Черный ксеноархеолог - Юрий Валерьевич Максимов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Послушай, мне правда…
– Матрос Светлов, вам следует немедленно вернуться в свою каюту.
– Я искренне прошу прощения…
– Дверь вон там.
Я медленно вышел на негнущихся ногах. И когда услышал, как захлопнулась дверь, осознал: моя жизнь разрушена. И, что гораздо хуже, не только моя.
Пока я брел по коридору, какая-то часть меня говорила, что ничего страшного не случилось. «Что-то меня удержало на самом краю… Кто-то удержал. Очевидно, Гемелл. Он такие штуки умеет проворачивать. Как бы то ни было, удалось не зайти слишком далеко. Да, с Вандой, очевидно, отношения испорчены. Но Лире можно просто ничего не говорить, когда она очнется…»
На этой мысли мне стало невыразимо тошно от себя самого. И я еще смел возмущаться поступком Келли! Мол, как это он нас предал? Меня предал? Но вот я сам предал Лиру. И как быстро это случилось! Как легко…
Как?
Я могу молчать и, наверное, буду молчать, но этого уже не сотрешь. Выбора, который я сделал. И того, кем я в результате этого выбора стал.
Часть меня не сдавалась, говоря, что я драматизирую. Произошедшая ошибка не столь велика. Возможно, это все случилось на фоне отходняка после ферусена. И весь стресс, что накопился за предыдущий день, создал такой вот исключительно неблагоприятный фон…
Но чем больше я пытался оправдаться, тем противнее мне становилось. И не только из-за того, что случилось в каюте Ванды. Гемелл хотел уберечь меня, а я наговорил ему таких чудовищных вещей! И теперь он молчит. Я потерял его. Своего последнего друга. Как и всех до него. Остался один со всей своей грязью. Нестерпимо хотелось отмыться, но как отмоешься от себя самого?
«Грех – это не часть тебя. Это враг, поселившийся в тебе, но не ты сам».
Я облегченно воскликнул:
– Гемелл, ты снова здесь! Спасибо! Спасибо большое! Что мне делать?
«Иди к часовне».
– Я не помню, где она.
Проходящий мимо мичман-азиат с удивлением оглянулся на меня, но мне было плевать на то, как я выгляжу.
«Я помню ее местоположение на схеме. Следуй моим указаниям».
Это было несложно.
«Что надо будет сделать в часовне?» – спросил я, нажимая кнопку лифта.
«Пойти на исповедь к священнику. Покаяться в грехах».
Хорошо! Что угодно, лишь бы избавиться от этого мерзкого чувства… Я даже ускорил шаги, когда вышел на нужном этаже. Я спешил в часовню!
– Прости, пожалуйста, за все, что наговорил тебе в коридоре! Я так боялся, что больше не услышу тебя…
«Если бы не начал раскаиваться, то не услышал бы».
Вот они, полукруглые коричневые ворота из настоящего дерева, а над ними – икона Христа. Я побежал быстрее…
Ворота оказались закрыты.
Из висящего рядом расписания следовало, что сегодня часовня работает до двадцати часов. Я был растерян. Как будто Бог ждал меня, но я опоздал, и от осознания этого холодные мурашки поползли по спине.
– Что теперь?
«Теперь, Сергей, свернуть уже не получится. Машина летит в пропасть».
– Но я ведь могу прийти завтра. Часовня будет открыта.
Задрав голову, я с надеждой посмотрел в глаза Христа на иконе.
«Можешь. И, надеюсь, придешь. Но покаяние не работает так, как ты думаешь».
– В смысле?
«Представь человека, преданного греху пьянства. В пьяном виде он заснул на снегу и отморозил пальцы. Их ампутировали. Затем он взялся за ум, покаялся, перестал пить. Простил ли Бог его грех? Да. Но вырастут ли его пальцы?»
– Нет…
«Покаяние и работа над собой могут с Божьей помощью освободить тебя от внутреннего врага. Уберечь от будущих падений. Сделать мудрее. Но ты больше никогда не будешь таким, каким был до того, как пошел на ужин со своей предыдущей самкой. И каким был бы, если бы не пошел. Некоторые вещи невозможно исправить, Сергей. Некоторых последствий невозможно избежать. Глубоко внутри ты знаешь, что это правда».
Эти слова прозвучали подобно похоронному колоколу.
День триста шестьдесят шестой
Впервые за долгое время я снова увидел сон про карлика и великана. Но теперь все было наоборот – великан нес на руках ослабшего и больного карлика. Он смотрел с такой любовью на свою ношу, и я осознал: нет, никакой это не дьявол, это Гемелл! Я с самого начала понял все правильно, кто из нас кто. Он вынес меня из вчерашней передряги. Радость вспыхнула во мне, но тут же рассеялась, как только угол обзора сменился и я увидел, что эти двое по-прежнему движутся к пропасти… Я снова кричал, пытаясь предупредить, и в этот раз великан вдруг услышал меня. Продолжая идти, он посмотрел в мою сторону и попытался что-то ответить. Однако из его рта вместо слов вырвался стук…
Я проснулся.
В дверь каюты барабанили.
– Да-да! Сейчас открою! – крикнул я, торопливо натягивая форму.
Когда я застегивал пояс с артефактами Хозяев, с той стороны еще раз нетерпеливо ударили. За дверью оказался мичман. Не Беркович. Высокий, молодой, плечистый, чернокожий.
– К капитану! – рявкнул он. – Немедленно!
Остатки сна слетели с меня. Я схватил бескозырку и побежал за ним. Надел ее уже на бегу. Что случилось? Ванда рассказала отцу про вчерашнее? Душа ушла в пятки при одной мысли о гневе дяди Филипа. Я никогда не видел его раздраженным, но он всегда выглядел как человек, который сдерживает целый океан гнева в себе. И теперь этот океан выплеснется на меня?!
Кажется, плечистый мичман вел меня к мостику. Вряд ли дядя Филип станет обсуждать мое поведение в отношении его дочери на мостике. Значит, случилось что-то другое. И вряд ли хорошее.
У входа на мостик мичман резко остановился, развернулся ко мне и, внимательно оглядев, поправил мою бескозырку и форму.
– Эту хрень тебе разрешили носить? – спросил он, показывая на пояс с артефактами.
– Так точно, сэр. Лично капитан Новак.
– Ладно. Заходи. Постой! Знаешь, как доложиться?
Поскольку я не знал, мичман мне объяснил и затем резко открыл дверь.
Когда я вошел, на мостике царило оживление. Торопливо подойдя к креслу дяди Филипа, я вытянулся и что есть мочи крикнул:
– Матрос Светлов по вашему приказанию прибыл, сэр!
Оглянувшись на меня, он встал с кресла.
– Пройдемся, – сказал дядя Филип, направляясь к выходу.
Когда мы вышли, мичмана
