Парижские тайны. Том II - Эжен Сю

Затем доктор стал задавать вопросы:

— Ваше имя?

— Жанна Дюпор, — прошептала больная, все больше пугаясь.

— Возраст?

— Тридцать шесть лет с половиной.

— Громче. Где вы родились?

— В Париже.

— Ваше занятие?

— Швея-бахромщица.

— Вы замужем?

— Увы, да, мосье, — ответила Жанна, глубоко вздыхая.

— Сколько лет замужем?

— Восемнадцать лет.

— Дети есть?

Вместо ответа бедная мать, до того отвечавшая сдержанно, залилась слезами.

— Плакать не следует. Надо отвечать. Дети есть?

— Да, доктор, два мальчика и дочь шестнадцати лет. Последовал ряд вопросов, которые невозможно повторить

и на которые Жанна отвечала смущаясь, после суровых внушений доктора; несчастная женщина умирала от стыда, вынужденная громко говорить о таких вещах перед обширной аудиторией.

Доктор, всецело увлеченный наукой, не обращал ни малейшего внимания на глубокое смущение Жанны и продолжал опрос:

— Когда вы заболели?

— Четыре дня назад, — сказала Жанна, вытирая слезы.

— Расскажите нам, как возникла ваша болезнь?

— Сударь… дело в том… здесь столько людей… Я не смею…

— Ну вот еще, откуда вы явились, моя милая? — нетерпеливо произнес врач. — Вам, быть может, хочется, чтобы я устроил здесь исповедальню!.. Ну говорите… побыстрее…

— Господи, но ведь это семейные дела…

— Не волнуйтесь, мы здесь тоже в своей семье… и в многочисленной семье, вот видите, — заметил светило науки, который в этот день был в веселом настроении. — Я жду, не задерживайте нас.

Все более и более смущаясь, запинаясь на каждом слове, Жанна продолжала:

— Я, сударь… поссорилась с мужем… по поводу моих детей… я хочу сказать, из-за моей старшей дочери… Он захотел ее увести… Я, вы понимаете, я не хотела отпускать дочь, потому что он живет с одной мерзкой женщиной, она может подать дурной пример моей дочери. Тогда мой муж, он был пьян… если бы не это… он бы не стал так поступать… Мой муж очень сильно меня толкнул… Я упала, а потом, некоторое время спустя, стала харкать кровью.

— Ну, так мы вам и поверили. Ваш муж толкнул вас, и вы упали… Не пытайтесь нас провести… Он не только толкнул вас… Он, должно быть, здорово ударил вас в живот, и не раз… Может быть, ногами топтал… Ну, отвечайте же! Говорите правду.

— О, сударь, уверяю вас, он был пьян… Иначе он не был бы таким озлобленным.

— Добрый или злой, пьяный либо трезвый, дело не в этом, дорогая моя, я ведь не следователь, я стараюсь узнать, как это произошло. Вас повалили на пол и в бешенстве топтали ногами, не так ли?

— Увы! Это так, — сказала Жанна, заливаясь слезами, — а ведь ему на меня не приходилось жаловаться, я работаю, насколько хватает сил, и я…

— В области брюшины у вас, наверное, боли? Там вы ощущаете жар? — сказал доктор, прерывая Жанну. — Вы плохо себя чувствуете, у вас недомогание, вас тошнит?

— Да, доктор… Я обратилась сюда, когда стало невмоготу, иначе я не покинула бы детей… Я о них очень беспокоюсь, ведь у них, кроме меня, нет никого… И моя Катрин… Она больше всего меня волнует… Если бы вы знали…

— Покажите язык, — сказал доктор, вновь прерывая больную.

Это приказание так удивило Жанну, которой казалось, что она разжалобила доктора, поэтому она изумленно глядела на него.

— Посмотрим же ваш язык, который так хорошо вам служит, — улыбаясь, произнес доктор; затем он нажал на нижнюю челюсть Жанны.

После того как по предложению доктора студенты долго рассматривали и мяли язык пациентки, чтобы определить, насколько он сух и бледен, доктор на минуту задумался. Жанна, преодолев страх, дрожащим голосом заговорила:

— Сударь, я должна вам сказать… Соседи, такие же бедные, как и я, любезно согласились взять на свое попечение двоих моих детей, но только на неделю… Это уже и то много… К тому времени я должна вернуться домой… Вот почему, умоляю вас, ради бога, вылечите меня как можно скорее… или хоть подлечите… чтоб я могла встать и работать, у меня всего лишь неделя… потому что…

— Лицо бледное, полный упадок сил, но пульс достаточно наполненный, резкий и частый, — невозмутимо произнес доктор, указывая на Жанну. — Заметьте, господа. Чувство тяжести, жар в области брюшины: все эти симптомы несомненно указывают на кровоизлияние… быть может, осложненное воспалением печени, вызванным семейным горем, об этом свидетельствует и желтизна глазного яблока. Пациентка получила сильные удары в область желудка и брюшины. Кровавая рвота, несомненно, вызвана разрывом внутренних сосудов… В связи с этим я хочу обратить ваше внимание на одно любопытное явление, очень любопытное: вскрытие трупов умерших от травмы вроде той, которую получила эта пациентка, дает удивительно различные результаты. Часто заболевание, острое и очень тяжелое, уносит больного за несколько дней, и на трупе не обнаруживается никаких следов протекавшей болезни. Иногда же селезенка, печень, поджелудочная железа позволяют видеть более или менее глубокие травмы… Быть может, пациентка, которую мы осматриваем, страдает от подобного рода травмы внутренних органов. Мы попробуем в этом убедиться, и вы сами все поймете, внимательно осмотрев больную.

Вслед за тем доктор Гриффон быстрым движением отбросил одеяло к изножью, и Жанна оказалась почти обнаженной.

Мы не смогли бы описать мучительную борьбу несчастной; она рыдала, умоляла доктора и всех присутствующих оставить ее в покое.

Но после того, как ей пригрозили: «Если вы не подчинитесь установленному порядку, вас выпишут из больницы» — угроза страшная для тех, кому больница служит единственным убежищем, — Жанна подчинилась осмотру, который длился бесконечно долго… так как доктор Гриффон анализировал и объяснял каждый симптом, а наиболее старательные ученики пожелали на практике проверить теоретические соображения доктора, чтобы самим составить представление о физическом состоянии пациентки.

По окончании этой жестокой сцены Жанна была так потрясена, что у нее начался нервный припадок, и доктору Гриффону пришлось прописать ей новое лекарство. Обход продолжался.

Вскоре доктор Гриффон подошел к кровати Клэр де Фермон, которая так же, как и ее мать, стала жертвой жадности Жака Феррана. Еще один страшный пример последствий, вызываемых злоупотреблением доверием, явным преступлением, столь слабо наказуемым законом.

Клэр де Фермон в больничном чепце лежала в постели, положив голову на подушку. Несмотря на терзающую ее болезнь, на ее чистом и нежном лице виднелись следы утонченной красоты.

Всю ночь ее мучили острые боли, а теперь бедная девушка впала в состояние лихорадочной дремоты, и когда доктор со своей ученой свитой вошел в палату, она, несмотря на шум, не проснулась.

— Вот новая пациентка, господа, — сказал жрец науки, быстро прочитав карточку, поданную ему учеником. — Болезнь ее — затяжная нервная лихорадка… Черт возьми, — с глубоким удовлетворением воскликнул доктор, — если дежурный врач не ошибся в диагнозе, то это великолепно, я очень давно хочу получить больного затяжной лихорадкой… потому что среди бедных эта болезнь редко встречается. Нервные заболевания обычно возникают вследствие сильных потрясений в социальной жизни пациента, и чем выше положение субъекта, тем глубже это потрясение. К тому же это заболевание отличается особым характером. Оно было известно уже во времена античности, труды Гиппократа не оставляют на этот счет никаких сомнений; все дело в том, что эта лихорадка, как я уже сказал, бывает вызвана самым глубоким горем. Ну а горе старо как мир. Однако странная вещь, до восемнадцатого века эта болезнь не была точно описана ни одним ученым, и только Гюксхем, который в разных областях делает честь медицинской науке той эпохи, именно он, как я сказал, первый создал монографическое исследование по нервной лихорадке, труд, ставший классическим… и, однако, эта болезнь древнего происхождения, — смеясь, добавил доктор. — Так вот… она принадлежит к обширному роду болезней, известных под общим названием ferbis (лихорадка), и ее происхождение уходит в глубину веков. Но не будем слишком радоваться, посмотрим, в действительности ли счастливый случай представил нам образец удивительного недуга. Это вдвойне желательно, так как я уже очень давно хотел рекомендовать фосфор для внутреннего употребления… Да, господа, — продолжал доктор, услышав в аудитории возгласы удивления, — да, господа, фосфор. Я хочу испробовать этот очень любопытный эксперимент; он очень смелый, но audaus fortuna jurat…[58] а случай здесь представляется великолепный. Вначале посмотрим, появится ли на больной и главным образом на ее груди сыпь, столь симптоматичная, по словам Гюксхема, и вы сами, пальпируя пациентку, убедитесь, какие шероховатости тела эта сыпь вызывает. Но не будем делить шкуру неубитого медведя, — добавил жрец науки, взяв явно шутливый тон.