Коптский крест. Дилогия - Борис Батыршин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
##* Приборное сукно применяется для петлиц, выпушек, отворотов, лампасов и кантов. Отличается по цвету от основного (мундирного) сукна.
- Кто это, Андрей Макарыч? - не унималась Евгения Александровна. - Может, подойдем, спросим? Мы его никогда не видели - странно, правда?
И верно. Круг исторической реконструкции достаточно узок; а уж владелец такого роскошного мундира давно бы привлек к себе внимание. И тем не менее, доктор был уверен - он не видел "конногвардейца" ни на одном из военно- исторических праздников.
- Простите, барон. - церемонно обратился Каретников к незнакомцу. - Ваш мундир - Кавалергардского полка, кажется?
- Лейб-гвардии Кирасирского его Величества. - с удивлением ответил кавалерист. - Ротмистр Корф, к вашим услугам. Простите, а мы разве знакомы?
- Увы, нет. Я услышал, как назвал вас рядовой, - Каретников кивнул на молодого человека, - Вот и позволил себе...
Подобные вещи были в обычае среди реконструкторов - если человек воспроизводит некий образ и хочет, чтобы его называли определенным, соответствующим ему способом - почему бы не порадовать коллегу?
- Каретников, Андрей Макарыч, - в свою очередь представился доктор. - Штаб-ротмистр медицинской службы Ахтырского гусарского полка!
- Гусар? - восхитился "барон" - Рад, весьма рад, не ожидал! А где ваш полк?
- Вон там, у плац-театра. - ответил Каретников. - На лугу, у самой реки, с лошадьми. Хотите взглянуть? Мы как раз туда собирались, верно барышни?
Евгения Александровна и ее спутницы с готовностью закивали, не отрывая от барона восхищенных взглядов. Каретников усмехнулся. Барышни - они во все времена одинаковы...
- Так составите нам компанию, барон? И, кстати - вы с вашим спутником разве не участвуете в баталии?
**********************************************
В 1879-м году на участке Московско-Ярославской железной дороги пустили до Сергиевского Посада особые, "дачные" поезда из немецких вагончиков фирмы "Пфлуг" - с открытыми поручневыми площадками на торцах. Билет в такой вагон стоил шестьдесят пять копеек, против обычных восьмидесяти. Дачные поезда ходили три раза в день и делали по пути до Сергиевского посада по пять-шесть остановок; одна из них как раз и была платформа "Перловская", от которой рукой было подать до посёлка, где жили на даче господа Овчинниковы.
Яша решился ехать к Николке не сразу; после беседы, подслушанной в григорьевском низке, он проследил за Геннадием, Дроном и студентом- кокаинистом - и выяснил, что обитает тот в "Аду", заброшенном барском доме на Большой Бронной, населенном почти сплошь студентами. Слава "Ада" соответствовала названию: по Москве шепталась, что домина этот - рассадник карбонариев и бомбистов, и там витает еще дух нечаевского кружка.
В сам "Ад" Яков соваться не решился и, дождавшись, когда Геннадий с Дроном уйдут, он навел справки об их спутнике. Звали его Владимир Порфирьевич Лопаткин, мещанин из Самары; учился он в Московском Императорском Техническом училище, проживал в "Аду" уже третий год, заработав за это время репутацию отъявленного бунтаря и кокаиниста.
Сам Яков не узнал во Владимире Лопаткине бомбиста, чуть не спровадившего их всех на тот свет; это стало ясно из разговора Геннадия с Дроном. Гости из будущего явно имели к студенту- бомбисту какой- то интерес - но делиться им не собирались ни с Никоновым, ни с бароном, ни с кем- то еще.
Все это было крайне подозрительно и отдавало нехорошим душком; и Яша, здраво поразмыслив, решил посоветоваться с Николкой. В конце концов, только на него Яков мог положиться полностью; даже Корф, хотя и был Яше крайне симпатичен, не вызывал пока такого доверия.
Николка выслушал его со всей серьезностью. Сам он не испытывал подобных чувств по отношению к новым знакомцам лейтенанта, однако ж вполне доверял Яшиному чутью. В итоге, было условлено, что Яша продолжает тайное наблюдение за студентом Лопаткиным, не оставляя, впрочем, вниманием и Геннадия. Заодно Яша припомнил и о том, что пристрастный к кокаину бомбист работает на злодея ван дер Стрейкера, так что упускать его из виду никак не следует. Николка, осознав важность задачи, немедленно вызвался помочь.
Помощь, и правда, была нужна. Предстояло нанести визит бельгийцу, и Яша собирался наладить с Николкой связь с помощью оставленных Олегом Ивановичем раций. Иностранный злодей уже успел продемонстрировать, что крови он не боится - и молодому человеку было бы куда спокойнее знать, что за каждым его шагом следит добрый друг, готовый, если надо, прийти на помощь.
Но, увы - это оказалось не так просто. Привыкнув к мысли о всемогуществе техники двадцать первого века, Яша и мысли не допускал, что у этих устройств есть хоть какие-то ограничения. Спасибо Николке, который прочёл приложенную к приборчикам инструкцию. Почти ничего, из того, что там было написано, он не понял, но главное уловил.
Дальность работы в городе - 3- 5 км.
Дальность работы в лесу - до 10 км.
Николка пересчитал километры в привычные версты, и мальчики приуныли. Выходило, что рации будут работать всего- то версты на две, может на четыре - да и то, если позволят загадочные "условия приёма". А от Перловки до Хитрова рынка, куда, собственно, и собирался Яков, было никак не меньше десяти верст.
Оставалось одно: в условленное время Николка приезжает в Москву и находит место, откуда они с Яшей будут слышать друг друга. И дальше - "действует по обстановке": еще один заимствованный из будущего оборот речи.
Что ж, решено; мальчики условились и о времени "выхода в эфир" и об особых словах - на случай, если придется говорить при посторонних. Так, Дрона договорились именовать "дылдой", Геннадия - "очкариком", а бомбиста Лопаткина после недолгого спора было решено оставить "студентом".
Вечерело; Яков трясся в вагончике дачного поезда и обдумывал планы на завтрашний день. Главное - это, конечно, поиски бельгийца; молодой человек не сомневался, что студент Лопаткин в самом скором времени выйдет на связь со своим заграничным покровителем. Колеса "пфлуговского" вагончика усыпляюще стучали на стыках рельсов, и Яша, пристроившись в углу деревянной скамьи, задремал.
**********************************************
Комментатор старался вовсю: "Благодарим всех участников фестиваля "Времена и Эпохи 2014" за великолепное зрелище, напомнившее нам, москвичам, о столетнем юбилее грозных событий начала 20- го века, о Первой Мировой войне; о славе русского оружия и о патриотическом духе наших дней!!"
По рядам реконструкторов прокатилось слитное "Ура!"; старались все: и русские пехотинцы в гимнастёрках цвета хаки, и немцы в фельдграу, и стоящие на фланге сумские гусары - белорусский клуб, чья эффектная сабельная атака, вслед за трещавшим пулеметами "Остином"* завершила потешную баталию.
##* "Остин" - бронеавтомобили, созданные британской фирмой "Остин" по заказу России и строившиеся там же в 1914-1917 годах в различных модификациях.
Корф, сидел на тонконогом гнедом коне; животное нервно прядало ушами после каждой волны приветственного клича. После третьего "ура" барон вырвал из ножен палаш, вскинул его в приветственном салюте. Ряды снова взревели, а барон, чуть помедлив, опустил руку, держа палаш наотлет - и поднял коня на роскошную вертикальную свечку, заставив на несколько секунд замереть в этой позе.
Теперь взревели и трибуны: зрители, окружавшие поле, неистово приветствовали барона. Вокруг Корфа, превратившегося на миг в конную статую, жужжал маленький квадрокоптер телевизионщиков, но барон не обращал никакого внимания на мудрёный аппарат: в глазах его проходили по царскосельском плацу ряды Конной Гвардии и преображенцы...
- А ведь хорош! - Уланович, бессменный руководитель одного известнейших из клубов исторической реконструкции "Литовский уланский полк" восторженно подтолкнул Каретникова локтем. - И где вы, батенька, откопали эдакого молодца! Удивительно, однако - как это мы его раньше не приметили...
Матвей Петрович привел Корфа к кавалеристам, готовившим лошадей для предстоящей баталии примерно за полчаса до ее начала. На плац-театр уже подтягивались нестройные колонны пехоты, фыркали моторами броневики; однако ж, кавалерия, чей выход был запланирован лишь под конец выступления, пока не торопилась.
Увидев лошадей, барон приободрился: машинные и градостроительные чудеса, которых он вдоволь насмотрелся за последние три с половиной часа (Ромка вез Корфа в Коломенское на такси, и барон всю дорогу не отрывался от окна), уже порядком его утомили. Так что он искренне обрадовался и лошадям и людям в непривычной его глазу военной форме, с саблями на портупеях; и родным до боли запахам навоза и лошадиного пота, пропитавшим мундиры этих потешных, но все же, таких серьезных кавалеристов.
Больше всего Ромка боялся, что барон в такой ситуации поведет себя высокомерно - в самом деле, как еще конногвардейцу, аристократу, кавалеристу до мозга костей, реагировать на этих "конников выходного дня", нацепивших царские мундиры на потеху зрителям? К счастью, он ошибся. Корфу хватило такта понять, что люди, предающиеся этому странному на его взгляд занятию, на самом деле горячо увлечены своим делом. А если они сидят в седле не так, как это подобает чинам регулярной русской кавалерии - так это вполне простительно для тех, чья жизнь проходит в окружении мудрёных механизмов.