Избранные произведения. Т. I. Стихи, повести, рассказы, воспоминания - Валентин Берестов

Корректору придется поломать голову, для того чтобы привести этот текст в нормальный вид:

Я помню чудное мгновенье.Передо мной явилась ты,Как мимолетное виденье,Как гений чистой красоты.

Теперь представьте себе, что перед нашим корректором текст, написанный с помощью не тридцати трех всем известных знаков русской азбуки, а более трехсот рисуночных знаков неизвестного алфавита. И вы поймете, какая головоломная, на первый взгляд неразрешимая задача встанет перед растерявшимся корректором. Добавим, что, по мнению многих ученых, каждый из трехсот знаков — «узелок для памяти» и может соответствовать целой фразе. Корректор при этом не знает языка, на котором написан текст.

В положении такого корректора оказался Борис Кудрявцев, ленинградский школьник, член кружка «Юных этнографов». И тем не менее он сделал важное открытие.

Две дощечки «говорящего дерева» чем-то родственны скульптуре! Так же поблескивает их гладкая коричневая поверхность, да и форма у них необычная. Одна дощечка изогнута, как бумеранг, другая напоминает обломок весла. Да это и есть весло. Обе дощечки привез Миклухо-Маклай. Одну из них ему подарил Жоссан. Дощечки сплошь заполнены аккуратными строчками знаков.

Борис Кудрявцев знак за знаком сравнил обе дощечки. Их тексты оказались параллельными, почти одинаковыми. Кудрявцев установил, что этот же текст был записан на дощечке из Сант-Яго и в измененном виде еще на одной дощечке. Ленинградский школьник первым в мире нащупал важный метод изучения дощечек. Появилась возможность, сличая параллельные тексты, восстановить их поврежденные части, установить варианты написания одного и того же знака. Наконец тексты не совсем тождественны. В них есть пропуски и вставки. Вставки — это фразы или отдельные слова. Значит, уже можно разбить как-то сплошной текст. Борис Кудрявцев не успел сделать эти наблюдения и найти другие параллельные тексты. Изучение параллельных текстов продолжили Бутинов и Кнорозов. Но для Бутинова и Кнорозова изучение параллельных текстов стало только одним из многих средств исследования. Ведь они знали, с каким письмом имеют дело, Борис Кудрявцев этого не знал.

Продолжая наше сравнение, можно сказать, что возможности корректора ограничены. Нужен редактор, который ориентируется в текстах, хотя они и не прочитаны. По статье Кудрявцева, опубликованной посмертно, видно, как бьется мысль исследователя, как нужна ему теория. Он мог стать редактором. Он изучал дощечки. Само по себе, как пишет Метро, «такое изучение — это длительное и трудное дело вследствие изобилия знаков, бесчисленных вариантов каждого знака и многих комбинаций знаков». Но Борис Кудрявцев хотел знать гораздо больше. А какое место занимает письмо острова Пасхи в истории письма? Что это за письмо? Каковы его законы?

Теория письма еще не была разработана. Борис Кудрявцев столкнулся с проблемой, куда более сложной, чем само «говорящее дерево». Параллельные тексты и вообще «говорящее дерево» были слишком узкой базой для теоретических изысканий.

Знаки на трех дощечках с параллельными текстами были написаны по-разному. «Может быть, три дощечки соответствуют трем эпохам в истории письма?» — думал исследователь. За отличиями в начертании знаков он видел эти эпохи в истории письма. Он искал математически точные термины, но материала было слишком мало, и получались такие сложнейшие понятия, как «псевдокомбинированные знаки» или даже «скрытопсевдокомбинированные». Он думал, что имеет дело с письмом, в котором знаки передают понятия, но не имеют никакого определенного чтения.

И в то же время Кудрявцев как будто чувствовал, что это не так. То, что он переживал, можно назвать трагедией нетерпеливой мысли.

Он боялся зайти в тупик, как венгерский лингвист Хевеши, который сравнивал рапануйское и древнеиндийское письмо, составлял сравнительные таблицы, верил, искал — и все это впустую. Молодой исследователь понимал, что Хевеши блуждает в потемках.

Борис Кудрявцев скончался в годы Отечественной войны, не закончив своей статьи о параллельных текстах, подавленный сложностью обступивших его вопросов.

Его статью опубликовал известный этнограф-африканист Ольдерогге. В своем послесловии к статье Кудрявцева он отметил, что письмо острова Пасхи напоминает древнеегипетскую иероглифику в самом начале ее развития, когда еще не установились четкие формы иероглифов. Очень важное и плодотворное сопоставление!

ПИКТОГРАФИЯ ИЛИ ИЕРОГЛИФИКА?

Если изучение «говорящего дерева» очень трудное дело, то почему советские исследователи так быстро добились важных результатов? Почему они занялись именно «говорящим деревом»? Не было ли в этом случайности?

Нет, сотрудничество Бутинова и Кнорозова не было случайностью.

Как раз в это время наши этнографы-океанисты вели большую работу по изданию тома «Народы Австралии и Океании», одной из книг серии «Народы мира», выпускаемой Институтом этнографии. Одним из участников этой работы был Николай Александрович Бутинов. Он, как и другие этнографы-океанисты, исследовал общественный строй, историю, языки народов Океании. Островом Пасхи Бутинов занялся не случайно.

Юрий Валентинович Кнорозов долгие годы разрабатывал теорию письма. Расшифровка письменности майя блестяще подтвердила теорию.

При изучении дощечек «кохау ронго-ронго» с острова Пасхи прежде всего возникает вопрос, каким письмом они написаны. Правильное решение этого вопроса определяет направление всей дальнейшей работы.

Племена, жившие родовым строем, вполне обходились пиктографией, то есть рисуночным письмом. Пиктографические знаки не связаны со звуковой речью. Например, стрелку, указывающую направление, свободно может «прочесть» и человек, который не знает, как пишут слова «иди туда» на языке того, кто оставил этот знак.

Более развитому обществу было нужно письмо, передающее звуковую речь. Энгельс указывает, что такое письмо появляется при переходе от первобытно-общинного строя к классовому. Пиктографию было невозможно усовершенствовать настолько, чтобы она удовлетворяла новые потребности. Если бы даже придумать для всех слов особые рисунки (таких рисунков потребовались бы тысячи), то все равно этого было бы недостаточно. А как тогда быть с грамматикой, как передать связь между словами, как передать суффиксы, приставки, окончания падежей, окончания спрягаемых глаголов? Появился новый тип письма — так называемая иероглифика, которой пользовались все древнейшие цивилизации. Переход от пиктографии к иероглифике отражал изменения в обществе.