Большая Советская Энциклопедия (ЛИ) - БСЭ БСЭ

  В России в 20—30-е гг. 19 в., испытывая влияние немецких философских систем и отталкиваясь от них, сложилось течение «философской критики» (Д. В. Веневитинов, Н. И. Надеждин, отчасти В. Г. Белинский и др.). Оно также обосновывало специфическую природу искусства и движение его форм, но при этом, отвечая на живые запросы русской литературы, особое внимание уделяло разработке новейшей, реально и формы. Выйдя из периода философской эстетики, Белинский в 40-е гг. оригинальным образом увязал её идеи с концепциями гражданского служения искусства и историзмом («социальностью»). Цикл статей Белинского о А. С. Пушкине (1843—1846) по существу явился первым курсом истории новой русской литературы. Объяснение явлений прошлого было связано у Белинского с разработкой теоретических проблем реализма в искусстве. В это время в России, в отличие от западноевропейских стран, несмотря на наметившуюся уже дифференциацию дисциплин, основной формой Л., разрабатывавшей наиболее богатое содержание и синтетично совмещавшей в себе др. отрасли, являлась именно философская критика (отмечено позднее Н. Г. Чернышевским: «...люди, особенно занимавшиеся эстетическою критикою, очень много... сделали и для истории литературы» — Полн. собр. соч., т. 2, 1949, с. 264).

  В 1-й четверти 19 в. в европейских странах расширяется область литературоведческих исследований: возникает новая волна историко-литературных курсов (Ф. Бутервек — Германия, Л. С. Сисмонди — Швейцария, А. Вильмен — Франция, и др.), развиваются дисциплины, комплексно изучающие культуру данной этнической группы (например, славяноведение — И. Добровский, Я. Коллар, П. Шафарик и др.). Рост историко-литературных интересов повсеместно сопровождался переключением внимания с великих художников на всю массу художественных фактов и с мирового литературного процесса на свою национальную литературу (например, «История поэтической национальной литературы немцев», 1835—42, Г. Г. Гервинуса). В русском Л. параллельно с этим утверждалась в правах древняя русская литература (по мнению философской критики, не приобщившаяся ещё к общеевропейской линии развития и потому не включаемая в эстетическую систему). Усиливающимся интересом к допетровской литературе отмечены «История древней русской словесности» (1839) М. А. Максимовича, «Опыт истории русской литературы» (1845) А. В. Никитенко и особенно «История русской словесности, преимущественно древней» (1846) С. П. Шевырёва.

  Складываются общеевропейские методологические школы, среди которых одной из первых была мифологическая школа (её философская основа — труды по эстетике Ф. Шеллинга и бр. А. и Ф. Шлегелей). Пробужденный романтизмом интерес к мифологии и фольклорной символике (Ф. Крейцер, «Символика и мифология древних народов, особенно греков», 1810—12) был углублён немецкими мифологами до осознания единой арийской прамифологии («Немецкая мифология», 1835, Я. Гримма). Актуализировалось исследование общности первобытного мышления, запечатленной в языке и преданиях. В России мифолог Ф. И. Буслаев, не ограничиваясь исследованием мифологической основы, прослеживал её историческую судьбу, в том числе взаимодействие народной поэзии с письменными памятниками. Впоследствии «младшие мифологи» (М. Мюллер — Англия, В. Шварц — Германия; в России — А. Н. Афанасьев) поставили вопрос о первоистоках мифа.

  Под влиянием др. стороны романтической теории — об искусстве как самовыражении творческого духа — сложился биографический метод (Ш. О. Сент-Бёв, «Литературно-критические портреты», т. 1—5, 1836—39). Биографизм в той или иной мере проходит через всё новейшее Л., то смыкаясь с культурно-историческим методом, то переходя в откровенный импрессионизм в критике. Вместе с тем биографический метод подготовил психологические теории творчества конца 19 — начала 20 вв.

  Влиятельной во 2-й половине 19 в. была культурно-историческая школа, сложившаяся под воздействием многообразных факторов, в том числе тенденции детерминизма в Л. предшествующего столетия, интереса романтиков к национальному и «местному колориту» (couleur locale), а также под влиянием французской исторической науки (Ф. Гизо, О. Тьерри, Ф. О. Минье). При этом, ориентируясь на успехи естественных наук, культурно-историческая школа стремилась довести понимание причинности и детерминизма в Л. до точных, осязаемых факторов: таково, по учению И. Тэна («История английской литературы», 1863—64), триединство расы, среды и момента. Традиции этой школы развивали Де Санктис («История итальянской литературы», 1870), В. Шерер («История немецкой литературы», 1880—83), М. Менендес-и-Пелайо («История эстетических идей в Испании», 1883—91), в России — Н. С. Тихонравов, А. Н. Пыпин, Н. И. Стороженко и др. По мере становления культурно-исторического метода выявлялись не только недооценка им художественной природы литературы, рассматриваемой преимущественно как общественный документ, но и сильные позитивистские тенденции, пренебрежение диалектическим методом и эстетическими критериями.

  Противовесом позитивистским тенденциям являлась в русском Л. революционно-демократическая критика. Опираясь на наследие Белинского, она стремилась восстановить широкий философский и гносеологический контекст литературоведческих исследований: «...Если важно собирать и исследовать факты, то не менее важно и стараться проникнуть в смысл их... Итак, не могут не иметь высокого значения и вопросы о том, что такое искусство, что такое поэзия» (Чернышевский Н. Г., Полн. собр. соч., т. 2, 1949, с. 6). Обосновывая познавательные функции искусства, революционные демократы отмечали, что художественные произведения часто имеют и «...значение приговора о явлениях жизни» (там же, с. 92). Н. А. Добролюбов выдвинул понятие «реальной критики», главный принцип которой — анализ литературного произведения, поскольку оно правдиво, как явления самой жизни, с целью разъяснить читателю дух и проблемы времени (ст. об И. А. Гончарове, А. И. Островском, И. С. Тургеневе и др.). Касаясь проблем истории литературы и критики, революционные демократы подчёркивали связь литературного процесса с общественной борьбой, с взаимодействием и противоборством различных социальных групп, с развитием освободительного движения («Очерки гоголевского периода русской литературы», 1855—56, Чернышевского, «О степени участия народности в развитии русской литературы», 1858, Добролюбова).

  В середине же 40-х гг. в рамках исследования фольклора и древней литературы зарождается сравнительно-исторический метод (см. Сравнительно-историческое литературоведение), к нему уже близок Пыпин в «Очерке литературной истории старинных повестей и сказок русских» (1857). Позднее Т. Бенфей («Панчатантра», 1859) изложил миграционную теорию, объяснявшую сходство сюжетов не единством происхождения народов, но их позднейшим общением и в связи с этим миграцией сюжетов из Индии. Теория Бенфея стимулировала как исторический подход к межнациональным связям, так и интерес к самим поэтическим элементам (сюжеты, персонажи и т. д.); однако она отказывалась от исследования их генезиса и часто приводила к случайным и поверхностным сопоставлениям. Параллельно со сравнительно-исторической школой, корректируя и углубляя её выводы, возникли теории, стремившиеся объяснить сходство поэтических форм единством человеческой психики (народно-психологическая школа Х. Штейнталя и М. Лацаруса) и общим для первобытных народов анимизмом (Э. Б. Тайлор), что послужило для А. Ланга (Англия) основой теории самозарождения сюжетов, или антропологической теории (см. «Самозарождения сюжетов теория»).

  На скрещении многих методологических традиций 19 в. возникло научное творчество А. Н. Веселовского. Принимая от мифологов учение о мифе как о первичной форме творчества, Веселовский направил исследование в русло конкретных историко-литературных сопоставлений. Однако, в отличие от миграционной школы, он ставит вопрос о предпосылках заимствования — о «встречных течениях» в литературе, испытывающей влияние. Несмотря на некоторый позитивизм исходных позиций, у Веселовского открывается путь к историко-генетическому исследованию художественных форм. В «Исторической поэтике», выясняя «...сущность поэзии — из её истории», Веселовский обращается к исторической действительности и исследует «...образно-поэтическое переживание и выражающие его формы» (указ. соч., 1940, с. 53, 54). Т. о., устанавливается специфический предмет исторической поэтики — развитие поэтических форм и тех законов, по которым «определенное общественное содержание укладывалось в какие-то неизбежные поэтические формы» (такие, как жанр, эпитет, сюжет). С др. стороны — со стороны структуры художественного произведения как целого — подошёл к проблеме образности А. А. Потебня («Из лекций по теории словесности», 1894; «Из записок по теории словесности», 1905). Исследуемая им аналогичность слова и образа в связи с их социальными «применениями» обосновывает многозначность произв., в которое как бы вложено множество содержаний, вечную обновляемость образа в процессе его исторической жизни, а также конструктивную роль читателя в этом изменении. Выдвинутая Потебнёй идея о «внутренней форме» слова содействовала диалектическому исследованию проблемы художественного образа и явилась перспективной для последующего изучения поэтической структуры в связи с её функциями.