Офицерский гамбит - Валентин Бадрак

Отчего-то непроизвольно ему вспомнилась в этот момент книга юности – «Записки о Галльской войне». Момент, когда Цезарь вел войну на истребление с крупным и хитрым вождем Верцингеторигом. Его тогда более всего удивила и поразила осада Цезарем Алесии, городка-крепости, вокруг которого преданные и на редкость выносливые легионеры Цезаря сумели выкопать шестнадцатикилометровый ров, соорудить такой же длины высокий остроконечный забор, а также забор для собственной защиты от внешних атак. Алексей Сергеевич в мельчайших деталях помнил все те многочисленные битвы и сполна проявленный инженерный талант полководца, его выдержку и способность вселять уверенность в людей. Но все же изумлен он был не этим. А тем, что тысячи людей погибли в человеческой мясорубке: одни – в старательном поклонении приказу уничтожать, другие – повинуясь инстинкту самосохранения. И ради чего?! Чтобы через несколько месяцев изнурительной смертоносной борьбы Верцингеториг пошел на переговоры с римским консулом? В чем тогда логика для солдата, сложившего голову в нескончаемой бойне? В том, что Цезарь из принципа продемонстрировал силу Рима или, скорее, недвусмысленно заявил Риму о растущей собственной силе? Или в том, что он на короткое время овладел территорией? Да эти территории вообще были не нужны разжиревшему Риму! Нет, отвечал сам себе Артеменко, логика войны в том, что отдельно взятый человек Гай Юлий Цезарь за счет жизней тысяч людей, безропотно отданных за величие родины, возвысился сам до уровня восприятия себя как гения! Был ли он гением, другой вопрос. Более того, не окажись он величайшим имиджмейкером, или сказочником по-нашему, и не напиши книг о себе, вообще никто бы во всей этой цивилизации и не подозревал о загубленных на одном клочке земли душах. Но, может, это и демонстрирует тщетность человеческих усилий? Или это свидетельствует о кратком, как удар молнии, моменте воодушевления человеческой сути? Но если и так, то сравним ли момент напряжения и гибели воина с моментом, скажем, высшего напряжения композитора или художника, которые оставляют после себя вихрь мятежной, разъяренной энергии, с непреодолимым желанием преобразовать поток жизни? Может же быть, что в простом, даже слишком примитивном течении энергии и заключен смысл самого существования странного существа по имени Человек? Ведь говорят же, что мудрость превосходит интуицию. И только позерство отдельных личностей, фарс и захватывающая актерская игра позволяют человеку поддерживать смысл того, что смысла не имеет вовсе. Бороться за иллюзии? И в чем тогда логика для него, тоже солдата, борющегося по приказу современного цезаря, пожалуй, даже еще более изощренного и безжалостного?! Как и прежде, ответа у него не было, и чтобы окончательно не застрять в буреломах собственных мыслей, он попытался усилием воли переключить мысли на иное направление.

Думы Артеменко вдруг устремились к жене, он явственно ощутил острую ее нехватку – как больной асфиксией, который силится выйти из удушья и не может надышаться. В памяти всплыло, как она однажды, лет, кажется, десять тому назад полушутя-полусерьезно заявила ему, что его успешность напрямую связана с ее вкладом. Он тогда съязвил, что, может, ей попробовать себя в роли Мата Хари. А она ничуть не оскорбилась, будто готовила ответ: «Роль женщины, милый мой, в том, чтобы раскрыть мужчину, обозначить для него траекторию полета, или лучше, взлета. При этом вовсе необязательно знать детали его деятельности, главное – уловить суть, проявлять интерес к этой сути, оценить его». Помнишь историю Дали, спросила она тогда. Он сказал, что не помнит, да и не обязан знать историю всякого сумасшедшего. Аля после этих слов еще больше зажглась, запылала жаром, который может идти только от сильной натуры. «Да ты, мой дорогой, загордился. – Он тогда одевался, собираясь на встречу, а она взяла его за лицо обеими руками, так, чтобы горячие ладошки были на скулах и пальчики касались висков, и повернула к себе, лицом к лицу. – Да ты нас, женщин, просто недооцениваешь. Так вот Дали, когда умерла его женщина, Гала, прожил еще семь лет, но за эти семь лет он не написал ни одного полотна. При его-то одержимости. Вот тебе роль женщин в действии. И запомни: я – твоя Гала. Без меня тебе придется туго». Он ясно в воображении увидел ее открытое лицо, прямой и добрый взгляд. Так, словно ее лик неожиданно прилетевшим ангелом прильнул к лобовому стеклу. Ох, как туго пришлось ему в Киеве, когда виделись они лишь урывками, по два-три дня в месяц…

Но Артеменко не сумел удержать фокус своего внутреннего внимания на жене. Из послушных, запряженных коней его мысли превратились в диких, своенравных мустангов и опять понесли его в чистое поле, туда, где его воля была бессильна, и он лишь силился удержаться за их гривы, чтобы не расшибиться. А как же, пронеслось в голове, извечное стремление человека стать национальным героем, как быть с прославленными великими защитниками? Что делать с необходимостью бороться за свободу общую, которая есть частью свободы личной, индивидуальной? Или утверждение о том, что всякий мир должен пройти испытание войной, уже лишилось своего былого героического смысла?! Ведь так было всегда: люди полжизни закаляли дух и тренировали тело, чтобы в один миг отдать жизнь за идею. Или просто они были ловко втянуты в действие таких же чудовищных, пожирающих души маятников, которые действовали безотказно благодаря превознесению лживой легенды? В которой за внешним великолепием невозможно обнаружить ничего в самом деле великого, грандиозного, божественного. Просто за все надо платить по счету – так устроен мир. Мы полагаем, что в нашей жизни случается много несправедливости. Кто-то увел твою идею, кто-то лучше продвинулся на изменчивой карьерной лестнице, кому-то достался лучший, более преданный спутник жизни. Но ничего подобного! Мы лишь получаем по заслугам, получаем именно то, что хотели, к чему стремились. И если мы чего-то не сумели в этой жизни, значит, просто мы этого плохо хотели. Мало действовали. Или распорошили силы на всякое другое, что раньше казалось ценным, а теперь потеряло смысл. На самом деле, жизнь – ужасающе справедлива и точна при расчете, и каждый в итоге получает лишь то, что заслужил.

Но если жизнь – всего лишь мимолетное видение, фрагмент, частички которого еще бесчисленное количество раз разлетятся в космическом пространстве, чтобы соединиться в другие мозаичные сплетения новых душ, то почему тогда все явственно или неосознанно так стремятся оставить после себя след? В чем эта вечная, мистическая, сакральная загадка?! Первая и самая главная загадка нашего бытия, похоже, состоит в том, что все может закончиться как раз в тот момент, когда ты думаешь, что весь мир у твоих ног. Ведь разве не так случилось с Игорем? Он шел вертикально вверх, и внезапно, как у скалолаза, у него вылетел крюк. И как цепная реакция, под тяжестью его веса вылетели все остальные крючья, и он полетел вверх тормашками в бесконечность… Но ведь Игорь не сдался, создал себе новую реальность взамен утерянной. Что это означает? Только то, что жизнь нередко дает тебе новое испытание, переводит тебя на новый виток спирали, ты должен распознать его, принять и перейти на новый, пусть не более высокий, но иной. Стоп! А что тогда происходит со мной? Не точно ли такая же трансформация? Все достигнуто – материальное благополучие, социальная достаточность, будто бы сохраненная любовь с единственной женщиной. Но почему тогда что-то свербит, что-то неизъяснимо странное происходит с восприятием самого себя в пространстве? Не подкралась ли неожиданно та самая точка на жизненном пути, когда надо без оглядки бежать совсем в ином направлении? Отчего возникло такое ощущение, что остановилась программа движения, указывающая направление и возможности достижения следующей цели? То самопрограммирование, которое поддерживает саму жизнь и придает существованию, пребыванию в этом мире ясный смысл. А теперь цель в тумане, все перед глазами расплылось, и он просто не видит возможности перехода на новый уровень… Аля? Где его Алюша? Почему она не рядом с ним теперь? Она, его Аля, обладала какой-то внутренней подсветкой, словно освещала путь, и этого свечения всегда хватало на двоих. И даже на троих, когда появилась Женя. А теперь все переиначено. Его временные наезды в Киев превратились в слишком длительные отрезки времени вне дома. Ее работа и жажда не просто исполнять роль жены, но быть кем-то гораздо более значимым плюс необходимость находиться рядом с дочерью – все это породило обрывы всегда существующей незримой связи. Вернее, не сама связь между ними оборвалась, ничего ведь не произошло, а он сам случайно вышел из зоны магического поля безопасности, которое в течение их жизни силой ее божественного присутствия сохраняло все, заставляло все вокруг цвести. А теперь у него непреодолимое ощущение попадания в темный коридор, где ни впереди, ни сзади нет намека на выход, руки то и дело натыкаются на холодный бетон стен. Или это все сон?! Аля, где ты? Почему не рядом, мой вечный ангел?!