Приключения 1972-1973 - Коллектив авторов

НАУМОВ Сергей

В голубых барханах

Следы обнаружили ночью. Две красные ракеты поднял заставу. Капитан Ермаков с «тревожной» группой прибыл на место нарушения спустя пятнадцать минут после тревоги.

Старший наряда, обнаруживший след, сержант Петр Узоров включил фонарик, прикрывая полой плаща яркий свет луча, и Ермаков увидел на мокром после дождя песке едва заметное углубление.

Это не был след человеческой ноги. Скорее всего он походил на крохотную лунку, но Ермакову, служившему на границе десятый год, отметина на песке поведала многое.

Пользуясь грозовой ночью, нарушитель пересек пограничную реку, выполз на берег, лежа в кустах, дождался, пока пройдет пограничный наряд, собрал фиброгласовый шест, почти такой же, каким пользуются спортсмены и перемахнул контрольно‑следовую полосу в надежде, что затянувшийся ливень размоет лунку, оставленную шестом.

Нарушитель выиграл час. Если шел быстро, успел добраться до шоссе.

И еще понял Ермаков, что проводник с собакой здесь уже не поможет. Секущие струи дождя давно смыли всякий след – сразу за контрольно‑следовой полосой начиналось небольшое каменистое плато с нагромождением скал, переходящее в пустыню.

Один час времени на границе – это очень много. Дорога, уходящая в глубину республики, – вот первая цель нарушителя. Рядом порт, через который товары из сопредельного государства направляются по бетонке на железнодорожную станцию. До нее сто двадцать километров – полтора часа езды. Движение на шоссе не прекращается и ночью, оно только затухает немного.

Значит, первое, что предпримет начальник отряда полковник Артюшин, – перекроет бетонку.

Так думал капитан Ермаков, сидя в канцелярии заставы и ожидая приезда Артюшина.

Он сделал все возможное, что следовало сделать в таком случае: заблокировал зону нарушения, выслал конный отряд на шоссе, попытался определить направление, в котором скрылся нарушитель. Но собака Найда, как он и предполагал, не взяла след.

Ермаков думал о нарушителе. Кто он? Во что обут? Как выглядит? Видать, сильный, тренированный человек. Долго же он ждал этой грозовой ночи. Дожди в краю песков в это время года редки.

За окном прошумел «газик», и в канцелярию вошел седой крупный мужчина – полковник Артюшин. Коротко поздоровался. И сразу подошел к карте. С минуту разглядывал ее, словно видел впервые. Обернулся. И Ермаков заметил: обычно спокойный, полковник на этот раз выглядел взволнованным.

– Садитесь, капитан, – негромко обронил он, – будем рассуждать.

Ермаков кратко доложил обстановку.

– Хорошо, капитан, что выслали конный наряд и заблокировали зону нарушения. Хорошо, что перекрыта бетонка и все проселки. Только, я думаю, и нарушитель осведомлен обо всем этом. Вернее, предположил такое, будучи еще по ту сторону границы.

Полковник помолчал, хрустнул костяшками сцепленных пальцев. Внезапно спросил:

– Вам никогда не приходила мысль, что песок похож на воду?

– Нет. Как‑то не думал об этом, – признался Ермаков.

– И я никогда не думал. А сегодня вот пришло в голову. И знаете почему? Бюро погоды предсказывает на сегодня‑завтра песчаную бурю. Как вы думаете, мог такой факт учесть нарушитель? Гроза уничтожила след на плато. Буря заметет след в песках.

– Но… пески тянутся на сотни километров… Они безводны… Это же верная гибель… И потом, пески хорошо просматриваются с вертолета. Нарушитель, конечно, знает об этом.

– Да, знает, – согласился полковник, – да мы‑то не знаем, какие маскировочные средства он применит в песках. Мы не знаем, сколько у него воды и насколько вынослив этот человек. И не такая уж безводная пустыня Хорезм‑шахи, колодцы есть, капитан. Мало их – это другое дело…

Полковник нахмурился, забарабанил толстыми пальцами по столу.

– Нужен «свободный поиск». Отправьте в пески лучших следопытов с рацией. Собака, я думаю, не понадобится… Выдержали бы люди… Связь по рации через каждые два часа кодом. Никаких радиотелефонов. Квадрат поиска будет прочесываться и с воздуха, вертолет я вышлю в ваше распоряжение… Пока все…

Пустыня казалась Бегичеву огромным целлулоидным колпаком с приклеенным внутрь ярко пылающим диском солнца.

За два года службы на границе Антон так и не привык к песчаному однообразию, к чудовищной летней жаре, к теплой безвкусной воде, выдаваемой по норме. Родом с Алтая, он тосковал по чистым горным лесам, быстрым прозрачным рекам, а засыпая, часто видел солнечные лужайки, пестрящие разноцветьем, далекие заснеженные вершины, манящие прохладой и покоем.

Но не было на заставе более выносливого солдата, чем Бегичев. Сухой, жилистый, насквозь пропеченный солнцем, обладал он завидной выдержкой, рассудительным спокойствием. Был ловок и смел.

Сержант Узоров, получив приказ начальника заставы о свободном поиске, выбрал Бегичева в напарники не раздумывая.

Ермаков кивнул, одобряя выбор, и пригласил сержанта в свой кабинет для беседы.

Час спустя оба пограничника уже шагали по барханам, то и дело вскидывая бинокли. Вертолет, присланный начальником отряда, высадил их в квадрате поиска и ушел на восток прочесывать с воздуха необозримое песчаное море.

С гребня перед пограничниками открывалась лощина, поросшая редкими кустами саксаула. До горизонта тянулись, словно застывшие морские волны, гряды барханов.

– Ищи его тут, – присвистнул Бегичев, – легче иголку в стогу.

– Разговорчики отставить, – строго сказал Узоров. – Маршрут по азимуту – север‑север, встреча на четвертом бархане, считая наш первым. Пойдешь кольцами, так легче зацепить след. Ясно?

– Ясно, товарищ сержант, – не понимая суровой строгости товарища, откликнулся Бегичев.

Они разошлись в стороны и, не оглядываясь, зашагали с гребня, обходя лощину с саксауловым леском. Было слышно, как тихо звенят на ветру его седые от пыли листья.

Этот звон напомнил Узорову давний поиск. Они преследовали нарушителя на лошадях, как вдруг поднялся ветер, и тонко, с надрывом запела пустыня. Ему объяснили – так стонет саксаул перед большой бурей.

Пустыня таила в себе несметное количество загадок и опасностей. Чем больше служил Петр на границе, тем привлекательней становилась для него Хорезм‑шахи, одна из древнейших пустынь Средней Азии. Она скрывала под собой города и истории целых народов. Что‑ то прекрасное и вечное было в ее глубоком желтом безмолвии.

Пять лет потратил Петр Узоров, чтобы, не страшась, уходить в самостоятельный поиск в самое сердце Хорезм‑шахи. Он приучил себя сутками обходиться без воды, ночевать, завернувшись в кошму, прямо на песке, познал многоликость пустыни и язык ее обитателей.