Медитации на Таро. Путешествие к истокам христианского герметизма - Валентин Томберг

Итак, мы, оккультисты, маги, эзотеристы и герметисты, - все те, кто хочет "делать" вместо того, чтобы ожидать, сложа руки; кто хочет "взять свою эволюцию в свои собственные руки" и "направлять ее к некоей цели", - стоим перед этим выбором в гораздо более, я бы сказал, драматической форме, чем люди, не занимающиеся эзотеризмом. Главнейшей (если не единственной настоящей) нашей опасностью является предпочтение быть "строителями Вавилонской башни" (неважно, в одиночку или в сообществе с кем-либо), нежели возделывателями, "как виноградари в винограднике Господнем".

По правде говоря, единственной истинной нравственно обоснованной причиной сохранения эзотеризма "эзотерическим", т. е. того, чтобы держать его вдали от дневного света и не допускать его профанации, является опасность тяжкого недоразумения - смешения башни с деревом, вследствие чего ряды эзотеристов пополнились бы "каменщиками" вместо "садовников".

Церковь всегда отдавала себе отчет в существовании этой опасности. Вот почему она всегда настаивала - вместе с тем высоко ценя и поощряя усилия как таковые - на принципе благодати как единственного источника продвижения по пути совершенствования. Вот почему она всегда с подозрением относилась к так называемым "братствам посвященных" и к подобным им группам, которые образовывались либо на периферии Церкви, либо вообще вне ее. Ибо даже если оставить в стороне соперничество и иные человеческие слабости, главным мотивом отрицательного отношения Церкви к братствам посвященных является опасность замещения роста - строительством; благодати -"деланием"; и, наконец, пути спасения - путем специализации. Я не знаю, этим ли объясняются преследования Ордена тамплиеров, но, вне всякого сомнения, этим объясняется оппозиция Церкви по отношению к масонству.

Но как бы там ни было в отдельных исторических случаях, здесь нас занимает аркан башни, разрушенной ударом грома, т. е. вся совокупность соответствующих идей и фактов, относящихся к стремлению "возвыситься", ведущему к специализации, которая, в свою очередь, неизбежно заводит в тупик. Речь, стало быть, идет о выборе между "строительством" и "ростом" в сфере эзотеризма.

Сошлемся на пример факиров, среди которых есть такие, которые не чувствуют гвоздей, на которых лежат, либо хоронят себя заживо на целую неделю и остаются совершенно здоровы, либо заставляют растение вырасти у нас на глазах. Такой факир реализовал отдельные преимущества; он может делать то, что мы делать не можем. Но он достиг этого за счет своего общего развития как человеческого существа, он "подверг себя специализации". Он никогда не внесет сколько-нибудь значительного вклада в философию, религию или искусство. В плане его общечеловеческого прогресса он находится в тупике, где остается разве лишь уповать на удар грома, который бы вытряхнул его из этого тупика.

Есть еще одна проблема, лишившая покоя Агриппу Неттесгеймского, автора классического труда по магии - "De occulta philosophia" ("О сокровенной философии"): как могло случиться, что автор этой книги, в которой можно найти множество сведений, основанных на аутентичном опыте, - как могло случиться, что он, восторженный адепт, стал разочарованным в жизни скептиком, написавшим в последние годы своей жизни едва ли не главнейший ее итог -труд, озаглавленный "De incertitudine et vanitate omnium scientiarum et artium" ("О недостоверности и тщете всех наук и искусств")?

Ответ на этот вопрос заключается в том, что Агриппа выстроил "Вавилонскую башню", которая впоследствии была разрушена "громовым ударом свыше". Это была высшая реальность, которая сделала в его глазах все "науки о сверхъестественном" - которым он посвятил лучшие годы жизни - тщетными. Башня была разрушена, но лично для него открылся путь к небесам. Он стал свободным, чтобы начать сначала, т. е. вновь отправиться по пути роста.

Факир и маг - оба нуждаются в освобождающем ударе грома свыше, чтобы вернуться на путь чисто человеческой эволюции, т. е. на путь всеобщего роста, где нет тупиков специализации. Это же относится к специалистам в мистике и гнозисе. Вот почему мы неоднократно повторяли в этих письмах, что практический (то есть живой) герметизм не является ни оккультной наукой, ни магией, ни гнозисом, ни мистицизмом, но их синтезом. Ибо он есть дерево, а не башня. Да и сам человек, весь человек - который в одно и то же время и философ, и маг, и гностик, и мистик, - он сам и есть это дерево.

В таком случае, уж не каббалистическое ли это Древо Сефирот? - Возможно. А может быть, Древо Знания и Жизни в центре сада Эдемского? Да. Но превыше всего я желал бы видеть в нем Древо Смерти и Воскресения, - Крест, усеянный побегами Розы. Это Крест одновременно умерщвляющий и оживляющий, - Крест, в котором соединены смертные муки Голгофы и слава Воскресения. Ибо Крест есть закон роста, закон вечного ухода и возвращения. Это путь, который ведет не к тупикам специализации, но к "проходам" очищения, ведущим к озарению и в конечном счете - к единению.

Практический герметизм есть мистицизм, гнозис, магия и наука Креста. Целью его исканий, его главной движущей силой и основой существования является великий труд роста, - осуществляющийся через духовную, психическую и телесную трансформацию, сублимацию, транссубстантивирование и трансмутацию. Да, алхимия, принцип алхимии составляет душу герметизма. Выражение этого принципа можно найти в Евангелии: "ничего не погубить... но иметь жизнь вечную" (Ин. 6: 39-40). Можно ли представить себе идеал или цель, в которой было бы заложено больше веры, надежды и любви? В то время как те, кому недостает совершенной веры, прибегают к хирургической мере отделения истинной Сущности от сущности низшей, как мы это видим в Санкхьеи Йоге, те, кому недостает надежды, восполняют отсутствие необходимых способностей и сил, прибегая к искусственным конечностям, т. е. создавая механизмы, призванные исполнять недостающие функции, - как это происходит с конструкторами машин и авторами философских систем, теми, кто совершает ритуалы церемониальной магии, и всеми строителями башен в целом. Адепты же "великих трудов" исповедуют "юродство Креста" (1 Кор. 1: 18), т. е. они веруют, надеются и желают "ничего не погубить... но иметь жизнь вечную".

"Благая весть", пришедшая в мир более девятнадцати столетий назад, ни в коей мере не является хирургической операцией освобождения от страданий; еще менее она обещает человеку успех в сооружении башни, - сколь бы ни была эта башня мала или огромна - "до самых небес"; это, скорее, воскресение из мертвых - великое алхимическое действо успешной трансмутации человеческого существа. Освобождение путем духовной хирургии, могущество, достигнутое с помощью умозрительных или иных механизмов, или воскресение благодаря Кресту, закону духовного роста, - вот тот выбор идеала, который обязана совершить всякая человеческая душа.

Касательно герметизма все это значит, что он сделал свой выбор. Он навсегда принял закон "живой жизни" - Креста - как свой путь. Поэтому в нем нет ничего механического, ничего "хирургического". В герметизме не возводят никаких башен, в нем отсутствует стремление к какому бы то ни было разделению. Речь в нем идет исключительно о трансмутации сил и способностей человеческой натуры, т. е. об эволюции человека как о Великом Делании, которое удерживает ее от тупиков специализации.

Я уже говорил, что в практическом герметизме нет ничего механического или хирургического. Это означает, что в нем не найти никакого "усовершенствования" -умственного, церемониального или физиологического, - посредством которого можно было бы узнать или совершить нечто, превосходящее пределы тех моральных и интеллектуальных способностей, которыми человек обладает в силу своего морального и интеллектуального роста, благодаря опыту, усилиям и воздействию благодати свыше. В нем, например, вы не найдете технических приемов пробуждения "центра лотоса" посредством произнесения мантр, сопровождаемых специально приспособленным к этому дыханием. "Центры лотоса" растут и созревают в свете, тепле и жизни истинного, прекрасного и доброго, без применения каких-либо технических приемов. "Лотос", как и человеческое существо в целом, развивается в соответствии со всеобщим законом:

"Царство Божие подобно тому, как если человек бросит семя в землю, и спит, и встает ночью и днем, и как семя всходит и растет, не знает он" (Мк. 4: 26-27).

В практическом герметизме только сердечность питает сердце - "двенадцати-лепестковый лотос" - теплом, а вовсе не пробуждение дремлющей силы Кундалини посредством произнесения мантр и особого рода дыхания. Только внимание, вызванное желанием понять, приводит в движение "лотос" интеллектуальной инициативы - "двухлепестковый лотос", - а не звуки мантр и особый способ дыхания и т. д. Если бы это было иначе, если бы для того, чтобы дать толчок развитию каждого "лотоса", надо было применять свой особый способ, то их развитие достигалось бы путем специализации, т. е. временных преимуществ, но в конечном счете завело бы в тупик. То же самое справедливо относительно интеллектуальных методов. В наши дни компьютеру, разумеется, отведено свое место в научном труде. Но ему - как и любому его аналогу - нет места в герметизме, где собсгвенная оригинальная работа мысли попросту незаменима. И "ars combinatoria" ("искусство комбинирования") Раймунда Луллия, и "археометрия" Сент-Ива д'Альвейдра - какими бы изобретательными и хорошо обоснованными они ни были - апробированы в герметизме не более чем интеллектуальные инструменты для совершения открытий и классификации. Точно так же и система силлогизмов Аристотеля, бывшая в широком употреблении у средневековых мыслителей-схоластов, почти не была воспринята герметистами.