Змеиный Зуб - Ирина Сергеевна Орлова

– Едва ли стоит рисковать своим разумом, – аккуратно сказала Валь. – Мы ценим ваш порыв, но лучше останьтесь.

– Хорошо. Но, если что, я всё равно к вашим услугам.

Они вернулись в пропитанный болью дом уже вдвоём. И там, когда лорд Оль-Одо достал большие хирургические ножницы, Валь вдруг поняла, что лишается чувств. Она схватилась за угол камина; а Сиза успела увидеть её позеленевшее лицо и выдворила её в коридор.

Сколько всего она уже успела повидать, но, как представила, что эти ножницы будут наживую резать плоть, так уже не могла держать себя в руках. Ноги отнялись, и она села на скамейку под окном. Из комнаты доносились жалобные подвывания Кеи и ругань Себастиена с Сизой между собой.

Халломон, Халломон… Пытаясь отдышаться, Валь вспоминала сказки о Халломоне. Он жил тысячу лет назад и был одним из любимых детей Рендра. Морской змей, длинный, как боевой фрегат, он очень любил греться на солнце. С этим было связано множество курьёзных историй: его можно было как-то приманить с помощью зеркал, если она правильно помнила.

Зеркала? Убить Экспира зеркалами, отразив солнце? Но солнечных дней на острове раз-два и обчёлся, и он наверняка проведёт их в своём секретном логове.

Что ещё? Халломон умер, когда подошёл к концу его змеиный век. Он забрался на самый верх гор и разлёгся там. Одна губа его задралась, и торчащий из его рта клык впитал в себя столько солнца, что, говорят, стал светиться в темноте. Согласно легенде, именно он венчает корону, что носили когда-то змеиные владыки.

Это и есть ответ? Если да, то она его не поняла. Валь призвала к себе всю свою смекалку, но шум из спальни сбивал её с толку и вызывал в нервную дрожь. Она не могла толком вернуться к своим мыслям, пока её не вырвал из оцепенения долгожданный крик новорождённого. В тот же момент она вскочила и кинулась в спальню, потому что поняла, что она там нужна.

– Бери! – заявила Сиза и вручила ей мокрый пищащий свёрток с малышкой. Это была девочка! Валь, не успев поймать глаза Кеи, ринулась к купели и вытащила оттуда мокрое полотенце, которым принялась обтирать самую юную леди Ориванз. Руки у неё уже едва не тряслись от облегчения. Обхаживать малышей она умела, но Халломон не шёл у неё из головы.

Себастиен помалкивал, не отрываясь от разреза; он зашивал его ниткой и иголкой. А Сиза присела рядом с головой Кеи и стала гладить её по слипшимся волосам. Валь хотела бы к ней присоединиться, но удержалась и прежде довела до ума своё первое знакомство с новорождённой. Затем бережно завернула её в мягкие пелёнки и уже тогда поднесла обессиленной матери. На Кею было больно смотреть, но Валь верила, что она справится. И, вложив в её объятия малышку, она наконец прозрела: клык Халломона, любимого зверя Рендра, напитанный ярким горным солнцем, – вот что может принести смерть даже такому вампиру, как Экспиравит.

«Посмотри своими глазами, это уже чересчур», – гласила служебная записка. Экспиравит смял её и бросил в огонь, проходя мимо котла в подвале. Он следовал за Валенсо. Тот и являлся автором послания; его длинный сюртук стлался за ним, как вампирский плащ, а шаг был быстрым и чеканным. Экспиравит знал, что они увидят.

Эхо падающих капель разносилось по подземельям. Летний замок был щедр на тюрьмы, камеры пыток и просто глухие каменные мешки, в которых были лишь обглоданные крысами косточки. В основном этими щедротами пользовался один Валенсо. Он запугивал подозреваемых и всячески изводил их страхом темноты. Но на деле никогда не прибегал к пыточному арсеналу Видиров: граф ему это запретил, да и не был он таким садистом, каким пытался казаться.

– Я, право слово, иногда думал о том, что за ним надлежит установить слежку, но всё как-то откладывал, – бормотал Валенсо. Пламя его факела то и дело вспыхивало трещащими искрами. – Но однажды я проходил мимо в обеденное время и услышал женский плач. Джоск Ти-Малини, мой новый помощник из местных, побывал там с помощью отмычек. И, в общем… смотри сам.

Они подошли к невысокой дверце. Плесень и мох поедали древесину со всех сторон. Крыса, попытавшаяся прошмыгнуть меж их ног, попалась какой-то невнятного вида безглазой змее, что принялась заглатывать её целиком.

– Уродливо истинное лицо этого дворянства, – натянуто промолвил Экспиравит. Валенсо повозился с ключами и открыл ему путь. Оставалось лишь склониться, и, опираясь на трость, первым проковылять внутрь по сыпучим каменным ступеням.

Лестница приводила в оформленный старинными колоннами грот. Полуразрушенные стены разделяли его на несколько помещений. Но ветхость цепей и перекладин говорили о том, что настолько глухой норой не пользовались даже извращённые палачи Беласка.

По правую руку ржавели решётки тюремных камер. И в них вампир зорким глазом уловил движение. Губа дёрнулась, отзываясь на запах запёкшейся крови, но разум остудил неутолимую жажду и заставил приблизиться. В одной из камер на соломе лежал человек, чьи одежды отдалённо напоминали форму морского стража. Он часто дышал, его глаза закатились. Во второй некий почтенный джентльмен забился в угол. На его плече виднелась нашивка со змеем, что держит в зубах монету: это был кто-то из Финнгеров. В третьей была тоже весьма немолодая, но зато сохранившая рассудок женщина из местного дворянства. Она сперва с опасением глядела на вампира, а затем, гремя цепями, ринулась к решётке и взмолилась:

– Милорд! Ради всего святого! Вы не Он! Помогите! Помогите! Там Джаур и Хек; они совсем плохи! Я Джозия, Джозия Олуаз! Я не сделала ничего дурного…

Экспиравит переглянулся с Валенсо. Вот уж воистину пример злодейского логова.

– Доставай их и в госпиталь, – велел он тайному советнику. Тот спешно стал возиться с отмычками под благодарные рыдания аристократки. А сам Экспиравит пошёл дальше.

Это давалось ему непросто. Новый рядок ступеней погрузил его в ещё более тяжёлый кровавый дух. По жилам пробежалось искристое возбуждение, даже спина стала ныть меньше, а шаг сделался быстрее. Как сочетать своё хищное нутро с человеколюбием? Как видеть в тех, кто смотрит испуганными глазами не жертву, а достойного сострадания сородича?

Он открыл кованую дверцу, ведущую ещё глубже, и оказался в холоде мясного склада. На виду болталось подвешенное под потолком тело, и кровь с него стекала в керамическую чашу. В земляных нишах хранились руки и ноги. Граф не стал туда смотреть, а прошёл ближе к единственному освещённому месту. То лунный свет проникал сквозь крошечное оконце. Он обрисовывал змеиного истукана в саду Летнего замка, и потому длинная тень бога Рендра ложилась на студёную почву.

Чутьё не обмануло