Сиротка. В ладонях судьбы - Мари-Бернадетт Дюпюи
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Для Лоры это было настоящим ударом. Побледнев, она схватила за руку своего мужа, застывшего с открытым ртом.
— Этого не может быть, — заявил Жослин.
— Онезим не пришел бы сюда, если бы Ламбер солгал, Жосс! Господи, я должна была внимательнее за ней следить! Мне тоже казалось странным, что она живет так уединенно и отказывается от наших приглашений. Оказывается, она влюбилась! Какая же я идиотка! Я ничего не видела, ни о чем не догадывалась.
Онезим бросил обеспокоенный взгляд на дверь, чтобы убедиться, что она плотно закрыта. Теперь ему предстояло сказать самое неприятное, но Лора продолжала говорить, разгневанная, дрожащая от негодования:
— Вот несносная девчонка! Боже мой, когда Эрмина об этом узнает, она очень расстроится! У нас есть только один выход — срочно выдать ее замуж за виновника.
— Успокойся, Лора, — сказал Жослин. — В конце концов, не такая уж это трагедия. Шарлотте двадцать три года. Она поступила плохо, но, когда она выйдет замуж, все уладится. Надеюсь, этот мужчина исправит свою ошибку. А если нет, я сам им займусь!
— Мы не можем выдать ее замуж, — наконец произнес Онезим, лицо которого стало пунцовым. — Настоящая проблема в другом: отец ребенка немец, наверняка беглый военнопленный, который случайно сюда забрел. Ламбер не мог такого выдумать. Моя сестра говорила этому типу: «Я не хочу, чтобы ты возвращался в лагерь, и мне плевать, что ты немец».
Лора прислонилась к стене, не веря своим ушам. Жослин почесал бороду. Он всем сердцем надеялся, что ему снится кошмар и что он сейчас проснется.
— Что делать, Жосс? — тихо спросила Лора. — Нацист здесь, в Валь-Жальбере, так близко от детей… И Шарлотта его укрывает. Я не могу в это поверить. Я сейчас же отправлюсь к ней, и ты тоже. Следует сдать этого человека конной полиции.
— Да, конечно, — согласился ее муж. — Он обманул ее, использовал, возможно, даже угрожал.
Тогда Онезим передал им предостережение Иветты. Несмотря на вину Шарлотты, нельзя было допустить, чтобы ее отправили в тюрьму за пособничество врагу. Супруги вынуждены были согласиться, удрученные этим новым ударом судьбы. Они принялись обсуждать, как поступить, чтобы не пострадала девушка.
— Если она влюбилась в этого солдата, — предположила Лора, — она в любом случае будет переживать. — Я отправлю ее в монастырь или в какое-нибудь другое религиозное учреждение, чтобы она родила своего ребенка в нормальных условиях. Но видеть я ее больше не хочу!
— Нужно удалить ее от дома на время, пока будут арестовывать немца, — сказал Жослин. — Вряд ли у него есть оружие. Мы как следует вразумим его и отведем к начальнику полиции Роберваля, не уточняя, что он жил у человека, близкого нашей семье.
Это успокоило Онезима. Он бы с удовольствием выпил рюмочку настойки, которая у Мирей получалась гораздо лучше, чем у него, но не осмелился попросить об этом.
— Когда начнем? — спросил он. — Главное, чтобы моя сестра ничего не заподозрила, иначе они сбегут или этот бош исчезнет.
— Все будет как обычно, — решила Лора. — Сегодня вечером я отправлю к ней Мукки. Он передаст ей, что я жду ее завтра утром как можно раньше, чтобы собрать посылки для Красного Креста. Она не сможет мне отказать… Господи, Жосс, я поняла, что именно поэтому она не хотела ехать в Монреаль за маслом святого Иосифа! Как это отвратительно!
— Согласен, это некрасиво с ее стороны. Итак, будем следовать нашему плану. Онезим, как только моя жена отвлечет Шарлотту, я приду к вам. Нужно будет поставить ваш грузовик возле «маленького рая», чтобы никто нас не видел. Если мэр что-нибудь узнает, будет скандал.
— Черт! У меня все внутри переворачивается, как только подумаю, что они будут вместе еще целую ночь, — вздохнул Онезим. — Но у нас нет выбора.
Подавленные, они еще несколько минут разговаривали шепотом, из страха быть услышанными. Но тайна все равно уже была раскрыта. Мукки играл на втором этаже с Луи, а близняшки с Акали вышивали салфетки по инициативе Мадлен. Лишь Киона была вольна бегать, где ей хочется, так как Жослин запретил домочадцам досаждать девочке.
Этим утром она оседлала Базиля, сожалея, что с ней нет Алисии, которая ей очень понравилась. На улице было так красиво, что дочь Талы не могла усидеть в четырех стенах.
Наслаждаясь ярким солнышком и звенящей капелью, падающей с крыш, Киона поднялась по улице Сен-Жорж, затем спустилась по ней галопом. В такие моменты она возобновляла связь с душой своего народа монтанье, разбросанного по резервациям.
Полностью отдаваясь своей радости, она пересекла заброшенные поля и вернулась к дому Шарденов. Как и каждый раз, когда ездила на Базиле, Киона расседлала его, почистила щеткой и погладила, не забыв дать воды и сена. И это случилось. В каком-то ослепляющем тумане ей пришло видение, без всякого предварительного недомогания, головокружения или ощущения холода: Лора и Жослин были в классной комнате с Онезимом. Нескольких пугающих слов, раздавшихся в ее голове, хватило, чтобы понять размеры бедствия.
Киона помчалась к «маленькому раю», решив не прибегать к билокации. Это было слишком утомительно, и, если бы отец обнаружил ее без сознания, ситуация еще больше усложнилась бы.
Запыхавшись, она постучала в дверь.
— Впусти меня, Шарлотта, — сказала она. — Скорее!
Девушка открыла, недовольная, что ее побеспокоили. Но, увидев лицо девочки, тут же встревожилась.
— Входи, но я не могу с тобой долго разговаривать. У меня много работы.
— Шарлотта, вам нужно срочно уезжать, обоим! Твой брат все знает о Людвиге и ребенке, я тоже это знала. Они придут сюда завтра утром, мой отец и Онезим. Прошу тебя, спасайтесь! Идите к бабушке Одине, на север от дома Тошана, по тропинке. Скажи ей, что ты пришла от Кионы, что тебе нужна ее помощь. К тому же она хорошая акушерка… Поторопись, Шарлотта! Вы с Людвигом имеете право на счастье. Ты ведь сделаешь это, скажи? Пообещай мне!
На лице девочки, едва сдерживавшей слезы от волнения и тревоги, читалась суровая решимость. Охваченная паникой, оглушенная известием, Шарлотта Лапуэнт дала обещание, инстинктивно положив руку на свой слегка округлившийся живот, словно пытаясь защитить ребенка.
— Отправляйтесь прямо сейчас, держитесь правого берега каньона Уиатшуана! — добавила Киона, кудри которой были похожи на сияющий золотистый венец. — Река вас защитит.
Также поспешно, как пришла, девочка убежала. Шарлотта перекрестилась, напуганная и одновременно полная решимости.
— Прощай, Валь-Жальбер, — тихо сказала она. — Прощай, мой городок, мои воспоминания, прощайте!
Глава 23
На берегу Перибонки
Валь-Жальбер, воскресенье, 11 апреля 1943 годаКиона сидела на табурете в доме Лапуэнтов напротив импровизированного трибунала, состоявшего из Лоры в роли судьи, Жослина, возможного адвоката, и, разумеется, Онезима и Иветты. Главный свидетель, Ламбер, стоял между двумя сторонами.
— Доченька, — начал Жослин, — мы ждем от тебя объяснений, и я бы хотел, чтобы ты сняла с себя такое серьезное обвинение. Лора утверждает, что именно ты предупредила Шарлотту о том, что мы собираемся арестовать вражеского солдата, скрывавшегося у нее дома. Я не думаю, что ты способна на такую глупость. Отвечай честно, нам всем необходимо знать правду.
Девочка, высоко подняв голову, еле сдерживала улыбку. План ее отца и Онезима провалился, и для этого потребовалось соучастие Мукки. Мальчик, который должен был передать Шарлотте просьбу Лоры, без разговоров подчинился Кионе, когда та попросила его солгать своей бабушке.
— Я объясню тебе позже, Мукки, зачем, но ты скажешь Лоре, что застал Шарлотту дома и передал ей поручение.
Одураченные двумя детьми, взрослые терпеливо прождали все утро, но Шарлотта так и не пришла, и, когда Жослин и Онезим проникли в «маленький рай», дом был пуст.
— Киона, мы тебя слушаем, — суровым тоном потребовала Лора.
— Да, это я их предупредила, — призналась она с удовлетворенным видом. — Я услышала ваш разговор в классной комнате и побежала к Шарлотте. Я не хотела, чтобы вы причинили зло Людвигу и чтобы Шарлотта была несчастна!
— Боже мой! Ты осмелилась это сделать, дочка! — разочарованно произнес Жослин. — Ты хотя бы понимаешь ситуацию? Этот мужчина — враг нашей страны, один из тех, кто виновен в смерти тысяч людей.
— Папа, Людвиг никому не сделал ничего плохого! Он очень добрый, милый, словно ангел из рая.
Лора с трудом себя сдерживала. Ей очень хотелось встать и дать пощечину дерзкой девчонке.
— Какая же ты глупая! — крикнула она, злясь, что не может этого сделать.
— Почему? — спросила Киона. — Я чувствую, какая душа у человека, — плохая или хорошая. Людвиг не заслуживал того, чтобы вернуться в лагерь военнопленных. С ним там плохо обращались, другие солдаты издевались над ним, потому что он плакал и скучал по матери.