Столетняя война. Том I. Испытание битвой - Джонатан Сампшен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Именно в этих провинциях находилась шелковая нить укрепленных городов, которую, по словам кардиналов, Эдуард III в 1339 году не сможет разорвать. Но эта линия укреплений была гораздо менее прочной, чем предполагали кардиналы. Регион не подвергался угрозе со стороны захватчиков со времен фламандского кризиса 1290-х годов, и это был последний случай, когда систематически уделялось внимание его обороне. В начале войны события развивались примерно так же, как и в Англии, хотя масштабы были более значительными. В 1335 году было предпринято общая инспекция французских крепостей, которая проходила довольно медленно. Результаты были неутешительными, но до начала военных действий мало что было сделано. Филипп VI был потрясен, проезжая через Нуайон во время кампании 1339 года, когда увидел плачевное состояние стен и рвов. Сен-Кантен и Реймс были открыты для атак с одной стороны, что стало результатом прекращения строительных работ, начатых к конце XIII века. Прибытие Эдуарда III в Антверпен в 1338 году произвело такой же каталитический эффект, как разграбление Саутгемптона в Англии. В панике была начата программа работ, плохо скоординированная, плохо выполненная и почти во всех случаях незавершенная, когда Эсплешенское перемирие дало еще один повод для расслабленности. Только в провинции Артуа в период с 1337 по 1340 год крупные работы были проведены по меньшей мере в семи городах и замках. Некоторые из них были очень масштабными. Бремя этих работ тяжело и неожиданно легло на тех, кто должен был их оплачивать, как правило, на сеньора города (если таковой имелся), епископа, горожан и отдаленные деревни в пропорциях, которые были неопределенно предписаны традицией и приводили к ожесточенным спорам и тяжбам. Работы в Реймсе между 1337 и 1340 годами, какими бы неудовлетворительными они ни были, обошлись в 10.000 турских ливров. В Аррасе за тот же период был проведен капитальный ремонт семи ворот, очищен и углублен городской ров и построены внешние укрепления с одной стороны, общей стоимостью 1.900 турских ливров. Расходы такого масштаба представляли собой огромные государственные инвестиции. Что это означало для Арраса, видно из того факта, что налог в 25% на доход от собственности собрал чуть больше половины того, что требовалось для оплаты счетов. Остальное пришлось собирать с помощью различных финансовых мер, таких как продажа аннуитетов, что стало бременем для жителей на целое поколение. Некоторые города оказались финансово несостоятельными. Ремонт стен Сен-Кантена, который в значительной степени финансировался за счет аннуитетов, привел к таким "огромным притеснениям" горожан, что в середине 1340-х годов в течение четырех лет с них не могли собрать налоги для центрального правительства[611].
К этому добавился прямой ущерб, нанесенный войсками. Ужасающее опустошение Тьераш Эдуардом III осенью 1339 года и Жаном д'Эно весной следующего года оказало глубокое влияние. Масштаб и система этих разрушительных экспедиций были относительно новыми для западноевропейской войны. Летом 1340 года провинция Артуа потеряла два пограничных города, Эр и Арк, оба были стерты с лица земли фламандскими войсками. Три значительных города возле Турне были разрушены во время семинедельной осады Турне, один из них (Сент-Аман) — ради показательного примера, остальные — ради грабежа и развлечения. Эти места находились в эпицентре военного землетрясения. Меньшие толчки распространились на большие расстояния: от Слейса до Дьеппа и других нормандских городов, потерявших многих взрослых мужчин в морском сражении; от Обантона, разрушенного людьми из Эно в апреле 1340 года, до Реймса и других северных городов, где весть об этом событии вызвала панику, беспорядок и бегство; от Ла-Капель, сожженного англичанами в 1339 году, до аббатства Сен-Дени, которому он принадлежал. Не все разрушения были делом рук врага. Такие города, как Сент-Омер, Эр и Лилль, были вынуждены уничтожать свои собственные пригороды при приближении врага. Часто это были самые новые и богатые районы. Когда в 1338 году король Англии высадился в Антверпене, всем французским чиновникам было приказано разрушить все речные мосты и дамбы в пограничных провинциях, по которым могли пройти захватчики[612].
В настроении, вызванном этими событиями, политика Филиппа VI по избеганию сражений, какой бы разумной она ни была со стратегической точки зрения, была серьезной политической ошибкой. Она серьезно подорвала его престиж, который был главным политическим активом любого французского короля и единственным объединяющим фактором среди разнообразных провинций Франции. Более того, из-за этого королевские налоги и цели, для которых они собирались, стали казаться неважными, расточительным отвлечением ресурсов от защиты собственной общины каждым человеком. Когда королевская армия, единственный национальный инструмент обороны, казалось, ничего не делала, почему бы людям не мыслить локальными категориями? Для рыцарей и дворян, шедших вместе с армией, бездействие короля было предательством убеждений, которые делали битву на поле боя высшей формой ведения войны, а ее избегание — равносильным поражению. Каждый из этих людей унес с собой домой свой собственный вид диссидентства и сплетен у костра. Мы не можем знать, сколько людей согласились с оруженосцем из Орлеана, который присоединялся к армии каждый год, начиная с 1337 года, и рассказывал своим друзьям, что Филипп VI был слишком напуган, чтобы напасть на Эдуарда III при Турне. Возможно, Эдуард III потерпел стратегическое поражение, но для оруженосца из Орлеана он был "самым доблестным из христианских королей". Смелость Эдуарда III снискала ему других поклонников, чья помощь оказалась в будущем очень эффективной. Французский кастелян Эстамбурка не только сдал город англичанам во время их похода на Турне, но и присоединился к армии Эдуарда III. Хоть это были незначительные фигуры, их поведение показательно. Нет сомнений, что некоторые более значительные, но более сдержанные люди придерживались того же мнения. Жан, граф Арманьяк, один из полномочных представителей, заключивших Эсплешенское перемирие от имени Филиппа VI, всего за четыре месяца до этого тайно предложил Эдуарду III перейти на его сторону. Графиня Эно сказала Филиппу VI в его палатке под Бувином, что при его дворе есть много тех, кто с радостью предаст его королю Англии. Много? Несомненно, это заявление было гиперболой. Но Филипп VI, чей страх перед предательством был навязчивым, воспринял это достаточно серьезно, чтобы выйти из себя.
Не верьте всему, что вам говорят
Везде мошенники и мошенничество
написал однажды французскому королю один стихотворец. Филипп VI вовсе не чувствовал себя победителем[613].
