Те, кто охотится в ночи. Драконья Погибель - Барбара Хэмбли

Наконец-то она поняла, чем отозвалось прикосновение к разуму дракона.

Магия Моркелеба поселилась в ее душе, как железный стержень в золоте. Почему же Дженни не догадалась об этом раньше? Видно, слишком была утомлена и измучена… Сознание ее, подобно сознанию Моркелеба, наполняло Долину, даже когда она спала. Тот разговор Гарета с Джоном… Дрожь удивления и страха прокатилась по телу, как будто вновь что-то живое и чуждое шевельнулось в ней.

Дым, тянущийся из леса, ел глаза и ноздри. Его белые волны говорили о том, что Гарет воюет с пламенем весьма успешно. Неподалеку всхрапывали испуганные лошади. Бедное тело Дженни было разбито и истерзано заклинаниями Зиерн; запястья, разорванные ногтями чародейки, болели. Чувство новой колдовской силы стремительно убывало под натиском растерянности и страха.

Волна ветра качнула деревья, словно от удара гигантских крыльев. Волосы Дженни отбросило с лица, она взглянула вверх, но в первый момент ничего не увидела, хотя знала уже: это дракон. Он выплыл из сумерек огромной тенью — угловатое чудо из черного дерева и черного шелка; серебряные глаза лунами просияли во мраке.

«Почувствовал, что силы кончились…» — в отчаянии подумала она. Кости, пораженные злобными заклятиями, ныли, и Дженни почудилось, что, попробуй она сейчас призвать свою магию против дракона, они не выдержат и начнут крошиться. Борясь с дурнотой усталости, Дженни подняла глаза, ожидая атаки.

…И все равно он был прекрасен, зависший на миг с простертыми крыльями над самой землей.

Дженни почувствовала касание его разума, и боль от заклятий Зиерн внезапно ушла, отпустила.

«Что с тобой, колдунья? Да ведь это же просто злобные слова, какими бранятся жены рыбаков».

Моркелеб опустился перед ней на тропу и, сложив с изысканной аккуратностью огромные крылья, устремил на Дженни из сумерек загадочные серебряные глаза.

«Ты понимаешь», — сказал он.

«Нет, — ответила она. — Мне кажется, я знаю, что случилось, но понять пока не могу».

«Можешь! — В убывающем сером полусвете Дженни видела, что лезвия его чешуи слегка встопорщились, как у рассерженного кота. — Так уж вышло, что, когда ты исцеляла меня, моя магия позвала, и дракон в тебе ответил. Неужели ты не знаешь своей силы, колдунья? Неужели ты не знаешь, кем могла бы стать?»

И, ощутив холодок, вызванный не только страхом, Дженни вдруг поняла, о чем он. И тут же горько пожалела, что поняла.

Он почувствовал, что разум ее замкнулся, и раздражение заклубилось в его душе.

«Ты понимаешь, — повторил он. — Ты была во мне и знаешь, что значит быть драконом».

«Нет», — ответила Дженни, но скорее себе, чем ему.

Как во сне, внезапно всплыли забытые детские мечты — чувство свободного парящего полета. Земля укрыта облаками, и вечная тишина нарушается лишь редкими взмахами твоих огромных крыльев. В разрыве туч — крохотный круг камней близ Мерзлого Водопада, похожих на обломки грязного стекла, и каменный кокон домика, готовый раскрыться и выпустить спящую в нем бабочку.

«Я не могу изменить свою сущность», — сказала она.

«Зато я могу, — шепнул он. — У тебя есть силы быть драконом, тебе стоит лишь согласиться. Я почувствовал это, когда мы боролись, и рассвирепел, что меня одолел человек, но ты больше, чем человек».

Вглядываясь в его угловатые изящные очертания, она покачала головой.

«Я не отдам себя в твою власть, Моркелеб. Я не смогу изменить облик без твоей помощи, но и вернуться в прежний облик я тоже не смогу. Не надо искушать меня».

«Искушать? — переспросил голос Моркелеба. — Искушение в тебе самой. А что до обратного превращения… Что ты представляешь собой, Дженни Уэйнест, как человек? Жалкое, хнычущее существо, как и все вы — рабы времени, разрушающего ваши тела, прежде чем ваш разум успеет осмыслить хотя бы один цветок на огромных лугах Вселенной. Чтобы стать магом, ты должна быть магом, а я вижу, что даже на это тебе не хватает времени. Стать драконом…»

— Значит быть драконом, — бросила она вслух, чтобы заглушить собственные мысли. — Я всего-навсего должна полностью тебе довериться. Ты хочешь сказать, что я не потеряю себя, став драконом? Не потеряю власть над тобой?

Дженни почувствовала, как что-то властно толкнулось в запертые двери ее разума, потом еще раз, но уже слабее. Послышался стальной шорох чешуи; хвост Моркелеба раздраженно дернулся в сухой траве. Темный лес вновь обрел четкость, а странные видения рассеялись, как мерцающий туман. Свет убывал, обесцвечивая путаницу вереска и терна. Чернота дракона смягчилась, сливаясь с вечерней темнотой и с обгорелыми сучьями деревьев; ощетиненный шипами силуэт подернулся молочным туманом, наползающим из чащи. Где-то неподалеку Дженни слышала зовущий ее голос Гарета.

Она обнаружила, что вся дрожит, и не только от усталости и пронизывающего холода. Давняя забытая страсть вернулась из тех времен, когда Дженни четырнадцатилетним заморышем впервые почувствовала ее. Она ощутила вкус драконьего пламени, нежно ласкающего язык и нёбо.

«Я могу дать тебе это», — сказал голос.

Дженни яростно замотала головой.

«Нет. Я не предам своих друзей».

«Друзей? Это тех, что довели тебя до ничтожества ради своих мелких удобств? Мужчину, который жалеет о том, что ты не подала ему к завтраку свою душу? Не потому ли ты цепляешься за мелкие радости, что боишься испытать большие, Дженни Уэйнест?»

Он был прав, когда говорил о том, что искушение заключено в ней самой. Дженни отбросила волосы за плечи и собрала все свои силы, отстраняя мерцающую колючую черноту, проникающую, казалось, в самое сердце.

«Оставь меня, — сказала она ему. — Возвращайся к себе, на свои острова в северном море. Пой там свои песни китам и скалам и не смей больше трогать людей и гномов».

Дженни словно переломила обугленное бревно, явив тлеющую сердцевину, — гнев Моркелеба вспыхнул снова.

«Будь по-твоему, колдунья. Я оставляю тебе золото Бездны, возьми его, если хочешь. В нем — моя песнь. Когда придет старость (а ты уже чувствуешь ее холод в своих костях), прижми его к сердцу и вспомни, чем ты пренебрегла».

Он присел на задние лапы, его змеевидное тело подобралось, окуталось мерцанием магии. Чёрные крылья распростерлись, блеснув обсидианом суставов; нежное, как кожа младенца, бархатистое брюхо еще зияло уродливыми ртами ран, оставленных гарпунами. Затем он прянул в небо. Могучий удар крыльев вознес его над деревьями. Магия плыла за ним, подобно хвосту кометы. Последние пылинки света прилипли на секунду к его шипам, когда он возник над гребнем. И дракона не стало.