Тревожные сны царской свиты - Олег Попцов

За якобы рядовым перераспределением обязанностей всегда стоит что-то не рядовое. У банкиров свой расчет. Деньги лучше давать тому, кто их способен вернуть. Человек при газе и нефти это может сделать всегда.

Но вернемся к нашим раздумьям о средствах массовой информации.

Трудно сказать, почему именно моя кандидатура возникла в качестве руководителя будущей телерадиокомпании. К этому времени мне уже было сделано, как принято говорить, несколько серьезных предложений. Обсуждались разные варианты — и работа в правительстве, и в Верховном Совете по курированию СМИ, и непосредственно в команде Бориса Ельцина.

На все предложения я отвечал отказом. Я сравнительно недавно появился в «Московских новостях», и переход на какое-то значимое властное место меня не увлекал. Тем более что такой шаг я счел бы непорядочным по отношению к Егору Яковлеву, а он, как я понимаю, с моим приходом в «МН» связывал какие-то творческие надежды.

От всех этих дерганий я ощущал достаточный дискомфорт. Все время кто-нибудь звонил, предлагал очередную немыслимую идею моего будущего должностного роста. Самым цепким оказался Михаил Полторанин.

Полторанин уловил мою предрасположенность к политике. Заметил, что я легко ориентируюсь во всевозможных политических перипетиях, и решил на этом сыграть. Тут он был прав — я действительно интересовался политикой и, рискну сказать, даже разбирался в ней. Я прошел неплохую жизненную школу, отстаивая свое «Я». И по этой причине фундамент независимых суждений, а по моим понятиям это и есть вершина власти, так вот, этот фундамент был у меня не наносной. Но все эти облагораживающие частности справедливо назвать вторичными.

Александр Тихомиров очень хотел быть руководителем телерадиокомпании. И неважно какой: этой «Всероссийской» или «Останкино». Хотел — и все тут. Саша был убежден, что имеет на это право. Он не скрывал своего желания и говорил на этот счет достаточно откровенно. Николай Травкин, такой же депутат, как и мы, фигура хозрасчетно-легендарная — он вроде как дружил с Тихомировым. Так вот, Травкин не один и не два раза слышал эти тихомировские исповедально-обличительные монологи. И своим полуудивленным вниманием внушал Тихомирову уверенность: Александр, ты прав, вперед!

Я с Сашей Тихомировым был знаком, скорее, как телезритель. У Тихомирова лицо неглупого, замкнутого человека. Черты лица крупные, даже тяжелые. Бровастый, нависающий лоб и явно выраженный подбородок. Характер властно-упрямый. Разумеется, он знал телевидение и телевизионный мир. И фразы он произносил литые: вот мы придем и наведем порядок! Кто входил в это понятие «мы», я не знаю. Отношение к тем же Любимову и Политковскому, собратьям по депутатской и телевизионной скамье, у Тихомирова было неоднозначным. Наверное, и не без основания. Где-то в душе он считал этих двух слишком благополучными, уверовавшими в свою звезду, свою телевизионную миссию персоналиями. Ничего не поделаешь — их видели, их узнавали на улице, их числили первооткрывателями и сотворителями прямого эфира. Он и не очень спорил с ними. В их словах была определенная правота. За исключением одной немаловажной детали — первооткрывателем Александр Тихомиров считал себя. А эти ребята, хотя и даровитые, но слишком саморекламные. И им еще надо, ох как надо пообтереться. Да и углы пооббивать, чтобы спесь убавилась, прежде чем претендовать на самые первые роли.

Я с интересом наблюдал эту вполне оправданную телевизионную ревность, однако в полемике на этот счет старался не участвовать. Мне были абсолютно понятны и сам Тихомиров (а он действительно делал очень фактурно, в своей манере программу «Семь дней»), и Александр Любимов, и Александр Политковский, и Владимир Мукусев. Я любил программу «Взгляд». В тех перводемократических родовых схватках нас мало было назвать союзниками, мы были на одной баррикаде, в одном окопе. Как, впрочем, и Саша Тихомиров с чуть большей степенью обидчивости и претензий по поводу недостаточного внимания к себе. А если от этих частностей отрешиться, мы неплохо понимали друг друга. Вообще об этой новой телевизионной генерации, в простонародье именуемой «молодежка», следует сказать особо.

Сотворителями и придумывателями были, разумеется, те, кого не было в кадре. Два Анатолия — Лысенко и Малкин. Отцы-основатели, отцы-сотворители. Разумеется, и руководители «молодежки» в конце 70-х и в 80-е годы — Эдуард Сагалаев, Александр Пономарев, вчерашние комсомольские функционеры, сыграли значительную роль. Это было вполне оправданно и объяснимо. Громадная масса прогрессивных идей по обновлению общества вызревала в молодежной среде. Не в силу сверхпрогрессивности комсомола или его высших руководителей. Комсомол хотя и был слепком партии в структурном построении, но не мог стать таким слепком по жизненной энергетике. Громадная масса молодых, подвижных, любознательных, энергичных людей, менее закомплексованных в силу молодости, не повязанных бытовыми условностями и заботами. Структурно и идеологически являясь резервом партии, комсомол превратился в силу, взрывающую закостенелость, и как-то постепенно переродился в некое экспериментальное поле, что тоже являлось частью все того же концептуального замысла. На комсомоле проверялись новые идеи. С большой отчетливостью эта тенденция стала проявляться после смерти Сталина, превратившись в конечном итоге в осмысленную идею эволюционного реформирования самого состояния «комсомол».

Естественно, что при абсолютном диктате партии можно было рассчитывать только на сознательно закамуфлированную эволюционность в сторону свободы слова, эксперимента в сфере организации труда, экспериментов в экономике, строительстве. Стали появляться как грибы после дождя молодежные кооперативные жилищные комплексы, объединения и клубы технического творчества молодежи, молодежные театральные студии — абсолютно все и всюду с добавлением слова «молодежный». Это было как пропуск в экспериментальное пространство. Страна вроде та же, но суть другая — торжество новых поветрий.

Правомерно сказать, что в это время самыми открытыми и неудобными становятся молодежные газеты и журналы. Молодежная редакция Центрального телевидения и радиостанция «Юность» — составные этого общего процесса. О программе «Взгляд», как и о ее предшественнице «12-й этаж», можно без преувеличения сказать, что для телевидения это были явления переворотные, заставившие в конце концов меняться все телевидение и радио как в смысле информации, так и в смысле аналитики. Политковский, Листьев, Любимов, Мукусев, Тихомиров олицетворяли этот демократический прорыв на телеэкране. Их смотрели и с их именами связывали все перестроечное новаторство в сфере масс-медиа. И на волне этой всенародной популярности все они ринулись во власть, принимая эту самую власть как очередной игровой политический расклад. Так они стали народными депутатами. Хотя никто из них, как, впрочем, и подавляющее большинство других депутатов к законодательной деятельности не были предрасположены, более того, не имели о ней никакого представления. Просто было приятно и престижно считаться народным депутатом. И потом, в их жизненные планы входило взятие власти, о чем они говорили вслух. И прежде всего — власти на телевидении. И в этом смысле депутатство было неплохим трамплином, с которого можно быдло совершить этот прыжок в ту главную для них профессиональную власть. Особняком стоял Саша Политковский, в то время тоже сверхпопулярный телегерой. Я не оговорился. Если Любимов, Мукусев, Тихомиров были телеведущими, то Политковский избрал другое амплуа — телегероя. И преуспел в этом жанре достаточно.