Птицы небесные. 1-2 части - Монах Афонский

Безкорыстная помощь ближним изменяет эгоцентричный ум, делая его христоцентричным, когда в нем тихо загорается утренняя звезда первой благодати.

Держась друг друга, чтобы не потеряться в густом тумане, Андрей и я спускались к реке.

Чем ниже мы продвигались, тем воздух становился теплее, хотя небольшой дождь продолжал сыпать сверху мелкими ледяными каплями. Сквозь туман изредка начало проглядывать солнце. Лес сразу ожил, наполнился птичьими голосами и теплом. Грозный гул реки заставил нас насторожиться: от прошедшего ливня Бзыбь вздулась и своим гулом словно предупреждала нас о новой опасности. Выйдя к берегу, мы впали в отчаяние.

— Батюшка, мне сегодня же нужно попасть на Псху, чтобы завтра улететь самолетом! А то я пропал — меня за опоздание может уволить наместник…

— Понятно, Андрей, давай искать вместе, где можно переправиться… — согласился я, хотя внутренне оробел при виде быстро несущейся и клокочущей серой воды, которая метрах в пятидесяти ниже по течению с ревом ударялась о каменные пороги.

Увидев, что небольшая галечниковая отмель, заросшая лозняком, разделяет речную стремнину на два рукава, я указал Андрею на этот участок берега:

— Здесь, может быть, удастся перейти поток, но приготовься к тому, что река собьет нас! Главное, суметь ухватиться за ветки на другом берегу, чтобы нас не унесло на пороги… Ты готов?

— Готов, батюшка!

Мы перекрестили сами себя и нашу переправу. Как только мы вошли в холодное течение, оно сразу сбило нас с ног. В резиновые сапоги набралась вода, и они мгновенно своей тяжестью утянули нас на дно. Глубина реки была в этом месте примерно по грудь, но холодный бушующий поток накрыл нас с головой, и пришла мысль, что мы уже утонули.

Нас потащило течением вниз, но как только я почувствовал под ногами дно, то с усилием оттолкнулся от него, чтобы вдохнуть воздух. И только сделал один вдох, как меня снова сбило с ног. Мельком я успел заметить, что мой друг пытается делать то же самое. Рюкзак не успел еще промокнуть и, подобно спасательному кругу, тянул наверх. Так, отталкиваясь от дна ногами и двигаясь наискосок в направлении острова, выныривая и вновь погружаясь в воду, я пытался встать на ноги, борясь с большим буруном, который образовался справа у моего тела. Стараясь не смотреть на бушующие ниже пороги, я ухватился за ветви лозняка и выбрался на спасительный остров. Рядом из воды выбрался Андрей. Тяжело дыша, мы вылили из сапог воду и, не задерживаясь, стали переходить второй рукав реки, который был помельче, только более широкий.

На галечниковом берегу мой товарищ согнулся и со стоном лег на гальку:

— Опять ногу захлестнуло… — простонал он. — Наверное, от холода, батюшка… Вправьте опять мне мышцу, пожалуйста…

Солнце снова скрылось за тучами, и сильно похолодало. Температура воды в реке была примерно градусов восемь. Мы дрожали от озноба, так как снова начал моросить холодный дождь. В отличие от прошлого раза, когда я вправлял ногу Андрею, сил у меня уже не оставалось никаких. Ногу его крепко свело. Покрытый гусиной кожей, Андрей посинел от переохлаждения. Вдобавок сильно кусали комары.

Как я ни старался, как мы ни молились, у нас ничего не вышло. Я ослаб от недоедания и от холода, а нога моего несчастного друга не разгибалась ни в какую, несмотря на все мои усилия.

— Придется идти так как есть… — простонал бедный Андрей, убедившись в безполезности моих попыток.

Из толстой ветки граба я вырезал ему посох. Лыжные палки мы спрятали в кустах и побрели в скит, поливаемые порывистыми шквалами дождя и продуваемые холодным ветром.

Когда мы на середине пути приблизились к знакомому водопаду, то почувствовали тепло. В синеющем окошке небес засияло лучистое солнце. Мы снова попробовали вправить мышцу, но попытки не дали никакого результата. Даже в скиту никто не смог помочь Андрею. Он, постанывая, доковылял до аэродрома и попрощался со мной возгласом:

— До новой встречи!

Ногу ему вправили только в Лавре. Один Бог знает, сколько он натерпелся по дороге в Москву.

В скиту отец Пимен без устали продолжал обустраиваться и строиться. Вместе со всеми я продолжил ограждать изгородью большую территорию скита от бродячих свиней и коров. Архимандрит, с видимым удовольствием и интересом, делал пристройку к дому, очень необходимую к зиме. Напиленные им бензопилой толстые и невероятно тяжелые доски мы прибивали к стойкам длинными гвоздями. Наконец пришел со Псху печник, давно обещавший нам сложить в доме русскую печь. На лошадях он привез две обвязки кирпичей и сложил очень неплохую печь с духовкой и лежанкой, чтобы зимой на ней можно было лечить простуду. Мой умелый в поварских делах друг освоил с послушниками выпечку хлеба и радовал всех толстыми аппетитными лепешками, испеченными на сковороде. Я продолжал жить в палатке на огороде, так как еще стояли теплые дни. Мы собирали в саду крупные яблоки, падающие с огромных старых яблонь, а братья варили из этих яблок компоты. Сушеные сладкие груши служили нам деликатесом, как мед и картофель со Псху.

Монашеское правило и богослужебный круг в скиту перестроили всю нашу жизнь. Особенно всем нравились ночные богослужения, которые нам благословил отец Кирилл. Хотя ночные бдения были тогда в новинку, но даже те из ребят, которые поначалу иной раз с неохотой поднимались на службу под перезвон нескольких будильников, теперь с радостью приходили к двум часам ночи на чтение утренних молитв и пение по богослужебным книгам. На ночной службе читались полунощница, утреня и изобразительны. С шести — шести тридцати мы отдыхали, а в девять утра выходили на послушания. В одиннадцать пили чай с медом и лепешками. Перед обедом, в половине третьего, читали вечерню. Повечерие с монашеским правилом читали в шесть вечера и расходились. Часть большой комнаты мы с отцом Пименом отгородили белыми простынями и поставили там наш небольшой престол и рядом с ним жертвенник. В этом скромном храме архимандрит с большим благоговением служил воскресные и праздничные литургии. По четкам все молились отдельно, кто как мог. Мне привычно было молиться в палатке, под мелодичное стрекотание ночных сверчков и кузнечиков.

Как-то во втором часу ночи ко мне пришел мой друг Адриан:

— Батюшка, вы не спите?

— Нет… — выглянул я из палатки.

— Можно с вами побыть? Не спится что-то…

Я вылез наружу. Присев на траву, мы тихо беседовали под ночным яснозвездным небом. Адриан неожиданно схватил меня за рукав подрясника:

— Батюшка, смотрите, что там такое?

Я взглянул в направлении, куда указывал Адриан. Над дальней горой, со стороны моря, где никогда не летали самолеты, беззвучно двигалось нечто овальное, внушительного размера, по краям этого овала переливались разноцветные огни. Вид был пугающий.

Я быстро достал из палатки крест и начал громко читать девяностый псалом «Да воскреснет Бог и расточатся врази Его…». Мой друг, дрожа всем телом, спрятался за меня. Светящийся овал наплывал на нас, не издавая никакого звука. Когда я уже заканчивал чтение псалма и перекрестил эти разноцветные огни в небе, оттуда раздался грохот. С оглушительным ревом этот пугающий предмет промчался над нашим домом и скрылся за горой позади нас.

— Что это было, батюшка?

— Не знаю, Адриан… Гадость какая-то… Пойдем расскажем отцу Пимену!

С чердака спустился Валерий:

— Что это за грохот среди ночи?

Все вместе мы принялись будить начальника скита.

Мой друг с неохотой проснулся:

— Зачем вы меня будите? Еще же не два часа?

— Отец, покропи, пожалуйста, все вокруг и всех нас святой водой, а то какая-то дрянь летала в небе…

— Эх, жаль, что разбудили… Мне во сне сейчас батюшка снился!

Но все же, выслушав нашу сбивчивую историю, он старательно окропил всех нас и всю территорию скита. Мы дружно отслужили молебен о здравии насельников нашей кавказской пустыни. Больше такие явления не повторялись.

День за днем холодало все больше. В доме топили печь. Мне пришлось перебраться на чердак, где находилась теплая печная труба. Дым выходил через щели в крыше. На Псху печные трубы не выводят сквозь крышу, потому что накопившийся снег срывает их напрочь. Иногда на чердаке бывало очень дымно и холодно, но, так как потолок в комнате оставался дырявым, все тепло помещения приятно грело спину и в спальнике мне было тепло. Дыры временно я закрыл снизу фанерными щитами, подперев их стойками. Все наши коты и кошки, штук шесть или семь, собирались к ночи у меня на спальнике и придавливали грудь и ноги своим весом. Я пытался сталкивать их, но это оказалось безполезно. Они сладко мурлыкали на мне, добавляя моему телу свое тепло в холодные и сырые ночи.

В один из октябрьских дней мы занимались заготовкой дров и укладывали напиленные архимандритом дрова под навес за домом. Отец Пимен находился внутри, занимаясь выпечкой хлеба, который у него получался удивительно вкусным. Метрах в пяти от себя в кустах, к моему полному изумлению, я увидел невероятно красивую собаку с пушистым хвостом. Шерсть у нее была серая, а голова — как у овчарки, с маленькими острыми ушами. Мне показалось, что это чья-то заблудившаяся собака. У меня всегда с этой породой был хороший контакт, и я позвал ее: