Судьба - Николай Гаврилович Золотарёв-Якутский

Как-то Федор сказал своему другу-командиру:

— Отпустил бы ты меня, Алексей, на неделю-другую на родину поискать жену с сыном. Сил моих нет!..

Гудзинский вздохнул, опустил глаза:

— Потерпи еще — больше терпел. Вслед за ледоходом и мы тронемся в Якутию. Будем устанавливать там нашу пролетарскую власть. Там ты очень нужен будешь. И жену с сыном скорее разыщешь. Советская власть поможет.

Слова командира приободрили Федора, он стал с нетерпением ждать ледохода.

В начале мая Витим потемнел, взломал свои льды. Бурным течением унесло их в Лену. В Бодайбо вернулись пароходы, зимовавшие в Воронцовке. Отряд Гудзинского конфисковал у пароходовладельцев два парохода: «Святой Иннокентий» и «Тихон Задонский».

Слова «Святой Иннокентий» закрасили черной краской и рядом на борту написали: «Революционный». «Тихона Задонского» переименовали в «Диктатора».

Гудзинский распорядился в течении пятнадцати дней произвести профилактический ремонт пароходов и приготовиться к отбытию.

Отряд погрузился на пароходы, оставалось только подать команду: «Поднять якоря!». В это время Гудзинскому доложили, что снизу показалось два парохода. Никто не мог сказать, кто плывет. Решили ждать.

Наконец пароходы показались из-за поворота реки. Красногвардеец, старый приискатель, опознал их. Первым тяжело шел против течения «Гонец», за ним на почтительном расстоянии бороздил волны «Борец». На мачтах и на флагштоках не было никаких опознавательных знаков и флагов.

— Может, из Киренска идут, с грузом, — высказал предположение приискатель. — А может, из Жигалова. Там, должно быть, власть еще не переменилась.

Красногвардеец, стоявший рядом с Гудзинским, возразил:

— Если бы с грузом, тащили бы баржи или карбаза. Никаких грузов не видать.

Проходы бросили якоря на середина реки. На палубы высыпали вооруженные люди.

Гудзинский закричал в переговорную трубу:

— Эй, на борту! Вы кто такие?

— А вы кто такие? — закричали в ответ.

— Именем Советской власти приказываю сложить оружие! — повысил голос Гудзинский.

— Так мы тоже красные! — отозвались с борта. — Пришлите своих представителей.

Гудзинский приказал Федору и Джемалдину сесть в лодку и плыть к пароходам.

Федор оставил Джемалдина в лодке, а сам поднялся на борт ближнего парохода. Его встретил пожилой, рослый человек в кожаной тужурке, с маузером. Он уставился на Федора серыми глазами и сказал:

— Ну, рассказывай, кто вы такие?

— Отряд Гудзинского. А вы?..

Человек в тужурке крепко схватил за руки Федора, притянул к себе:

— Гудзинский, говоришь, Алешка? Наш!.. Братва, наши! — закричал он на всю палубу. — Поднимай флаг!

По мачте вверх тут же скользнул красный флаг, затрепетал на ветру.

— А я — Столяров, — тыча себя в грудь, представился человек. — Столяров. Слыхал о таком?

Федор не слышал о Столярове.

— А мы думали, в Бодайбо еще Керенский. Торопились. Оказывается, без нас обошлись! — возбуждено шумел Столяров. — Ну-ка, вези меня к Алешке. Мы с ним старые друзья!

Вскоре Столяров и Гудзинский мяли друг друга в объятиях и восклицали:

— Вася!..

— Алешка!..

— Сколько лет, сколько зим!..

— Не ждал подмоги?..

— На каком ветру ты так, браток, задубел? — разглядывая друга, спросил Гудзинский.

— На том, что и ты, дружище, на революционном!

— Далеко ли путь держишь, если не секрет?

— В Якутск, — ответил Столяров, — Советскую власть устанавливать. А по пути решили сюда заглянуть, помочь пролетариям.

— Ну и мы в Якутск собрались.

— А тут кого оставляешь?

— Человек сорок наших останется.

— Мало, — хмурясь, заметил Столяров.

Командиры отрядов пошли в каюту совещаться.

На следующий день весь отряд Гудзинского, состоящий из четырехсот пятидесяти штыков, и сотня бойцов из отряда Столярова разместились на «Гонце», «Революционном» и «Диктаторе» и взяли курс на Якутск. Остальные бойцы Столярова остались в Бодайбо.

Гудзинский разбил отряд на взводы и отделения. Федора назначили командиром отделения, в которое вошли только якуты.

— Будете разведчиками, — объявил командир.

Черев сутки суда пришвартовались у причала возле деревни Витим, где река Витим вливается в Лену. После короткого отдыха «^Революционный», «Диктатор» и «Гонец» вошли в русло Лены. Еще через сутки на берегу реки между скал в низине показалось cело Нерюктейск.

Пароходы встречала местная «власть»: урядник, пять милиционеров, с десяток казаков. Узнав, кто находится на борту, урядник, седой великан, страдающий одышкой, приказал своим подчиненным сложить оружие. Гудзинского, сошедшего на берег в сопровождении красногвардейцев, он встретил низким поклоном. Жирная физиономия урядника расплылась в неестественной, настороженной улыбке.

Гудзинский вплотную подошел к уряднику и ледяным голосом спросил, есть ли в Нерюктейске казенные склады с продовольствием.

— Так точно!.. — рявкнул урядник, вытянув руки по швам. Фуражку с кокардой он держал в руке.

— Именем революции продовольствие реквизируется для нужд красногвардейского отряда, — объявил Гудзинский. — Впрочем, ваша власть кончилась.

К причалу подходили люди. Вскоре собралась целая толпа.

— Федор, — обратился к другу Гудзинский, — расскажи народу, кто мы, и объясни, что отныне здесь — Советская власть. Пусть изберут председателя ревкома.

Как только Федор заговорил по-якутски, его плотно окружили. Лица оживились. Федор сказал, видимо, что-то смешное, потому что все рассмеялись, поглядывая на урядника. Тот продолжал стоять с обнаженной головой, с застывшей вымученной улыбкой.

— Заключенные есть? — спросил у него Гудзинский.

— Никак нет!..

Не прешло и полчаса, как Федор представил Гудзинскому новоиспеченного председателя ревкома. Это был худощавый человек в больших, не по ноге торбазах. Лет ему было не больше тридцати. Щелочки глаз смотрели дружелюбно.

Гудзинский протянул револьвер, изъятый у урядника.

Якут с достоинством принял оружие, провернул барабан, проверяя патроны, и, озорно подмигнув Гудзинскому, спрятал револьвер в карман брюк.

Провожать пароходы пришло все село. Женщины держали на руках детей, мужчины степенно поднимали головные уборы, помахивая ими в воздухе. Особняком, все в той же позе, стоял бывший урядник…

В Маче было неспокойно. Кто-то упорно распространял слухи, что вот-вот переменится власть, придут большевики. Но какой именно будет новая власть, никто не имел ни малейшего понятия. Купец Шарапов пугал, что большевики все «присутственные места» отдадут каторжникам, ворам и убийцам. Всякие слухи ходили о новой власти, которая хозяйничает где-то в России, в Сибири…

В прошлом году в это время по Лене уже ходили пароходы, а нынче на реке ни одного дымка. Но жители Мачи собирались вечерами на берегу и продолжали ждать, терпеливо, настойчиво, тревожно… Как же без парохода? Пароходы приносят новости, привозят людей, связывают село с большим миром.

Майя не выходила на берег — слишком много горьких воспоминаний вызывал у нее один вид причала. Это пароход увез Федора в Иркутск. Даже пароходный гудок болью отдавался в сердце.

Единственной радостью Майи был Семенчик. Ему исполнилось шестнадцать лет, но можно было дать все восемнадцать. И грамотный — нынче, окончил двухклассную церковноприходскую школу, — и обходительный, и ласков с матерью. В Маче мало было грамотных, поэтому к Семенчику валом