Странствия - Иегуди Менухин

Есть еще одна причина, почему я чувствую себя истинным европейцем: мои собственные корни находятся в двух огромных странах, лежащих к востоку и к западу от Европы — в России и в Соединенных Штатах, а семья моя живет в Англии и Швейцарии. Европейская культура сложилась не только из смешения культур Ближнего Востока, Греции, Северной Африки и Средиземноморья, свой вклад в нее внесли и знойные степи Азии, и холодные снега Скандинавии. Поэтому я не считаю себя представителем культуры какой-то одной определенной страны, как музыкант я несу ответственность за развитие всех национальных традиций, будь то словацкая, каталонская, шотландская, английская или баварская. Так что, возможно, я больше европеец, чем носители каждой из этих культур. Я уважаю их все и искренне люблю их музыку, фольклор, искусство, литературу, язык, ведь каждая внесла свой неоценимый вклад в сокровищницу европейской цивилизации.

Швейцария мне представляется микрокосмом большого Европейского сообщества, потому что эта страна сумела найти баланс между культурной автономией регионов и конфедеративным союзом множества кантонов. Швейцария — страна многонациональная, здесь четыре основных языка, четыре культуры и двадцать кантонов. В прошлом государства, говорящие на этих языках, вели друг с другом ужасающие войны, но в границах Швейцарии народы мирно уживаются друг с другом. И что замечательно: все это в самом сердце Европы. Конечно, тут огромную роль сыграло географическое положение, горы, гордая и независимая культура каждой долины со своим собственным языком, своей одеждой, танцами, но не надо сбрасывать со счетов и их общее стремление сохранить независимость и не дать впутать себя в войны и интриги, разыгрывающиеся на Европейском континенте. Это стремление родилось тысячу лет назад. И все эти годы Швейцария была мирным пристанищем не потому, что у нее есть нефть, золото, железная руда или уголь — их никогда не было, — а потому, что она надежно хранит чужие деньги и защищает своих трудолюбивых граждан. Вот по этим причинам я против того, чтобы Швейцария вступала в Евросоюз, хотя сам являюсь его убежденным сторонником, сколько бы его ни критиковал: я боюсь, что высокие швейцарские стандарты снизятся и уважение к ним исчезнет. Поэтому когда Швейцария проводила референдум, я предложил вместо “да” и “нет” более точную формулировку: “Пока нет”.

Совет Европы руководствуется давно изжившей себя концепцией партикуляризма государств. Он по-прежнему представляет собой конгломерат стран, ни одна из которых уже не может считаться истинно суверенной и не в состоянии защитить себя сама. Эти партикуляристские государства жаждут защиты Совета Европы и тем не менее желают оставаться независимыми. В этом-то и заключается порочность замысла. Если свобода мысли и уважение к культуре страны могут быть обеспечены только с помощью атомной бомбы, армии и охраняемых границ, вряд ли на такой основе удастся прийти к всеобщему миру. И кому в этом отношении ни в коем случае не следует подражать, так это Израилю — пусть он сначала найдет способ окончательно примирить евреев и арабов внутри своей страны и за ее пределами. Вот почему так важно, чтобы Совет Европы гарантировал всем входящим в него странам защиту их культур в обмен на их поддержку и обеспечивал культурную автономию в вопросах традиций и языка, а также прямое, четкое, даже решающее воздействие на принимаемые Евросоюзом законы.

То обстоятельство, что в Италии, Англии и Испании сейчас существуют влиятельные силы, выступающие за выход этих стран из Евросоюза, доказывает насущную необходимость создания структуры, которую я называю Парламентом культур. Я все больше и больше убеждаюсь в целесообразности этой идеи. Такой парламент станет надежным противовесом нынешнему Парламенту наций, заседающему и в Страсбурге, и в Брюсселе.

По моему мнению, он должен строиться по иному принципу, чем обычные парламенты, куда избираются представители от населения. Здесь каждого члена будут выбирать индивидуально (и уж конечно, не из числа профессиональных политиков) за их знания и опыт работы в определенной области. Они должны быть сведущими в какой-то конкретной проблеме и получать разовое конкретное задание разобраться с ситуацией, возникшей вследствие этой проблемы. Ситуация обсуждается членами Парламента государств и депутатами-экспертами Парламента культур. Выдвинутые страной-носителем определенной культуры, ее представители поднимают вопрос, например, о загрязнении воды, гибели лесов, об образовании, болезнях, жилищных условиях, ограничениях в перемещении. Время, которое они провели в Парламенте, оторвавшись от своей обычной работы, оплачивается. Успешно выполнив два-три таких задания, они становятся членами Парламента культур.

Конечно, необходимо создать административный центр, но не в виде огромных зданий с сотнями офисов, тысячами секретарей на жалованье и гигантским бюджетом, — нет, скорее речь идет об электронной сети, своеобразных нервных центрах, находящихся в постоянном взаимодействии друг с другом и с головным офисом, который, по всей вероятности, будет располагаться в Берлине. Первым директором, я надеюсь, станет выдающийся антрополог и знаток мировой культуры Константин фон Барлёвен. Основополагающий принцип заключается в том, что решения можно будет принимать лишь после того, как Парламент государств и Парламент культур пришли по соответствующему вопросу к единому мнению. Конечно, иногда бывает необходимо принять решение срочно, но в таком случае, я уверен, оперативность проявят скорее члены Парламента культур, чем получающие зарплату чиновники от политики, которые представляют свои страны.

Главный нервный центр должен находиться в Берлине потому, что Германия, насколько я могу судить, искренне поддерживает эту идею и жаждет воплотить ее в жизнь. Большинство немцев ощущает потребность стать частью Европы, включая и Восточную Европу, в едином культурном, а не только экономическом сообществе. Это будет для них важнейшей гарантией от смертельной опасности отката к прошлому — государственному “суверенитету” и оголтелому национализму. Все этого боятся, и оснований для страха достаточно не только у самой Германии, но и у всей Европы. У меня уже много сторонников среди наиболее дальновидных людей в Германии, равно как и в других странах Европейского Союза, но самое главное — в Еврокомиссии и Парламенте в Брюсселе и в Совете Европы в Страсбурге.

Поселившись в Англии, я очень хорошо понял характер гордого народа, который уже много столетий живет в независимом государстве, который некогда правил морями и владел одной шестой частью суши, — естественно, свободолюбивым островитянам трудно смириться с диктатом чиновников из Брюсселя. А Брюссель, как я вижу, не понимает этой особенности английского характера. Отдадим Англии должное: она выполняет свои обязательства в отношении Евросоюза ничуть не менее добросовестно, чем все остальные страны-участницы, но не стоит ожидать, что она примет донельзя забюрократизированное законодательство, тем более навязанное ей континентом. В Англии никогда не было писаной Конституции, там все зиждется на прецеденте, обычае, добросовестности и здравом смысле. Я решительно возражаю против попытки втиснуть в рамки закона все человеческие и деловые отношения в Англии — да и в любой другой стране — по примеру Америки.

Любопытно, что этой тенденции, которую я считаю равно опасной для всего мира, сама Англия не дает достаточно энергичного отпора. В Вашингтоне (округ Колумбия) каждый седьмой житель — юрист. Не приведи господь, чтобы тяжелое, запутанное, невнятное косноязычие их юридических формулировок распространилось и дальше. Неужели они считают, что цивилизованные люди, прежде чем поздороваться с кем-то на улице, пригласить на завтрак или договориться о чем-то, сначала должны изучить сотни и тысячи положений законов? Для человеческого достоинства оскорбительно, когда от нас требуют раболепной покорности юридическим установлениям, этой теократии нынешнего времени — разве мало нам было тысячелетий господства теократий, когда каждый шаг нашей жизни строжайше регламентировался религиями вплоть до предписаний, когда именно следует, например, умываться и спать с женой.

Британская империя распалась, как распадаются все империи, и страны Содружества не ощущают между собой таких тесных связей, как раньше. И все же Содружество по-прежнему представляет собой союз стран, на поддержку которых мы можем рассчитывать во всех трудных ситуациях, которые нас во множестве ожидают. Жизнь особенно ярко напомнила мне о важности связей между странами Содружества весной 1995 года в ЮАР, куда я смог снова приехать после того, как позорный режим апартеида был свергнут. Мой приезд совпал с визитом туда королевы, и то, что она поддержала президента Манделу, без сомнения, было очень знаменательно и гуманно… Настроение на моих концертах царило приподнятое, особенно когда мы с Литовским камерным оркестром исполняли “Мессию” в Ква-Тема (одном из пригородов Йоханнесбурга) с великолепным негритянским хором и изумительной чернокожей меццо-сопрано из ЮАР Сибонгеле Кумало: публика никак не позволяла нам уйти, и вдруг хор начал петь свои народные песни и танцевать.