Сталин против Зиновьева - Сергей Сергеевич Войтиков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не лишено было оснований заявление Залуцкого, сделанное в 1925 г.: «Не глубина и всесторонний охват марксистских, теоретических и политических взглядов Троцкого, не сила его пролетарской революционной мысли, а блестящие ораторские и агитаторские способности перед Октябрем открыли Троцкому ворота в нашу партию. В этом, между прочим, заключены та “тайна” и тот “секрет”, что основные кадры нашей партии за эти [годы] не считали нужным вести борьбу со всевозможными баснями, умопомрачительными фантазиями и легендами о положении Троцкого в нашей партии и его фантастической роли в революции»[1624].
В 1927 г. Троцкому даже не понадобилось взвешивать про и контра, чтобы принять решение остаться в действовавшей партии, а не начать создавать собственную. По большому счету IV Интернационал станет следствием безысходности. В отличие от Зиновьева, который мог бороться за власть в тех рамках, которые определяла сталинско-бухаринская руководящая группа, Троцкий вполне мог сделать ставку на военных специалистов, которых при нем перестали втаптывать в грязь революционные матросы. Ворошилов не покривил душой, когда заявил о том, что «Троцкому много сочувствуют не столько в партии, сколько вне партии. Ему многие сочувствуют [из тех, кто] в нашей стране играет немалую роль». Однако военный переворот, на который мог бы пойти Лев Давидович, априори не мог «закончиться удачей»[1625].
От того, какие конкретно группировки и лица реализовывали властные возможности в государстве Советов, зависели международное положение нашей страны и в целом картина мира. Гегемония Сталина и его фракции (до разгрома Объединенной оппозиции – совместная с деятелями будущей Правой оппозиции) имела, в частности, далеко идущие для мировой истории последствия в Китайском вопросе. В 1925 г. Фрунзе последовательно проводил курс на сближение с милитаристами. В своем последнем в жизни, адресованном Сталину, письме от 27 октября Михаил Васильевич писал:
«…ход развивающихся в Китае событий все больше и больше выдвигает на первый план У-Пей-Фу[1626] и возглавляемую им Чжилийскую клику[1627]. У-Пей-Фу становится центральной руководящей политической фигурой и вместе с тем как бы центром новой вспышки национального движения. […] Необратимость установления определенных взаимоотношений с У-Пей-Фу для народных армий, Гоминьдана, Китайской компартии и пр. диктуется всей обстановкой. […]
Главный враг национально-революционного движения в Китае по-прежнему – Чжан Цзолинь. Задача нынешнего этапа гражданской войны должна заключаться в его военном и политическом разгроме. Выступление У-Пей-Фу создает благоприятную обстановку, которой необходимо воспользоваться. Народные армии должны выступить. Выступление должно быть подготовлено соответствующей политической работой, проведенной в широком масштабе и имеющей задачей подчеркнуть и выдвинуть на первое место роль Гоминьдана и народных армий, как наиболее последовательных и надежных поборников национально-освободительной идеи. Военное выступление народных армий должно быть приурочено к моменту, обеспечивающему возможность нанесения решительного удара и установления фактического контроля Фына […] в наиболее важных географических пунктах (такими пунктами я считаю прежде всего всю провинцию Чжили с Тянь-Цзином, затем Яве-Хе и северную Маньчжурию; Хейлунцзянскую провинцию). Кроме того, в дальнейшем случае успеха должны быть приняты решительные меры к занятию сторонниками Гоминьдана линии, обеспечивающей связь севера с Кантоном[1628] (провинцию Сы-Чуань, Гуй-Чжоу и Гуань-ви). Значение Чжили, как центральной провинции, вполне понятно. Что касается Же-Хе и Хей-Лун-Цзяна[1629], то закрепление здесь гоминьдановских сторонников необходимо для упрочения нашего положения на КВЖД и укрепления экономических и политических связей с Китаем.
Из изложенного вытекает необходимость блока с У-Пей-Фу. В результате этого блока должно создаться новое китайское правительство, представляющее в своем составе чжилийцев, гоминьдановцев севера (Фын) и юг Китая (Кантонское правительство). Так как этот блок никакой прочности представлять не может, то при ведении теперешнего этапа войны и при оформлении нового правительства следует исходить из идеи неизбежности продолжения войны за создание действительно единого Китая. На этот раз уже против У-[Пей-Фу] и его сторонников. “Дележка добычи”, в случае победы над Чжан Цзолинем, и линия политической работы должны не упускать из вида этого. В частности, особое внимание должно быть обращено на Шанхай, где следует решительно добиться вооружения рабочих, как средства, обеспечивающего создание в Шанхае революционной народной власти. Мне кажется целесообразным выдвинуть идею выделения Шанхая с известным районом из провинции Цзян-Су в организацию типа великого города. В этом случае много шансов было бы за то, чтобы превратить Шанхай в действительный центр революционного движения в Китае.
Я не упоминаю об остающихся в силе прежних указаниях относительно углубления работы в Кантоне, расширения сферы влияния Гоминьдана на весь Китай, расширения, углубления политической работы в народных армиях и т. п.»[1630].
В 1926 г. Сталин сделал заведомо провальную ставку в китайском вопросе. Генсек был подвергнут справедливой критике Троцким и Зиновьевым со товарищи. В целом Сталин сделал несколько неправильных «ставок» во внешнеполитических вопросах, которые удалось протащить в ЦК ВКП(б) аппаратными методами и которые нанесли серьезные удары по авторитету Страны Советов и изрядно навредили делу мировой революции, от которой в целом Сталин никогда не отказывался, делая, в отличие от Зиновьева и Троцким, ставку на постепенное расширение уже имевшегося социалистического плацдарма.
Фактически только судьбы мировой революции и тактические соображения заставили Троцкого и его сторонников, с одной стороны, и Зиновьева с Каменевым – с другой, действовать совместно. Объединенная оппозиция, по сути, имела фамилию, имя и отчество: Ивар Тенисович Смилга. Документы РГАСПИ и ЦГА Москвы свидетельствуют о том, что именно Смилга был настоящим демиургом Объединенной оппозиции, подлинным связующим звеном «троцкистско-зиновьевского оппозиционного блока» в 1926–1927 гг. Поскольку изначально блок Зиновьева с Троцким был чисто тактическим, Зиновьев был готов, если по Мрачковскому, «убежать» уже в августе 1927 г. Союз Зиновьева с Троцким пока удалось сохранить опять-таки усилиями Смилги.
28 ноября 1927 г. закончился развернувшийся еще до XV съезда ВКП(б) процесс – распад блока троцкистов с Новой оппозицией. Распад блока мог предсказать любой, мало-мальски представлявший себе реальные взаимоотношения Троцкого и его группировки с Зиновьевым и деятелями Ленинградской оппозиции. Однако помимо этого произошел и внутренний раскол, причем как среди троцкистов, так и среди зиновьевцев.
На XV съезде ВКП(б) 1927 г. Зиновьев с Каменевым капитулировали. В 1928 г. после своего восстановления в ВКП(б) и возвращения из ссылки вместо сворачивания оппозиционной деятельности бывшие вожди Новой оппозиции вступили в переговоры с троцкистами и Правыми. Это стало предпосылкой дальнейших оргвыводов в их отношении.
Наиболее активные переговоры всех, кто потерпел фиаско в борьбе за лидерство в РКП(б) – ВКП(б) в двадцатые годы, велись в 1932 г., когда в полном объеме дали о себе знать последствия сталинской коллективизации. Дальше разговоров дело не шло, однако ознакомление с платформой рютинцев закончилось для Зиновьева с Каменевым печально. Очередной высылкой и очередным исключением.
После покаяния, в искренность которого не поверил бы и человек
