Генерал в Белом доме - Роберт Иванов

Насколько Эйзенхауэр был компетентен как государственный и политический лидер? Его компетентность представляется нам бесспорной. Время – лучшая мера для объективной оценки деятельности любого правительства. Время, прошедшее после завершения второго президентского срока Эйзенхауэра, неопровержимо свидетельствует о том, что он умело выполнял далеко не простые обязанности главы государства.

Успешной работе аппарата президента во многом способствовало то, что он тщательно подбирал своих сотрудников и с большим уважением и вниманием к ним относился.

Личный секретарь Эйзенхауэра Энн Уитман пользовалась исключительным доверием президента. В течение всех восьми лет его пребывания в Белом доме она скрупулезно вела дневник, фиксируя многие детали работы администрации, которые были скрыты от посторонних глаз. Энн Уитман имела даже право слушать телефонные разговоры президента и заносить их содержание в дневник. Благодаря ей сохранились многие письма и бумаги Эйзенхауэра. Дневник Уитман составил 20 тыс. страниц и стал настоящей историей президентства Дуайта Эйзенхауэра. Этот уникальный первоисточник, переданный в Библиотеку Эйзенхауэра, составил специальный фонд, рассекречивание которого позволило исследователям по-новому взглянуть на многие важные стороны деятельности Эйзенхауэра. Президент Эйзенхауэр с особым вниманием относился к сотрудникам своего аппарата – женщинам. Например, если в комнату, в которой находился президент, входила его секретарь Энн Уитман, он всегда вставал, его примеру следовали все, кто был с президентом[976].

Опытный штабной работник, высокоорганизованный человек, привыкший за сорок лет военной службы к оперативному решению проблем, Эйзенхауэр чувствовал себя неуютно в окружении высшей правительственной бюрократии. «Когда брат стал президентом, – отмечал Милтон, – он обнаружил у правительственных чиновников аппарата поразительное неумение работать. И он уделил большое внимание реорганизации государственного аппарата»[977].

В годы президентства Эйзенхауэра бюрократическая машина Белого дома и многочисленных правительственных учреждений стала работать на полные обороты. И коэффициент полезной деятельности этой машины значительно возрос. Собранность и организованность президента оказывали положительное воздействие на многотысячный чиновничий аппарат Вашингтона. По старой армейской привычке Эйзенхауэр вставал в 6 часов утра. За завтраком он в течение 30 минут просматривал газеты, потом направлялся в свой офис, находившийся здесь же, в Белом доме. Проработав три часа, президент возвращался «домой», отдыхал и обедал с Мэми или несколькими друзьями, не имевшими отношения к делам. После этого он вновь работал три часа. В дальнейший распорядок дня входило также несколько партий в гольф.

Вечером президент вновь просматривал прессу, одновременно беседуя с женой или тещей. За ужином он не прочь был посмотреть по телевидению некоторые из своих любимых шоу. Время после ужина отводилось на чтение «самого различного характера». Иногда он вместе с женой смотрел здесь же, в Белом доме, кинофильмы, как правило, о жизни ковбоев или комедии, особенно если у них гостила мать Мэми. Подчас перед ужином президент посвящал свой досуг живописи.

Живописью Эйзенхауэр занялся по совету Уинстона Черчилля. К своим достижениям на этом поприще президент относился довольно скептически и с юмором. «Мои руки, – говорил он, – больше приспособлены держать топорище, чем тоненькую кисточку»[978]. Действительно, кисти рук у Эйзенхауэра были непропорционально огромными, как бы раздавленными тяжелым физическим трудом.

Установившийся порядок нарушался ради прихода друзей или в тех случаях, когда президент с супругой отправлялись куда-нибудь сами. И конечно, заведенный распорядок менялся в случае появления внуков президента, что «делало знаменитый особняк больше похожим на жилой дом, чем на музей». Эйзенхауэр очень любил внуков. Он вспоминал о них даже на официальных встречах. На Женевском совещании 1955 г., например, он заявил участникам встречи, что «с большой четверки направляется на маленькую». Президент имел в виду, что его невестка ожидала рождение четвертого ребенка.

Милтон вспоминал: «Эйзенхауэр отдал сорок лет жизни военной службе, но он был необычным военным. Дуайт знал и ценил историю. Он мыслил не командными категориями, всегда помня о человеке. Брат обладал ясным логическим мышлением. Когда он принимал какое-нибудь решение, сдвинуть его с занятой позиции было невозможно. Став президентом, брат был готов к принятию необходимых политических решений, реформированию партии, которая 20 лет находилась в оппозиции и свыклась с этой ролью»[979].

Замечание Милтона Эйзенхауэра о необходимости реорганизации республиканской партии немаловажно. За двадцать лет пребывания в оппозиции республиканская партия одряхлела, а ее аппарат во многом атрофировался. Эйзенхауэр за восемь лет нахождения в Белом доме сумел многое сделать, чтобы активизировать деятельность и национальных, и местных организаций партии. Инициатором привлечения молодых свежих сил в ряды республиканцев являлся Милтон, предложение которого нашло всемерную поддержку у президента. Почти все министры Айка были одногодками президента, но он понимал назревшую необходимость омоложения республиканской партии.

Ларсен приводил слова президента о том, что надо «влить в республиканские вены свежую кровь в виде молодых кандидатов в конгресс». Президент говорил, что необходимо поторопиться с решением этого вопроса, «с тем чтобы, когда соберется республиканский Национальный съезд, не пришлось бы искать лидеров – ровесников испано-американской войны»[980]. Личная популярность Эйзенхауэра, внимание, уделявшееся его администрацией работе с молодежью, дали ощутимый результат. Милтон Эйзенхауэр не без основания подчеркивал, что президент получил «необычайно активную поддержку со стороны молодых республиканцев»[981].

Лица, близко знавшие Эйзенхауэра и проработавшие с ним много лет, характеризовали его как достаточно гибкого политического деятеля, отнюдь не заскорузлого консерватора. За несколько месяцев до республиканского Национального съезда 1964 г. он выступил с осуждением Барри Голдуотера, который всегда и везде подчеркивал, что он является консерватором. «Главное, что надо помнить, – говорил Эйзенхауэр, – это то, что история – дорога с односторонним движением. Вы не можете идти по ней вспять»[982]. Президент не без оснований считал, что перманентный консерватизм – не лучший путь к решению сложнейших политических и социально-экономических проблем. Постоянный консерватизм был чем-то сродни пессимизму, который ни в коей мере не импонировал Дуайту Эйзенхауэру. «Пессимизм, – подчеркивал президент, – никогда не выигрывал сражений»[983]. А к дипломатическим, политическим и социально-экономическим проблемам Эйзенхауэр относился как к сражениям, которые можно только выиграть или проиграть. «Ничто не может заменить победы»[984], – любил повторять президент.