Мифы классической древности - Георг Штоль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Той порой Афина Паллада, приняв вид Телемаха, обежала весь город, нашла искусных гребцов и выпросила у благородного Ноэмона корабль. Когда закатилось солнце, она спустила в бухту корабль и снарядила его для далекого плавания. Потом поспешила в дом Одиссеев и навела на пировавших там женихов сладкий сон. Кубки выпали у них из рук, и, очнувшись, полусонные, пьяные, разбрелись они по домам. Наконец Афина, в образе Ментора, подошла к Телемаху, провела его к гавани, где уже ждали его близ корабля гребцы. Взяв запасы, они уложили их на прочно устроенном судне; затем взошел на корабль Телемах вместе с Афиной и поместился рядом с нею на корабельной корме. За ним взошли на корабль гребцы и сели на лавках у весел. Богиня, Зевсова дочь, даровала им попутный ветер. Быстро подняли юноши сосновую мачту, глубоко водрузили ее в гнездо, с боков натянули веревки, привязали парус, и, повинуясь ветру, быстро помчался корабль, разгребая себе в волнах дорогу. Тут корабельщики наполнили чаши сладким вином и совершили возлияние богам, всего же усерднее великой богине Палладе.
С восходом солнца приблизились они к берегу Пилоса. Там с народом своим старец Нестор приносил быков в жертву богу Посейдону. Весь народ сидел на скамьях, по пятисот человек на каждой, и десять быков было перед каждой скамьей. В то время как, отведав сладкой утробы жертвенных быков, сжигали они богу в жертву бедра, в пристань вошли мореходы. Убрав снасти, поставив корабль на якорь, они вышли на землю. Руководимый Афиной, Телемах подошел к собранию пилийцев; спутников же оставил у корабля. Царь Нестор с сыновьями сидел за трапезой, друзья их учреждали пир: иные жарили мясо, другие вздевали его на вертела. Когда увидали чужеземцев пилосские мужи, густой толпой отправились к ним навстречу, и подавая им руки, просили их сесть с собой, Писистрат, юный сын Нестора, взял за руки Телемаха и Ментора и предложил им почетное место (на мягких кожах) между отцом своим Нестором и братом Фрасимедом. Дав гостям отведать сладкой утробы жертв, предложил он им кубок вина. Подавая золотой кубок Афине, так он сказал ей: «Странник, ты должен призвать Посейдона-владыку: вы прибыли на великий праздник в честь него. Совершив возлияние, передай этот кубок с божественно чистым напитком своему другу — пусть и он совершит молитву Посейдону: все мы, люди, имеем нужду в богах благодетельных. Он моложе тебя, мне ровесник, оттого я предлагаю кубок тебе первому». Была приятна богине разумная речь юноши. Совершив возлияние Посейдону, обратилась она к нему с такой мольбой: «Царь Посейдон, земледержец, не отвергни нас, исполни наше желание. Даруй Нестору и сынам его славу; богатую милость яви и другим пилийцам, приняв их жертву; дай Телемаху и мне возвратиться, окончив все, для чего приплыли мы сюда в корабле крутобоком». Кончив, подала она Телемаху кубок, и он совершил такую же молитву.
Начался пир. Насытившись пищей и насладившись вином, старец Нестор спросил гостей, кто они, откуда и зачем прибыли. Полный мужества, Телемах отвечал ему: «Благородный сын Пелея, великая слава ахейцев! Ты желаешь знать, кто мы и откуда. Скажу тебе всю правду. Мы из Итаки, прибыли к вам за собственным делом. В путь отправился я для того, чтобы проведать, где Одиссей, в бедах постоянный, с которым вы, говорят, сокрушили Трою и который еще не возвратился на родину. Никто не может сказать мне, где погиб он. Умоляю тебя, обнимаю колена твои: открой мне, что сталось с отцом моим, скажи мне все, что сам видел и что слышал о нем от других. Не щади меня, из жалости ко мне не смягчай выражений; все расскажи мне по правде». Нестор подробно рассказал Телемаху о печальном возврате ахейцев из Трои, об убиении Агамемнона, но ни слова не мог сказать о судьбе Одиссея. Он посоветовал путникам отправиться в Спарту и спросить царя Менелая, недавно воротившегося домой.
Тем временем померкло солнце и наступила тьма. Афина Паллада, одобрившая совет Нестора, уже торопила Телемаха к кораблю; но Нестор удержал гостей. «Нет! Да не допустит Зевс и все бессмертные боги, чтобы вы для ночлега ушли на корабль! Разве не найдется у нас одежд? Разве я нищий? Будто в доме моем нет ни покровов, ни мягких постелей. Нет, пока я жив, не допущу я, чтобы сын Одиссеев выбрал спальней себе корабельную палубу». Нестору в ответ сказала Афина: «Ты прав, возлюбленный старец, и Телемах должен исполнить твою волю. Я оставлю его здесь, чтобы спокойно провел он ночь под твоей кровлей; самому же мне должно возвратиться на черный корабль, чтобы ободрить наших гребцов и о многом сказать им. Из спутников Телемаха я самый старший — все они юноши, ровесники Одиссееву сыну. Завтра же с зарей мне нужно пойти к народу отважных кавконов и истребовать у них долг. Телемаха же с сыном своим отправь ты в Спарту, веди им дать коней проворных и сильных». С этими словами удалилась светлоокая Зевсова дочь, улетела быстрым орлом. Изумился народ, изумился, увидев это чудо, Нестор. За руку взял он Телемаха и сказал: «Друг, верно, будешь ты не робок и не бессилен, если уже тебе, юноше, сопутствуют боги. Ведь это была здесь Афина Паллада, так отличавшая отца твоего в сонме ахейцев». Затем Нестор совершил богине молитву и обещал принести ей в жертву однолетнюю телку, изукрасив той телке позолотой рога. Потом ввел он своего гостя, сыновей и зятьев в прекрасный дворец свой. Совершив возлияние Афине Палладе и насладившись вином, все удалились в опочивальни. Телемаху приготовлена была постель в просторной горнице, близ него лег Писистрат, младший из сыновей Нестора.
Когда встала из мрака румяная заря, Нестор поднялся с мягкой постели своей, вышел из спальни и сел на белых, гладко обтесанных камнях, лежавших у высокой двери и служивших седалищем еще Нелею разумному. Скоро подсели к нему шестеро его сыновей и с ними сын Одиссеев. Нестор позаботился о приготовлениях к жертве, что обещана была им Афине Палладе. Скоро телка была пригнана с поля, искусник Лаэрк позолотил ей рога, служанки занялись приготовлениями к обеду, поставили стулья, принесли дров и воды. Нестор велел пригласить на пир и оставшихся на корабле друзей Телемаха. Тогда Стратион и Эхофрон, сыновья Нестора, привели телицу за рога. Аретос (также Несторов сын) принес им воду для омовения рук и короб с ячменем. Подошел Фрасимед с острым топором в руке, чтобы поразить жертву. Персей подставил чашу, в которую должна была стекать жертвенная кровь. Тогда Нестор умыл над лоханью руки, украсил жертву ячменем, совершил молитву Афине и бросил в огонь клок шерсти, срезанной со лба телицы, после чего Фрасимед ударил ее топором. Глубоко пронзил топор шею жертвенной телицы и пересек ей жилы. Повалилась жертва; громко вскричали все дочери царя, невестки и сама кроткая сердцем царица Климена и сотворили молитву Афине Палладе; а мужи приподняли голову жертвы с земли и перерезали ей горло. Когда же истощилась черная кровь и не стало жизни в костях, они вырезали бедра в жертву богине и, прикрыв их двойным слоем жира, Нестор зажег их на костре и оросил красным вином. Остальное же все было изрублено на части и зажарено на вертелах для трапезы.
Телемах не присутствовал при жертвоприношении. Он был в это время в бане. Омытый и натертый чистым маслом, вышел он из бани и присоединился к пирующим. По окончании пира Нестор велел запрячь в колесницу коней и отвезти Телемаха в Спарту. Быстро были запряжены кони, и колесница снабжена была хлебом, вином и другой пищей. Телемах вошел в колесницу, с ним сел Писистрат, взял в руки вожжи и погнал коней. Быстро помчались кони в долину, и скоро скрылся с глаз путников Пилос с высокими башнями. Целый день мчались кони, солнце село, потемнели дороги. Путники прибыли в Феру, в дом Диоклеса. Диоклес радушно их принял, угостил и дал им ночлег. На другой день продолжали они путь свой по роскошным полям, изобильным пшеницей, и к закату солнца прибыли в Спарту.
Телемах в Спарте
(Гомер, Одиссея. IV, 1-619)
Колесница остановилась перед дворцом царя Менелая. Менелай в это время праздновал свадьбу дочери своей Гермионы с Неоптолемом, царем Фтии, и другую — сына своего Мегапенфа с одной благородной девицей из Спарты. Когда юноши остановились вместе с колесницей у высоких ворот дворца, их увидел прежде других слуга и спальник Менелаев Этеоней и сообщил о приезде незнакомцев. «Царь Менелай, — сказал он, — два гостя прибыли, иноземцы они и, кажется, из племени Зевса[87]. Что повелишь нам? Отпрячь ли коней их, или отказать им, чтобы у других искали приюта?» С гневом отвечал ему Менелай: «Неглупый ты человек, Этеоней, а говоришь как младенец. Мы сами не раз пользовались гостеприимством у чужих людей, прежде чем воротились на родину и успокоились. Скорее вели отпрячь коней и пригласи обоих странников на наш семейный пир». Так говорил Менелай. Тотчас созвал Этеоней слуг, велел им отпрячь коней и привязать их к яслям, полным ячменя и овса. Чужеземцы, войдя во дворец, не могли надивиться блеску его и красе. Освежившись купанием, натершись маслом, облекшись в прекрасные одежды, вошли они в залу и сели возле царя Менелая на стульях. Дружески взял их Атрид за руки и сказал: «Друзья, откушайте на здоровье пищи нашей. Когда же утолите голод вы, я спрошу вас, что вы за люди. Оба, конечно, не низкого рода, а дети царей». Тут он подал им кусок жареного мяса из почетной, собственной, части, отделив его своею рукой. Когда утолили они свой голод, Телемах обратился к спутнику и тихо сказал ему: «Видишь, возлюбленный друг мой Писистрат, как много здесь блестящей меди; как блистает все золотом, серебром, янтарем и слоновой костью! Один Зевс на Олимпе имеет такие палаты! Что за богатство! С изумлением смотрю я на все это». Вслушался в их речь Менелай и сказал им: «Милые дети, с Зевсом не может соперничать ни один смертный: дом и сокровища его нетленны. Но из людей едва ли кто померится со мною богатством: много добра после долгих странствий привез я на своих кораблях в отчизну. Видел я Кипр, посетил финикиян, египтян, проник к эфиопам, гостил у сидонян, эребов и, наконец, был в Ливии. Но в то время как странствовал я, милый брат мой погиб от убийцы. С тех пор постылы мне стали все сокровища. Горестно было мне видеть истребление славного дома. Рад бы остаться я с третью того, чем владею, лишь только бы были на свете те мужи, которые погибли под Троей из-за моего дела. Всего же больнее мне вспомнить об Одиссее, потерпевшем великие бедствия. До сих пор неизвестно, жив он или умер: плачут о нем безутешные Лаэрт с Пенелопой, плачет и юный Телемах, бывший еще в пеленках, когда Одиссей удалился из дома». Так сказал Менелай и неумышленно пробудил он скорбь в Телемахе: юноша прослезился и закрыл глаза пурпурной мантией. Атрид догадался, кто был его гость, но не знал, спросить ли Телемаха об Одиссее или дождаться, пока начнет сам он.