Власть в тротиловом эквиваленте. Наследие царя Бориса - Михаил Полторанин

Не буду злоупотреблять цифрами — современному читате­лю они ничего не дают. Приведу свидетельство проводника нэпа Александра Бармина, обожателя Троцкого, активного участника событий тех лет, сбежавшего позже за рубеж. Он сам наблюдал, как нэпманы «доводили предприятия до злонамеренного бан­кротства», чтобы приобрести их за взятку чиновникам по бросо­вым ценам.

Бармин, в частности, рассказал: «Продукция социалистиче­ского сектора, как правило, не шла напрямую к потребителям, а попадала в руки НЭПманов, которые продавали ее с наценкой в несколько сотен процентов. В результате таких спекуляций и рас­ширения черного рынка, подрыва национализированных отрас­лей экономики в стране появились крупные частные капиталы (выделено мной. — Авт.). Рабочие уже были не в состоянии пла­тить высокую квартирную плату за хорошие квартиры, в которые их переселили после революции, и постепенно возвращались в трущобы» (А.Бармин. «Соколы Троцкого»).

Примерно в то же время сторонники Троцкого Каменев и Зи­новьев пробивали идею «открытых границ». Социализм, утвер­ждали они, по своей природе интернационален и предполагает ликвидацию границ, по крайней мере, между основными индуст­риальными странами. С бесконтрольным движением капиталов через систему коммерческих банков и прочими атрибутами.

Вы здесь не видите сходства с тем, как все начиналось при Горбачеве — Ельцине? Сначала экономические реформы 88-го — перекачка госресурсов в карманы частников, позволившая дель­цам обзавестись крупными капиталами. Затем безбрежная либе­рализация внешнеэкономического и банковского сектора. А по­том уже раздача собственности «своим», то есть приватизация по-ельцински и по-путински с беспрепятственным выводом акти­вов из нашей страны.

О приватизации тогдашняя команда Бнай Брита, естествен­но, не заикалась. Но логика ее действий к этому вела. А превращение троцкистов из коммунистов в капиталистов произошло бы моментально. Так это случилось со многими партийными бюро­кратами 90-х.

Удивительное дело, пролетело почти три четверти века, а ре­цепты у Бнай Брита не изменились.

Система государственного снабжения предприятий, как и в горбачевско-ельцинские времена, разрушалась на глазах— сы­рье и материалы уходили налево через кооперативы и частные фирмы. Масштабы, конечно, еще были не те— страна не про­шла через индустриализацию. Но все же. К примеру, в Сибкрайсоюз правительство направило большое количество закупленных в Англии пил для лесодобывающих предприятий, однако до лесо­рубов они не дошли — через частную фирму «Баканов, Лисицын, Вагин и Казаков» их переправили обратно в Москву, где продали на рынках. Из Иркутской губернии, Ойротской и других областей перестало поступать на переработку заводам золото — его у до­бытчиков активно скупали валютчики.

Нэп разрешил частное производство и продажу спиртного. До десяти процентов крестьянских хозяйств переключились на сверхприбыльное дело. В год на производство спиртного зелья переводилось до 100 миллионов пудов хлеба. Россию погружали в пьяное состояние.

В Москве открывались казино, стаями бродили проститутки. В ресторанах нэпманы гуляли вместе с чиновниками. Коррупция стала набирать обороты. В судах слушались одни и те же дела: взятки, взятки, взятки.

Без взятки нельзя было получить в аренду землю, фабрику, магазин. Особенно это явление распространилось в Ленинграде — сегодняшнем поставщике руководящих кадров России. Число рас­порядительных и контролирующих учреждений выросло там до 3115, в которых скопилось 171 тысяча чиновников. Даже рабочих в городе было меньше. Чиновникам хотелось жить лучше других — в вымогательствах у населения они не стеснялись. Их кто-то ло­вил? Конечно. Правда следователи и судьи Ленинграда тоже люби­ли взятки — пойманных отпускали. Только одна выездная сессия Верховного суда РСФСР в 1924 году рассмотрела в городе на Неве сразу 42 уголовных дела ответственных судебно-следственных ра­ботников. Всех осудили, 17 человек приговорили к расстрелу.

Вседозволенность спекулянтов и жуликов вызывала зубную боль у народа. Крепла оппозиция политике власти.

Троцкий все время настаивал на заманивании иностран­цев в Россию: цивилизация, деньги. Даже сам взялся руководить

Главным концессионным комитетом. По заявкам концессионеров им были выделены для вырубки миллионы гектаров леса (один «Японский лесной синдикат» получил 1.100.000 гектаров в рай­онах Амура, Охотска и Усть-Камчатска) и лучшие месторождения полезных ископаемых. В России Обосновались 123 компании из США, Англии, Германии, Франции.

Деньги? Никто из западных капиталистов не собирался тра­тить их на развитие нашей промышленности. Зачем выращивать конкурентов! Им нужны были древесина, меха, лен и, естествен­но, полезные ископаемые. К1928 году на долю концессионеров приходилось 0,75 процента от всех капвложений в развитие про­мышленности. Зато свинца для вывоза они добывали 62 процен­та, марганца — 40, золота — 35, меди -12 процентов.

Чем помогали они нашей экономике, можно увидеть на ти­пичном примере деятельности акционерной компании «Лена Голдфис Лимитед». Хотя она и считалась английской, но основ­ная часть ее акций принадлежала выходцу из России родствен­нику Троцкого нью-йоркскому банкиру Григорию Бененсону. Он обещал большевикам конвертировать большую рублевую сумму в фунты стерлингов, но слова, что в таких случаях часто бывает, не сдержал. Однако власть интернационалистов благоговела перед ним, как и перед всей иностранщиной.

«Лена Голдфис» получила в свое распоряжение террито­рию от Уральского хребта до Якутска — для добычи и переработ­ки минерально-сырьевых ресурсов. Только на Среднем Урале ей были переданы Ревдинский, Биссертский и Северский металлур­гические заводы (выходит, и до Абрамовича на Западе водились «великие металлурги», зачатые брошенной Родиной), Дегтярское и Зюзенское месторождения меди, Ревдинские железные рудни­ки, Егоршинские угольные копи.

Компанию заставили взять на себя обязательства руково­дствоваться советским трудовым законодательством и вклады­вать средства в модернизацию производства. Она взяла. Но куда там! С предприятий высасывали последние соки, рабочих эксплуа­тировали по-черному. И то и дело переставали платить зарплату. А когда профсоюзы начинали готовиться к забастовкам, бежали в правительство за финансовой помощью. Правительство, боясь всероссийских стачек, раскошеливалось. (Совсем как во времена Путина). Ничего, кроме вреда «Лена Голдфис» стране не принесла, зато сама поживилась на славу. В 1930 году Сталин приказал рас­торгнуть с ней договор. С другими концессионерами — тоже.

Их оторвали от корыта, и они еще долго преследовали Со­ветский Союз. В 1959 году западная пресса много шумела о «деле

Вейламан» — уроженке России и гражданке США. У нас об этом «деле» мало кто слышал. Вейламан была когда-то акционеркой «Лена Голдфис» и почти через тридцать лет после ликвидации компании обратилась в Нью-Йоркский международный суд с ис­ком к СССР: ей не выплачивают дивиденды по акциям, Советский Союз отказался их выкупать.

Абсурд чистейшей воды, но иску дали ход. Нас всегда шпыня­ли и будут шпынять «западные друзья». В трех нью-йоркских бан­ках были заблокированы счета Госбанка СССР, хотя сумма иска со­ставляла 55 тысяч долларов. Пришлось мобилизовать диплома­тов, финансистов, юристов. Потратили много времени, пока не сторговались с нью-йоркским «Chase Manhattan Bank»: советские деньги, требуемые истицей, он перевел к себе— перемещение средств между американскими банками разрешалось. Наши акти­вы освободили от «заморозки», а госпожа Вейламан была вынуж­дена обращаться с иском уже к США. Там ей, естественно, показа­ли кукиш.

Легко влезть в петлю, трудно из нее выбираться. А Бнай Брит петли ставить умеет. Да так, чтобы за них цеплялось не одно по­коление.

Ну а насчет пользы от экспорта западной цивилизации в нашу страну лучше было бы помалкивать Троцкому. Многие граж­дане уже наелись этой «цивилизации» досыта.

По России шли жуткие слухи о концентрационных лагерях на севере европейской части страны, созданных американцами, англичанами и французами. Эти господа без спроса забрались в нашу страну и стали заводить фашистские порядки. В лагеря были помещены 52 тысяч человек для заготовки и отправки на Запад леса. Работать заставляли с 5 часов утра до 11 часов ночи, вы­давая каждому в сутки по 200 граммов галет, 175 граммов кон­сервов, 42 грамма риса и 10 граммов соли. Самую мрачную из­вестность приобрел Мудьюгский концлагерь в Белом море, где каторжным трудом и издевательствами «цивилизованные рабо­тодатели» доводили русских людей до смерти (температура в ба­раках была не выше минус 8 градусов). К 1920 году в Мудьюгском концлагере появилось около ста братских могил.