Солдаты России - Родион Малиновский

— Не может быть!

— Почему же не может быть?! А расстрелять целый лагерь — это может быть?!

А поезд все постукивал и постукивал на стыках рельсов. Наконец он остановился. Послышалась команда:

— Але ву сортир!

Это значило — выходи.

Все вышли и построились на пустой платформе. Куртинцы поняли, что они на берегу океана. Неподалеку была видна широкая полоса воды. После переклички их повели в порт (как оказалось, Рошфор). Там посадили на самоходную баржу. Пока плыли, один из конвоиров, взявший на себя обязанности переводчика (он, оказывается, будучи раненным, лежал вместе с русскими в одном госпитале и научился там немного разговорному русскому языку), пустился в объяснения. К тому же конвоир был из Рошфора (как не рассказать о родных местах!).

— Вот видите остров, — указывал он на сереющую вдали полоску земли. — Туда вас и везут. Называется он Иль д'Экс. Это знаменитый остров: на него ссылали всех дезертиров французской армии. Здесь когда-то сидел и Наполеон Первый — великий император Франции.

Последние слова конвоир «камарад Жак» (как он представился куртинцам) произнес не без гордости.

Кое-кто из солдат ухмыльнулся. Жак понял смысл этих ухмылок и со вздохом произнес:

— Да, потом императора увезли на остров Святой Елены — так говорят старики, — куда-то далеко-далеко в океан, и там ему наступил конец.

Он снова вздохнул.

Но «камарад Жак», очевидно, не любил предаваться грусти. Уже через минуту он оживленно объяснял:

— По размерам остров невелик, но весь окружен крепостными береговыми фортами: Льедо, Жамбле, Триду, Ля Фор, Ля Рад, Кудпон. Есть на нем деревня Буа-Жоли, это значит — красивый лес. Вот вы и будете сидеть в казематах этого красивого леса! Понятно, камарады? — И Жак широко улыбнулся.

— Как не понять! — вздохнул кто-то. — А вот что там с нами будет? Расскажи, камарад Жак...

— Что с вами будет, я и сам не знаю. Наверное, закуют в каторжные цепи и вы будете работать.

— Н-да, внятно разъяснил...

Между тем остров приближался. Баржа сбавила ход, подошла к пирсу, отдала концы. Вся администрация острова была уже здесь. Куртинцы поняли, что их ждут. Так оно и оказалось. Для них заблаговременно приготовили в тюремных казематах триста мест.

Арестованных выгрузили и развели по казематам. Каменные камеры были построены на самом берегу, причем значительно ниже уровня моря, от этого всегда в них стояла затхлая сырость, с потолка падали капли...

Казематы были обнесены колючей изгородью на крепких, ввинченных в землю железных кольях. Внутри этой изгороди располагались небольшие дворики для прогулок арестантов...

И начались унылые тюремные будни.

Все время куртинцы дрогли в камерах. Единственным спасением от промозглой сырости были прогулки. Но они так коротки — не более получаса в сутки. Паек мизерный — двести граммов отвратительного хлеба и чашка черного кофе в день... А самое тяжелое: совсем не давали табаку, и курящие страдали вдвойне. Умывальников с пресной водой в тюрьме не было, а в ушатах — морская вода. Все ходили грязные, а вскоре и завшивели. Санитарная часть имела приказ не оказывать «русским мятежникам» никакой медицинской помощи. Даже тюремная администрация удивлялась строгому режиму, установленному для русских. Но он был предписан свыше...

Выдержав арестованных некоторое время в порядке карантина на таком режиме, администрация каторжного острова получила указание привлекать куртинцев на работы. Для них это было целое событие: теперь они получили возможность как-то общаться между собой. Да и дополнительная миска похлебки с двумя-тремя квадратиками сухарей (несчастная миска похлебки, на которую расщедрилась администрация в награду за арестантский труд!) тоже была благом в их положении.

Собственно, работы как таковой на острове было мало, и комендант Иль д'Экса, как ни изощрялся, полностью загрузить арестантов не мог. И вот он начал придумывать эту работу: заставлял переносить мешки с цементом с одного места на другое, а потом возвращать их назад. На жалобы заключенных комендант отвечал бранью и угрозами посадить; в карцер. А карцер размещался на плавучей закрытой барже. Она стояла на якорях и все время испытывала на себе удары волн, которые подбрасывали ее и раскачивали, вызывая у посаженных в карцер мучительные приступы морской болезни. Чтобы не угодить в карцер, приходилось терпеть все издевательства. Но положение было невыносимым, и куртинцы все чаще обращались к коменданту Иль д'Экса с протестами. Переводчиком обычно служил «камарад Жак». Он симпатизировал русским и ухитрялся кое-что передавать куртинцам: то сигареты, то немного табака, а иногда даже и газету. Из газет солдаты и узнали, что Россия бурлит и что там вот-вот наступит революционный взрыв. Это вселяло надежду на то, что, может быть, изменится к лучшему и их положение.

В устье Ранс расположились четыре города: на правом берегу — Сен-Мало, Параме и Сен-Серван; на левом — Динан. В Сен-Серване было несколько французских госпиталей. Сюда-то французская служба эвакуации и направила русских раненых, пострадавших во время подавления мятежного лагеря Ля-Куртин. Причем попали сюда и куртинцы и курновцы. Французы не стали утруждать себя определением их политической принадлежности, и вчерашние враги оказались под одной крышей.

Поначалу все было тихо. И вдруг забегали сестры в поисках дежурных врачей. Творилось что-то необычное: раненые затеяли драку.

А дело было так. Солдаты спокойно лежали и разговаривали между собой.

Чем дальше длилась беседа, тем явственнее становились различия в их взглядах. И началось:

— Постой, браток, да ты откуда попал-то сюда?

— Из Ля-Куртина. А ты?

— Я курновец!

— А-а-а! Значит, ты каратель, продажная душа, ты бил нас!

И тут же в ход пошли костыли и вообще все, что попалось под руки. Били друг друга по головам, спинам, рукам, ногам, били по свежим ранам. Госпиталь наполнился душераздирающими криками, по палатам из угла в угол летели табуреты, кувшины, даже судна...

В схватку вступали новые и новые раненые, шли по старому русскому обычаю стенка на стенку. Дежурным врачам стоило огромных трудов вместе с сестрами, санитарами и вспомогательным персоналом кое-как разнять и успокоить дерущихся.

В конце концов «воюющие стороны» были разведены по разным палатам.

Тут же на «место происшествия» явилась вся администрация госпиталя. Начали выяснять обстоятельства дела... Так вот оно что! Оказывается, русских нельзя лечить вместе. Они, оказывается, враги: дрались друг против друга в лагере Ля-Куртин. Значит, у них началась гражданская война, как было в свое время во Франции...