Дракон из черного стекла - Джим Чайковски

Вернувшись к своему креслу, она тяжело опустилась на него. Парус, Крыло и Щит собрались возле изогнутой стены – напротив карты, изображающей побережье Халендии, – обсуждая какие-то стратегические вопросы и тут же поспешно записывая сообщения для отправки на корабли. Аалийя знала, что надо бы подойти к ним и принять участие в обсуждении, но все-таки доверила этим людям самим улаживать все необходимые вопросы. К тому же в тот момент у нее было слишком тяжело на сердце, и эта тяжесть буквально приковывала ее к креслу.

Аалийя попыталась немного поспать днем, но страхи не давали ей уснуть. Тазар присоединился к ней, позволив ей искать убежища в его объятиях – позволив быть слабой, чтобы потом она могла стать сильной. Вскоре они нашли утешение в более интимной близости. Он использовал свои губы и язык, чтобы повести с ней такой разговор, какой понимают только любовники – пусть даже и скорей для того, чтобы успокоить и ободрить, чем с целью доставить удовольствие. Она вбирала в себя его сталь, сидя на нем и выгнув дугой спину – черпая в нем силы, пока те не истощились. А потом они лежали вместе, и он все еще был внутри нее, делясь с ней своим теплом.

В тот момент ей нужно было почувствовать себя женщиной. А не императрицей. Чтобы, ненадолго освободившись от этой ответственности, потом еще крепче взять бразды правления в свои руки.

«Но достаточно ли этого?»

Какое-то едва заметное движение отвлекло ее от подобных размышлений. Аалийя заметила, что Глаз Сокрытого смотрит в ее сторону – пусть даже и не прямо на нее, но она все равно чувствовала всю тяжесть его внимания. Палец у него был приложен к виску. Аалийя ощутила, что он хочет что-то сказать, но сдерживается – наверное, прикидывая, хватит ли у нее духу выслушать то, чем он хочет поделиться.

Она ответила на этот безмолвный вопрос:

– В чем дело, Глаз Хессен?

Палец опустился, и взгляд слезящихся глаз, в которых скрывался острый коварный ум, нацелился прямо на нее. Каждое движение Хессена всегда несло в себе какой-то смысл – каждое легкое подергивание мускульного волокна, каждая небольшая пауза между словами.

Он смотрел на нее еще пару мгновений, в мертвой тишине, совершенно не двигаясь. Это обеспокоило ее больше, чем если б он вдруг встал и стукнул кулаком по столу. Когда Хессен наконец заговорил, послышался его обычный хрипловатый голос, но Аалийя почему-то знала, что его слова достигают только ее ушей. Даже Тазар, который сидел по другую сторону от нее, скорее всего ничего не слышал.

– Мои вороны так всё и летают после того землетрясения, что случилось всего день назад. Уже третьего за столько же дней. Все чаще клирики перешептываются о гневе богов. И многие ищут виноватых за пределами вод Греш-Ме, в имперской цитадели. Если не принять меры, ситуация будет только ухудшаться.

– Не знаю, что еще я могу предпринять… Я надеялась, что появление на публике принца Мариша, преклонившего колено и поклявшегося в верности империуму и его императрице, поможет хотя бы частично подавить такие волнения.

– Пусть даже это и вправду помогло, было нетрудно взять преклоненное колено Мариша и выгнуть его в обратную сторону. Халендийские шпионы продолжают действовать в тех уголках Вечного Города, которые не способна накрыть тень моих ворон. Они нашептывают людям, что возвращение Мариша – мятежника, предателя – в лоно империи лишь подчеркивает степень разложения нынешнего правления. На которое уже гневаются боги, сотрясая землю.

Аалийя по-прежнему не знала, как решить эту проблему – как остановить этот нарастающий прилив.

Ее тревожные размышления прервал стук в дверь. Она выпрямилась, ожидая очередной охапки сообщений, принесенных почтовыми воронами. Боевые столкновения все продолжались, и целые стаи этих птиц безостановочно летали взад и вперед.

Паладин открыл дверь, впустив знакомую фигуру. Это был Граш, некогда чааен-привязанный отца Аалийи, а теперь и ее собственный.

– Ваша Блистательность… – произнес он, опускаясь на колено и склоняя голову. – Прошу простить меня за вторжение в столь трудное время.

Аалийя жестом пригласила его подняться.

– Чааен Граш, мы всегда рады тебе, особенно твоему совету и наставлению.

Эти ее слова были совершенно искренними. Граш был старейшим из чааенов ее отца, ближайшим советником и самым близким другом предыдущего императора. Аалийя ценила его мудрость.

– Твое появление наводит на мысль о чем-то срочном, – заметила Аалийя. – О чем, по твоему мнению, я должна узнать немедленно.

– Увы, это так. – Он указал еще на двух людей, застывших позади него на пороге. – Это чааены Магритт и Лоджин.

Она кивнула им. В то время как Грашу, с его лысой макушкой и маской морщин, накопленных за годы служения советником императора, шел всего лишь шестой десяток, эти двое – женщина и мужчина – выглядели намного старше. Они казались столь же немощными и иссохшими, как Глаз Хессен, однако спины держали прямо и принесли с собой целое множество длинных пожелтевших свитков.

Аалийя заметила, что ошейник на этой женщине, Магритт, был серебряным, что говорило о ее принадлежности к иеромонахам. На спутнике же ее был железный ошейник алхимика – такой же, как у Граша.

– Дозволено ли нам приблизиться? – осведомился Граш.

– Конечно, хотя формальности замедлят нашу беседу. Если ты явился по срочному делу, то пусть это отразится и в твоей манере вести разговор.

– Благодарю вас. – Граш подошел к столу, обходя собравшихся в зале и увлекая за собой пару пожилых чааенов. – Из-за всего, что сейчас происходит, нам было трудно добраться до вас. Иначе мы пришли бы со своими опасениями гораздо раньше.

Аалийя нахмурилась.

– Так быть не должно. Я прослежу за этим.

Это было одно из досадных последствий ослабления серебряных цепей, которые привязывали таких ученых людей к их имри. У нее было целых тридцать три чааена, прошедших обучение в Бад’и Чаа, Доме Мудрости, но с этими новыми свободами, которые были им предоставлены, Аалийя во многом утратила возможность своевременно и регулярно консультироваться с ними.

– И о чем же вы желаете поставить меня в известность? – нетерпеливо осведомилась она.

Граш поманил Магритт и Лоджина ближе к столу.

– Это касается луны, Ваша Блистательность.

Сердце Аалийи сжалось между ударами. Все в этом зале знали об угрозе обрушения луны, равно как и все ее чааены.

– Каким образом, Граш?

– В последнее время я провел немало времени в астроникуме Бад’и Чаа, изучая поверхность луны сквозь сильные линзы школы. За последние три месяца края луны начали светиться красноватым оттенком, который наиболее заметен, когда ее лик показывается во всю ширь. Мы полагаем, что усиление подземных толчков