Дневники 1930-1931 - Михаил Пришвин

Сделать его почитателем китайцев.

20 Сентября. Крепко-бодрый рассвет, совсем как у нас в Сентябре. Напряженно резкая линия гор против солнца.

Типы зверокомбината: аппаратчик <2 нрзб.>… Вопрос: лица или система. Система в оправданье себя ищет личной жертвы (Марков).

Если что-нибудь любишь…

Влюбляться и проходить — вот счастье путешественника, влюбляться, но не любить: чуть ведь полюбил, надо беречь, чтобы другой это не украл, беречь, ревновать, защищать и, в конце концов, служить и в служении забывать тот синий лотос, в который когда-то влюбился и потом полюбил.

— Горе, горе, у меня муж Григорий, хоть бы дурак, да Иван.

— А у меня Иван, не пожелала бы и всем.

Начало «Эроса» (жень-шень).

Вы послушайте хоть раз внимательно морской прибой с целью найти два удара волны совершенно подобные. Бывает такой прибой при безветрии, он баюкает, как колыбелька, и кажется, вот тут все одинаково как в часах, но нет! лучше прислушаться и услышать в каждом новом ударе что-то другое: и это есть сама жизнь, она движется, и вы можете это слышать даже в безветрии. Но если трудно вам вслушаться при безветрии и, может быть, слух изменяет, придите к морю, когда где-то вдали раскачивается океан на огромном пространстве. Тогда волны со дна достают гальку и шарахают ее, невидимую, вам навстречу и сейчас же с другим грохотом и гулом откатываются. И тут уж всякий услышит, что никогда-никогда ни одного случая нет, чтобы раз на раз приходилось. Так вот в нашей человеческой жизни, все равно как везде и всюду неровен час и от него, именно вот от этого неровного часа идет и <1 нрзб.> и все наше лучшее, а не когда все сложится и пойдет в <1 нрзб.> час на час одинаково, как на обыкновенных стенных часах. Началось у меня с того, как я поймал первого оленя, но как это вышло… мне все хочется, чтобы случай этот… весь бы вышел из случая.

Было это раз, в глубокую ночь, Лайба вдруг бросилась из фанзы и за нею, вскочив с барсучьей шкуры… вышел Лувен. Я схватил винтовку…

Наша люди

Явление корня…

Показал (обещал)

Поймали Хуа-лу

Панты — схватить — пол

Жень-шень — удержать — эрос

В то время я был так же наивен и прост, как и вы, я тоже придавал слишком много значения тому, что, как все говорят, «вполне естественно» и можно быть «без черемухи»{266}.

Сынок мой и вы, милые девушки, прошу вас, вдумайтесь, я говорю о тех самых сокровенных вещах и минутах, определяющих всю нашу жизнь… Я в то время был наивен так же, как и вы, и роковую разминку объяснял по-охотничьи, представляя себе, что если бы я схватил за копытце, как оленя, то и мой «корень жизни», как я это теперь называю, был найден.

Там у моря в новом поселке я пробовал свой вопрос разрешить, как вы теперь говорите, «без черемухи». Вы сами теперь отлично знаете, что это не способ. И у меня, конечно, из этого ничего не вышло: я был так наивен еще! я был так прост! я на других людей смотрел и их общее применял к себе и тужил, что у меня нет того, что у всех: я на себя самого смотрел, как на уродца, и прямо за какой-то ужасный грех считал, что я разделился и не могу быть «как все».

В таких случаях ужасно, что решение «вопроса» часто находится возле тебя, но ты не дожил до того, чтобы видеть и этим пользоваться, а должен в какой-то долгий срок сам до того дойти. Лувен, конечно, понимал наивность мою, и я не знаю, едва ли бы мог тут прожить, если бы не было его возле меня, и так он мне помогал, распределяя свой внутренний свет на мои долгие годы, да и сейчас… Он лечит людей, к нему приходят охотники-китайцы и русские даже.

Он не скрывал от меня свои лекарства. Тем, кто страдал слабостью жизни, он давал в порошок растертые сухие панты, насыщенные кровью пятнистого оленя… От болезней душевных он давал корень жизни, жень-шень, иногда смешивая и панты и жень-шень, одним — больше панты, другим больше жень-шень, кроме того, у него было множество всяких лекарств… он брал, из лесных грибов, трав. Но он мне сам говорил, что это все панты и жень-шень. На все это я с улыбкой смотрел, как на знахарство, и помощь видел в самом влиянии необыкновенной личности старика, умевшего вдруг превращаться в юношу. Иногда я спрашивал его:

— Лувен, что, я болен?

— Немножко есть, — говорил он.

— Что же мне надо, панты?

Он очень смеялся, а я спрашивал:

— Или жень-шень?

Он прекращал смеяться, долго глядел на меня, и думал и ничего не говорил, но раз он сказал:

— Твоя корень жизни еще растет: моя тебе это скоро покажет.

Раз глубокою ночью Лайба залаяла и бросилась вверх, Лувен выбежал. Я схватил винтовку.

— Не надо, — сказал, возвращаясь, Лувен, — наша люди.

И скоро вышли к нам шесть вооруженных китайцев: это были высокие красивые маньчжуры с винтовками и большими ножами.

— Наша люди! — сказал им Лувен, показывая на меня.

Тогда все эти шесть хорошо вооруженных людей положили на стол какой-то небольшой предмет, окружили его со всех сторон и позвали к себе в круг Лувена, а он, как увидел, вдруг переменился в лице, и с ним это бывает, загорелся, сложил обе ладони возле подбородка в одно и восхищенно смотрел и все смотрел молча, и это было очень долго.

— Лувен! — сказал я потихоньку, — можно и мне посмотреть?

Лувен сказал по-китайски, и это было, конечно, «наша люди!»

Маньчжуры все обернулись ко мне, что-то сказали по-своему, а Лувен поманил.

И я это увидел. Из лубка кедра был сделан небольшой ящик, в нем была земля и в ней, черной, лежал желтоватый корешок, имеющий подобие человека: голова, руки и ноги, с головы падали длинные волосы-мочки, с рук и ног — длинные пальцы-мочки. Тогда я смотрел и ничего не видел. Теперь я понимаю, что это был корень жизни невиданной красоты и неслыханной ценности, и оттого маленькую вещь, которую можно одному легко спрятать за пазуху, несли шесть вооруженных людей.

Я тогда ничего не понимал, в чем тут дело, а теперь я знаю — есть Англия, где вся земля возделана и каждое дерево, каждый цветок вырастает с согласия человека и с его помощью, и есть вот эта пустынная земля, где вырастает само и… Там, где нет человека, жень-шень… а там, где одни только люди — там, я так теперь понимаю, жень-шень…

Я теперь так понимаю, но тогда в недоумении я просто стоял и разглядывал.

Прошло много времени, все переменилось, загудели палы по всей тайге, и там, где пал прошел, там навсегда замер и <2 нрзб.> корень жизни жень-шень.

К зиме — табунки в табунок.

Лудева — коридор из крон поваленных деревьев с волчьими ямами в проходах.