Сочинения - Исаак Сирин

23. Необходимо нам просить Бога даровать нам способность распознавать[185] духов и <отличать> истинные откровения от бесовских, а видение святых сил — от явлений сатаны; в снах же отличать те побуждения,[186] что приходят от ангелов, от тех, что приходят от демонов, и от тех, что <порождены> душой. А помыслы, которые возникают в уме из–за этих трех побуждений, <должен> познавать человек и отличать в том, что свойственно каждому из них, как говорят Отцы,[187] покой от беспокойства, мир от смятения, радость и уверенность от страха и скорби. Названное первым[188] — естественно, тогда как последние[189] — чуждого <происхождения>, <принадлежат ли они> к помыслам и снам, или <возникают> в чувствах, или <появляются> через прикосновение.

24. Что же до <движений> души, то очевидно, что ничего из этого не соединено с ними — ни радость, ни скорбь, ни беспокойство, ни мир; но они суть обычные[190] движения, которые проходят мимо, не неся ничего. <Под движениями> души должен ты понимать те, что <появляются> до того, как вошел ты в естественную область <души>, которая есть просветленность.[191]

25. Известно также, что движения, которые возникают из–за тела, отличаются от движений, связанных с вожделением и чем–либо другим в этом роде, когда тело возбуждается и выходит из–под контроля.[192] Но естество спокойно требует необходимого, оставаясь успокоенным в движениях своих. Ибо в том, что создал[193] Бог, нет беспорядка, но полную умеренность[194] и порядок дает Он естеству <человеческому>.

26. Когда же некая чуждая деятельность примешивается к ним, <то есть к> естественным движениям, которые в нас, будем знать,[195] что <это> от беспорядка, смятения и смущений, которые возникают в нас или через телесное знание,[196] или через помыслы и воспоминание[197] о <различных> событиях, или через случайные обстоятельства: будем понимать их так, как мы сказали, насколько они могут быть постигнуты, когда благодать рядом.

27. Вот те вещи, которые должен человек напоминать другу своему всегда,[198] чтобы тот вспоминал и размышлял о них[199] постоянно.

28. Пост, молитва и прочее известны всем и легки для всех, хотя в своем месте не премину я указать на помощь, происходящую от этих <деланий>, а также от тех, которые многим кажутся незначительными.[200] Хотя некоторыми из них частично обладают все, кто заботится о своем спасении,[201] однако, поскольку не знают они причины <необходимости> совершения их, к плодам их не всякий близок. И особенно — поскольку не сознают они даже ту значимость,[202] которую должны они придавать тому, что исполняют; ведь нет у них порядка, и равномерность в исполнении этого не обретается, и нет у них меры,[203] и не хватает им времени, и делание <их> неумеренно и непостоянно.

29. Что более немощно, чем капли воды? Но не они ли благодаря продолжительности и постоянству даже камни подтачивают и глубокие отверстия в крепких скалах проделывают? Так и постоянное служение: даже если оно незначительно,[204] благодаря постоянству собирает оно великие сокровища.

30. Теперь покажу я тебе легкое правило, полезное для немощного: благодаря ему легко преуспевает человек, а наслаждения, которое рождается от него весьма скоро, достаточно для того, чтобы привести разум к постоянному <соблюдению> его, так что без принуждения и спокойно можешь ты исполнять служение его с ревностью.

31. Оно таково: поскольку утомляется немощное тело от беспрерывного стояния на ногах при исполнении обычных служб и по этой причине весьма часто не удаются тебе те постоянные молитвы, которые совершаются <при участии> тела, из которых рождается <молитва> в сердце, многократно падай на лицо твое[205] возле седалища твоего[206] — точно так, как описано твоей рукой[207] — и усердствуй в молении, дабы и собеседование с Писанием примешивалось к молитве твоей. Тогда свет, который получишь ты от этих двух <деланий>, воссияет в тебе для наслаждения души твоей. И усладительной станет для тебя молитва благодаря чтению, и будешь ты снова озарен в чтении посредством ключей молитвы. Ибо в молитве открывается перед разумом дверь прозрений, а они, в свою очередь,[208] благодаря восхитительности своей, возбуждают снова желание молиться,[209] в соответствии с созерцанием, <происходящим> от них.

32. Ибо молитва, которая пробуждается благодаря созерцанию, необычна: сильно связывает она разум, так что он <становится> собранным[210] и без усилия порождает молитвы жаркие и чистые. Не всегда способен человек устоять перед силой прозрений или свободно пользоваться чувствами своими,[211] ибо много раз <случается, что> слишком сильны они[212] для того, чтобы человек мог обратиться к себе и начать молитву.[213] Ибо весьма часто не остается силы в душе обратиться к чувствам и оперировать ими, или пользоваться телом естественным способом,[214] ибо побеждена она мощью изумления. Но не так <обстоит дело> со всеми прозрениями. Есть прозрения, порождающие молитву, а есть порождающие тишину. Кто испытал эти <состояния>, поймет различия <между ними>.[215]

33. Итак, брат мой, если более высокое невозможно <для нас>, будем действовать так, как я сказал, постоянно вставая[216] с места нашего — сверх седмерицы <служб>, установленной из–за немощи тела.[217] Не будем уклоняться от этого, получив вспоможение,[218] ибо праздность порождает смерть, даже в немощи.[219]

34. Таким образом, как написал я выше, много раз падай на лицо твое возле седалища твоего. Если книга в руках твоих, или какое–либо рукоделье,[220] отложи их и пади на лицо твое и усердно помолись.[221] Пусть будет это правилом твоим в течение всей жизни твоей, на всяком месте и <во всякой> местности, на которых окажешься ты — будь то в пустыне, или где–то в населенном <пункте>, когда ты <наедине> с собой.[222] По ничтожеству своему не способен я указать тебе на то, что родится для тебя из этого, даже если напишу десять тысяч сочинений <на эту тему>.[223]

35. Не из страха совершаем мы телесные труды наши и <соблюдаем> трезвение души нашей, но потому, что знаем: телесный покой удаляет нас от Бога, а разум наш удаляет он от <того> размышления о Нем, от которого рождается любовь к Нему[224] в душе нашей.

36. Ненавистна нам также рассеянность, и избегаем мы беседы[225] с прекрасными и возлюбленными братьями нашими — не потому, что мы гнушаемся ими, и не потому, что они не лучше нас, — ведь каждый день прибегаем мы к их молитве, — но потому, что лишаемся мы наслаждения в Господе нашем, постоянно пребывая с людьми. Ибо одиночество соединяет нас с Богом. Ибо именно поэтому, а не из страха перед гееннскими казнями соблюдаем мы правила, заботимся о них и старательно исполняем их, но потому что в них <заключается> собеседование с Богом, и память о Нем устанавливают они в нас. Ибо все, что ради Него [и во имя Его][226] […] благодаря воспоминанию возвышаемся мы к Нему. Постоянное памятование о Нем порождается в нас постоянным памятованием о частностях,[227] а именно о том, что не должны мы без уважительных причин[228] оставлять время <молитвы>; если же случайно нарушим мы <правило>, не должны мы оставаться без покаяния.[229]

37. Должны мы также принуждать себя совершать поклоны во <время> службы, даже если мы очень больны, весьма часто — даже на ложе нашем, будет ли сон наш с трезвением и благоговением, или же с дерзновением.[230] С сердечной болью должны мы взывать к Богу во всякое время, дабы сохранил Он нас от скверных помыслов[231] и от нечистых сновидений. <Надо> стремиться к тому, чтобы сон охватывал нас тогда, когда в сердце нашем — мысль о Нем. Скромно <должны мы> сидеть на всех службах[232] и под страхом смерти[233] соблюдать число молитв наших. <Нет необходимости говорить> о том, что для принятия пищи следует назначить определенное время; или о том, чтобы постоянно не начинали мы есть все, что найдем, кроме как в <назначенный> час; или о том, что следует нам только однажды <в день> готовить стол, в прочие же часы ограждать уста наши от вкусных <блюд> — за исключением <того случая, когда находимся мы в> великой немощи, <проистекающей> от болезни; или о том, что нельзя нам обнажать тела наши и внимательно рассматривать члены наши, когда они не покрыты одеждой; или о том, что не следует нам постоянно прикасаться к телу нашему, как <делают> распущенные[234] и недисциплинированные <люди>; или о том, что должны мы соблюдать постоянную тишину, когда случиться нам быть вне <келлии>, если же человек встретит нас, должны мы свести <беседу> к <самому> необходимому и тратить слова свои только на полезное, а не на бесполезные <разговоры>,[235] шутки и смех; или о том, что взор наш должен постоянно быть собранным и что должны мы соблюдать благопристойность[236] в чувствах наших;[237] или о том, что должны мы являть признаки сокрушенности на лицах наших, когда взираем мы постоянно и во всякое время на предмет страдания Господа нашего.[238] Ибо от этого к воспоминанию о том, что перенес Он ради рода человеческого, возвышаемся мы, и к той любви, которую явил Он нам, и к тем обетованиям, которые дал Он нам, и к той надежде, которая уготована роду людскому в новом веке, особенно же христианам:[239] это вещи, которые открылись всем благодаря пришествию[240] Христа в мир сей; и через Него открылся нам доступ к Богу. По слову Апостола, один человек умер за многих[241] и принесением тела Своего соединил Он мир с Отцом Своим,[242] избавил нас от порабощения демонам и спас нас от тиранической власти их. Поэтому и служим мы Богу и познаем Создателя нашего. Поскольку же на всяком месте служим мы и поклоняемся Ему, не боимся мы ничего, <в отличие> от прежних поколений, которые трепетали перед демонами. И что это за упование, проповеданное нам, <если уже> здесь <бывает> человек опьяненным от радости об этих <благах> и не знает, где он <находится> и к какому знанию приближаемся мы во Христе?