Избранное в 2 томах. Том 2. Театр неизвестного актера. Они не прошли - Юрий Смолич

— Пилюли три раза в день перед едой, а капли только во время приступа.

— А на суровой диете вы не настаиваете?

— Нет, не настаиваю.

— Вот видите! Я всегда так думал. А то и того нельзя, и это запрещено — не слишком ли свирепо? Это, очевидно, уже устаревший метод лечения?

— Да, устаревший, совсем устаревший.

— Как я вам благодарен!

Лицо его порозовело и оживилось, он пожал мою руку и сунул мне в карман десятку. Мы пререкались, и я проводил его до порога. Самое вероятное, что я уже никогда его не увижу, разве только на смертном одре, если меня позовут для констатации.

Было уже двадцать минут второго. Собственно, чтобы принять сверх нормы еще троих, мне надо идти немедленно и начать прием на полчаса раньше. Я решительно надел пальто и вышел в прихожую. Но перед тем, как уйти, я еще забежал на кухню и протянул Марусе, хозяйской домашней работнице, только что полученную десятку.

— Марусенька! — я умоляюще сложил руки. — Вы, кажется, уже управились с обедом? Сделайте мне одолжение. Сядьте в моей комнате и ни на минуту не отходите от телефона. Понимаете, ни на минуту! Мне будет звонить Екатерина Алексеевна Думирец. Вы скажите ей, что я ждал ее до сих пор, а сейчас пошел на прием в поликлинику. Пусть она позвонит туда, вот мой телефон. — Я протянул ей бумажку с номером телефона. Давайте я пристегну его к вашей кофточке.

В это время снова затрещал телефон, и я стремглав бросился в свою комнату.

Секретарь терапевтической секции напоминал, что заседание начнется ровно в семь и мое сообщение будет первым. Это было очень кстати. Вот я и смогу, не задерживаясь, сразу пойти с Катрей, если, конечно, она к тому времени отыщется. Ах нет! Третьим будет сообщение профессора Анненского о новых способах диагностирования нефритов. Это сообщение мне непременно надо будет послушать.

Поликлиника находилась тут же, за углом, и меня уже дожидалась целая толпа пациентов. Кроме трех, записанных сверх нормы, приема добивались еще двое. Старая женщина стонала от боли, и я не мог ей отказать. Молодой трамвайный кондуктор был выходным именно сегодня, — и его просьбе тоже пришлось уступить. Я предупредил сестру, чтобы она позвала меня, когда меня спросят по телефону.

Первой вошла в кабинет женщина в бежевом костюме, в модной рогатой прическе, в высокой конусообразной шляпке.

— Прошу сесть. На что вы жалуетесь?

Она нервно копалась в сумочке, очевидно, не зная, с чего начать. Ей было не больше тридцати лет, и она тщательно заботилась о своей внешности — в предвидении неотвратимого будущего уже начала вооруженную подготовку против предстоящего увядания. А впрочем, без этих ухищрений она, может, и не была бы так хороша.

— Ах, доктор, если бы вы знали, как мне плохо!

— Рассказывайте, я слушаю вас.

Она начала рассказывать. Когда она говорила, у нее возле носа образовались две короткие, неглубокие морщинки, напоминавшие мне Катрю. Женщина рассказывала, выразительно интонируя, делая многозначительные паузы в наиболее важных, по ее мнению, местах, переходя на шепот и скороговорку там, где нельзя было обойтись без интимных подробностей. Вот уже не первый месяц, как ее донимают почки. Сначала она старалась не обращать на них внимания, — ведь у нее и без почек достаточно болезней, — и печень, и сердце, — ах, это сердце! — и головные боли, и общая усталость, и признаки подагры, и много, много другого. Она бывала уже у сердечников, у эндокринологов, у гинекологов, а про невропатологов и говорить нечего: в нашем городе, наверно, не осталось ни одного невропатолога, который не знал бы ее болезней наизусть. Профессор Нусинов, сообщила она не без гордости, хотел даже демонстрировать ее на своем докладе в институте. Но она не согласилась, — она больная, а не экспонат или наглядное пособие для студентов. А впрочем, как это ни горько, а приходится думать, что она в самом деле интересный медицинский случай.

Я выслушал ее внимательно и попросил показать анализы.

Анализов было сколько угодно. Она щелкнула элегантной сумочкой и достала оттуда толстую пачку анализов, хронологически подобранных за целых три года. По штампам я увидел, что в нашем городе действительно не оставалось ни одного института, который не занимался бы изучением биохимических процессов ее организма.

— Может быть, вам нужны более старые? — поинтересовалась она. — Я оставила их дома, но в следующий раз принесу обязательно.

Мне было достаточно и этих анализов. Анализы оказались прекрасными. Абсолютно ничего в анализах не было. Ничего подозрительного ни в печени, ни в желудке. Сердце тоже было нормальных размеров, кровяное давление чудесное, а составу крови мог бы позавидовать любой футболист. Из-за листков бесчисленных анализов я бросил быстрый взгляд на женщину. Она сидела раскрасневшаяся, возбужденная, взволнованная рассказом о своих болезнях. Первое мое впечатление было, что никаких болезней у нее нет и не предвидится.

— Где вы работаете?

Она не работала. Ее муж зарабатывал вполне достаточно. Выходит, что и симуляция ей ни к чему. Может быть, мой первый вывод был чересчур поспешным?

— Разденьтесь, — сказал я и вежливо отвернулся к окну.

Печень — по новому способу, показанному мне сегодня профессором, — прощупывалась хорошо и не была чувствительна, почки стояли на месте. Я нажимал на них, мял их, постукивал кулаком по спине: женщина не сумела дать выразительного ответа, чувствует она боль или нет. В конце концов она готова была согласиться, что как будто чувствует. Я склонен был подозревать, что не чувствует.

— Хорошо, — сказал я, — встаньте, послушаем ваше сердце.

В этот момент постучали в дверь и вошла сестра.

— Доктор, — сказала она, — вас зовут к телефону.

Кровь бросилась мне в лицо, сердце замерло. Катря!

Невольно мое тело устремилось к порогу. Но я остановился — ведь передо мною стояла голая пациентка.

— Кто, — с трудом произнес я, — кто просит?

— Я не спрашивала.

— Пойдите и спросите. Если это из лаборатории, то пускай скажут только, посветлел ли бульон.

Сестра вышла, и я, сделав над собой нечеловеческое усилие, приложил стетоскоп к сердцу пациентки.

— Не дышите, — прошептал я.

Страшный шум послышался сквозь трубку стетоскопа. Боже мой, таких шумов мне еще никогда не приходилось слышать ни в одном человеческом сердце! Порок? Страшная декомпенсация клапанов? Десятки клинических картин сердечных недугов возникали перед моими глазами. Я бросил украдкой взгляд на моложавое лицо красивой женщины. Как живет это несчастное существо? Я прижал стетоскоп плотнее и затаил дыхание. Сквозь шум — да, да, готов в этом поклясться! — явственно прослушивались четкие, ритмичные удары бодрого, здорового сердца. Вот так история! Необычайный медицинский случай! Я взглянул на женщину почти влюбленно: для темы моей диссертации на степень кандидата медицинских наук это была драгоценная находка! Здоровые тона больного сердца!..

Но дверь скрипнула, и из-за ширмы послышался голос сестры. Что за безобразие! Во время осмотра больного надо категорически запретить кому бы то ни было входить в кабинет, даже сестрам.

— Доктор, вы слышите? Вас спрашивает какая-то Екатерина Алексеевна Думирец.

Я чуть не уронил стетоскоп и, кажется, даже зашатался. Я бросился за ширму, но тут же остановился. А пациентка? Осмотр не закончен. Она стоит голая. И такой необыкновенный медицинский случай!

— Доктор, дышать или не дышать? — послышался голос бедняжки.

Она стояла ко мне спиной и озиралась, удивленная долгим молчанием. Очевидно, на моем лице она увидела нечто такое, отчего сразу же перестала чувствовать себя пациенткой на осмотре, вспомнила о своей наготе и быстро потянулась за сорочкой.

— Накиньте что-нибудь на плечи, — я смотрел на нее с мольбой и мукой, — накиньте, я немедленно вернусь…

Трубка телефона лежала на столе регистраторши, матовая и длинная, словно женская рука в тесной, черной перчатке. Ее можно было поднести к губам и поцеловать.

Это была она! Сквозь металлический шелест мембраны я ясно различал Катрин голос, милый, родной Катрин голос, с такими знакомыми интонациями и ласковым тембром.

— Это ты наконец! — вздохнула Катря, и мне показалось, что в ее голосе зазвенели слезы. — Наконец-то, а я уже думала…

Слезы сжали горло и мне. Белые розы, встреча на перроне, завтрак где-то в уголке уютного кафе — все, все, о чем я мечтал, представляя себе нашу первую встречу после полугодовой разлуки, и что так и не состоялось! А к тому еще эти страшные часы ожидания, метания, недоразумений — столько напрасно растраченных и безвозвратно потерянных часов, которые предназначались для нашего свидания.

— Алло? Алло? — зазвучал взволнованный Катрин голос. — Алло? Ты меня слушаешь? Алло?