобедренному суставу. Наверное, его стоит показать ветеринару. Повседневные заботы просачиваются в трещинки ее брака, заполняют их, заделывают и маскируют.
– Столы готовы. – На кухне появляется Поппи и показывает пальцем за окно. На веранде два стола, каждый накрыт на шесть персон. Зажжены свечи, расставлены разноцветные стаканы и вазочки с таволгой и лютиками.
– Спасибо, Попс. Просто чудесно. – Ева обнимает дочь и прижимает к себе, несмотря на ее сопротивление. – Может, сдвинем их, чтобы все могли разговаривать друг с другом?
– Иззи сказала, что лучше поставить отдельно.
– Хорошо. – Ева целует дочь в светло-каштановые волосы. «Не заводись, – уговаривает она себя. – Ничего страшного. Сегодня праздник, пусть».
– Что ты наденешь?
– Господи, да все равно.
Поппи выворачивается из-под ее руки и направляется к лестнице. Ева отрывает листок растущего в горшке базилика и вдыхает его пряный запах. И в словах Поппи, и в том, как она отвернулась, промелькнула манера Иззи. А чего она ожидала? Девочки очень сблизились, они перешептываются на уроках и вдвоем пропадают в саду. Они подружились, а дружба накладывает свой отпечаток на каждого. В сумерках за окном светятся свечи. Время не ждет, надо поторапливаться.
– Оставь ее в покое, – бормочет Ева себе под нос. – Пусть подрастает.
Дети меняются, но в конце концов становятся собой. Если хочешь для детей свободы, надо быть готовой рисковать.
После душа Ева одевается и внимательно оглядывает себя в зеркале. Ее фигура не такая спортивная, как у Мелиссы, и не такая изящная, как у Грейс, но руки уже покрыты загаром. Новое бледно-розовое платье красиво подчеркивает цвет лица. Она не выглядит как тридцатичетырехлетняя мать троих детей и не чувствует своего возраста. От приятного ожидания замирает сердце. Ева подводит глаза, наносит тени, подкрашивает ресницы и губы, подхватывает накидку и делает шаг назад. Смотрит на свое отражение в зеркале и улыбается.
Эрик жарит барбекю. Ева протягивает ему бутылку пива, и он чмокает ее в плечо. Это похоже на перемирие, хотя они не ссорились, и в этом, наверное, и заключается проблема. На ветках оливковых деревьев горят гирлянды, освещающие дорожку по всей ее длине от фасада дома, вдоль стен и до самого гаража и сараев.
Появляются девочки с Эшем. У Поппи на обеих щеках блестки. Соррель неровно вымазала ими лоб. Похоже, они нашли губную помаду Евы. Они выглядят старше и как-то незнакомо. В блестках даже кулачок Эша. Сестры торжественно ведут малыша к детскому домику и радостно восклицают, указывая на окошки, но тот убегает, плюхается на горку опилок и с визгом разбрасывает их по сторонам. Девочки, приуныв, медленно плетутся следом. Поппи хмурится, глядя на мать, которая позволила Эшу увидеть подарок раньше времени.
Дочки оживляются, когда приезжает Мартин с Чарли и Блейком. Поппи, гордая работой отца, проводит гостей по площадке, демонстрируя гладкие стыки и яркие стены домика. Чарли свешивается с перекладины вниз головой, касаясь волосами земли. Соррель смеется, хлопая в ладоши. Блейк съезжает с горки, держа на коленях Эша.
– Грейс все-таки не сможет приехать. – Мартин провожает глазами Блейка, когда тот несет Эша по ступенькам и
