История России с древнейших времен. Книга IX. Начало 20-х годов XVIII века — 1725 - Сергей Соловьев

Но если торговля должна была усиливаться вследствие приобретения морских берегов и забот правительства, очень хорошо понимавшего важное значение ее, то старый порядок вещей, которого никакое правительство сломить было не в состоянии, противопоставлял страшные препятствия желанному усилению торговли. В продолжение многих веков служилое сословие привыкло непосредственно кормиться на счет промышленного народонаселения; в государстве земледельческом горожане-промышленники не могли приобресть важного значения, составить аристократию движимого имущества, денежную аристократию, не привыкли к самостоятельному значению, самостоятельной деятельности, к самоуправлению; самоуправление, данное Петром, застало врасплох, и посадские люди вели себя в этом отношении очень неряшливо; исправление обязанностей самоуправления казалось лишнею тягостью, богатые теснили бедных и заставляли их жалеть о воеводах, а между тем старинные отношения мужей к мужикам , вследствие чего служилый человек презрительно относился к промышленному человеку и позволял себе на его счет всякого рода насилия, — эти старинные отношения давали себя беспрестанно чувствовать, причем самоуправление, данное промышленному сословию, усиливало нерасположение к нему в людях, у которых вырывали из рук богатую добычу. Приведем несколько примеров тому. Главный магистрат представил длинный список купецких людей, которые были захвачены разными ведомствами и судебными местами, и, несмотря на промемории главного магистрата, ни сами они, ни дела их не были пересланы в это учреждение, и некоторые из них умерли в жестоком заключении. Бургомистры и ратманы московского магистрата писали в Главный магистрат, что ратманы от купечества в заседания не ходят, а им одним всяких дел отправлять невозможно. Костромские ратманы доносили в Главный магистрат: «В 719 году, после пожарного времени, костромская ратуша построена из купеческих мирских доходов, и ту ратушу отнял без указу самовольно бывший костромской воевода Стрешнев, а теперь в ней при делах полковник и воевода Грибоедов. За таким утеснением взят был вместо податей у оскуделого посадского человека под ратушу двор, и тот двор 722 году отнят подполковника Татаринова на квартиру, и теперь в нем стоит без отводу самовольно асессор Радилов; и за таким отнятием ратуши деваться им с делами негде; по нужде взята внаем Николаевской пустыни, что на Бабайках, монастырская келья, самая малая и утесненная, для того, что иных посадских дворов вблизости нет, и от того утеснения сборов сбирать негде, также и в делах немалая остановка».

По одному делу велено было послать в Зарайск из коломенского магистрата одного бурмистра, но коломенский магистрат донес: этому бурмистру в Зарайске быть невозможно, потому что в Коломне в магистрате у отправления многих дел один бурмистр, а другого бурмистра, Ушакова, едучи мимо Коломны в Нижний Новгород, генерал Салтыков бил смертным боем, и оттого не только в Зарайск, но и в коломенский магистрат ходит с великою нуждою временем. А с другим бурмистром такой случай: обер-офицер Волков, которому велено быть при персидском после, прислал в магистрат драгун, и бурмистра Тихона Бочарникова привели к нему, Волкову, с ругательствами, и велел Волков драгунам, поваля бурмистра, держать за волосы и за руки и бил тростью, а драгунам велел бить палками и топтунами и ефесами, потом плетьми смертно, и от того бою лежит Бочарников при смерти. По приказу того же Волкова драгуны били палками ратмана Дьякова, также били городового старосту, и за отлучкою этих битых в Коломне по указам всяких дел отправлять не могут. Да в 716 году воинские люди убили из ружья Евдокима Иванова, а кружечного сбора бурмистра били так, что он умер. В 718 году драгуны застрелили из фузей гостиной сотни Григорья Логинова в его доме. Из псковского магистрата в Главный прислан был длинный список обид посадским людям.

Что же было делать промышленным людям, чтоб избежать таких притеснений, такого бесчестья? В старину они закладывались за сильных людей, которые и обороняли их от своей братьи. Но в XVII веке против закладничества были приняты строгие меры. Трудно стало закладываться за частных людей, стали закладываться за особ царского дома. Мы видели, как разбогатевшие ямщики записались в сенные истопники к комнате царевны Натальи Алексеевны. Когда в Сенате в 1722 году было окончательно решено: «Беломестцам лавок за собою, а купцам деревень иметь не надлежит» — и Главный магистрат распорядился исполнением этого решения, то служители двора герцогини мекленбургской Екатерины Ивановны подали ей просьбу: «В прошедших годах имели мы в торгу свободное время и торговали невозбранно, только с этого промысла платили в окладную палату положенного с нас на год по 25 рублей, поносовую палату (?) — по 2 рубля, в слободу давали мы посадским людям в подмогу по 10 рублей, настоящие пошлинные деньги также платили. В нынешнем, 724 году прислан указ из Главного магистрата во все ряды — велено беломестцев описать, лавки их запечатать и торговать запретить, дабы беломестцы записывались в слободы в равенство с купечеством.

А нам записываться в слободу невозможно, потому что отцы наши служили при дворах государевых и мы ныне служим при доме вашего высочества. Просим, чтобы нам поведено было содержаться в прежнем состоянии торгов наших».

Промышленники небогатые дорожили местами придворных служителей при малых дворах, чтобы безобиднее и выгоднее торговать; промышленники богатейшие стремились занять важные места при большом дворе, чтоб избавиться от необеспеченного положения. В начале 1722 года именитому человеку Александру Строганову объявлено в Сенате, что он пожалован в бароны. В 1724 году Марья Строганова с детьми Александром и Николаем били челом: «Пожалованы мы призрением ныне сына моего меньшого (Сергея) в комнату государыни цесаревны. А я, раба ваша, несведома, каким порядком себя между другими вести; также и сыновья мои чину никакого себе не имеют, а указом вашего величества всему гражданству определены различные чины и места по своим рангам, чтоб всяк между собою свое достоинство ведал. Просим, дабы я пожалована была местом, а дети мои чинами ради приходящего всенародного торжества коронования императрицы». Примеру Строгановых последовал богатый купеческий сын Алексей Гурьев и подал просьбу императрице Екатерине: «Отец мой из купечества из гостиной сотни определен и был в С.-Петербурге инспектором и умер в 1714 г. Я остался без всякого определения и был под протекциею царицы Прасковии Федоровны, а после ее кончины немалые мне чинятся обиды и нападки от многих людей; а в купечестве я нигде никакими делами не обязан и торгов, как прежде, не имел, так и ныне никаких не имею. Прошу вашего величества высокой милости, дабы для всемирной радости (коронации Екатерины) поведено было мне быть при доме вашего величества и жить в Москве и о том дать мне ваш государев указ за службы отца моего и для усердного радения и учиненной вашему величеству прибыли, что родственники мои построили своими деньгами город каменный на реке.Яике и для рыбной ловли учуг, который и ныне зовется нашим прозванием — Гурьев-городок — и стал в 289942 рубля, и от того города собирается прибыли в вашу казну по нескольку тысяч рублей».

Трудно было противостоять искушению выйти из промышленного сословия после того, что случилось с купцом Богомоловым по рассказу зятя его Ивана Воинова. «Тесть мой, гостиной сотни Алексей Васильев Богомолов, был в Москве знатный и богатый человек, имел у себя каменья драгоценного, алмазных вещей, жемчугу, золотой и серебряной посуды, червонцев и талеров и денег многочисленную казну; из высоких господ также именитый человек Строганов, гости и гостиной сотни чернослободцы, иноземцы и греки, купецкие люди и всяких чинов брали у него взаймы денег; а двор его в Москве был в Белом городе подле Вознесейского Варсонофьевского девичьего монастыря, палатного строения много и ограда каменная, а ценою тот двор стоит пяти тысяч и больше. И был тесть мой вхож в дом блаженной памяти к князю Борису Алексеевичу Голицыну, потому что он, князь, всякие дорогие вещи у него покупал; и по той его познати (знакомству) приезжал в дом к тестю моему сын Князя Бориса Алексеевича, князь Сергей Борисович, будто ради посещения и, усмотря тестя моего древность и одиночество, жены, детей и родственников, кроме меня, нет, приказал людям своим сослать всех людей, которые жили у тестя моего в доме при нем, а вместо них поставил к тестю моему в дом своих людей человек с десять, будто для обереганья и чтоб постою не было, и приказал людям своим тестя моего со двора никуда не спускать, таже и к нему не пускать ни меня и никого; когда тесть мой упросится слезно к церкви божией сходить, и тогда за ним люди княжие ходили, а одного его не пускали, и про то известно Варсонофьевского монастыря священникам с причетниками, игуменье с сестрами, тутошним соседям и той церкви прихожанам. В 713 году князь Сергей Борисович побрал тестя моего пожитки и другие вещи и весь скарб его к себе взял, также всякие крепости на должников и на закладные дворы и лавки, с пожитками тестя моего забрал вместе и мои, которые стояли у тестя, и от того разоренья пришел я во бесконечную скудость, одолжал и скитаюсь с женою и детьми по чужим дворам, а тестя моего отослал князь с людьми своими неволею в Богоявленский монастырь; тесть мой тут плакался, потому что князь отлучил его от дому и от пожитков и от обещанного ему кладбища Варсонофьевского монастыря, где он приказывал тело свое похоронить, потому что в том монастыре тесть мой построил церковь и ныне та гробница есть. И с той печалитесть мой в Богоявленском монастыре и умер бельцом, и погребен там».