Первая Галактическая (сборник) - Андрей Ливадный

— А ты не подозревал об этом, когда вас пичкали сказками о райских планетах и свободных поселениях под открытым небом? — спросил Вадим. — Никто из вас не задумывался о том, что это будут чужие планеты?

— Задумывались… — Хански исподлобья посмотрел на Нечаева и вдруг попросил: — Дай сигарету… Один черт, фильтры уже практически не работают…

Вадим молча протянул ему пачку, потом дал прикурить от своей зажигалки.

Джон жадно затянулся, вдыхая и выдыхая ртом, и у него вдруг закружилась голова. Он не знал, что тому виной: воздух Кьюига, напрямую попавший в легкие, или содержащийся в табаке никотин, от которого приходилось долго воздерживаться…

— Все мы догадывались, что миры, куда нас послали, далеко не райские… — поборов головокружение, произнес он. — Только дурак мог не понять этого, когда нас инструктировали экзобиологи, а потом вшивали эти капсулы и учили правильно дышать, пользуясь фильтрами. Но жизнь на Земле еще хуже, в сто, в тысячу раз…

— Это дало вам право бомбить Дабог? Убивать, жечь, уничтожать целые народы, не заботясь и не задумываясь о том, что они могут быть неповторимыми по своей природе?

— Пытаешься совестить меня? Тогда лучше расстреляй, как собирался, все равно каюк нам. В этой мясорубке победителей не будет. Те, кому доведется жить на этой планете, сейчас не тут и даже не на орбитах, а на Земле. Это война на годы… — Он неожиданно сплюнул на бетон под ребристые колеса бронемашины. — Ни ты, ни я не доживем до ее завершения…

— Ошибаешься, Джон. — Вадим сумел сдержать себя в руках и говорил достаточно ровно. — Во–первых, я гарантировал вам жизнь, а во–вторых, мы не звери и не дегенераты, ведущие полудикий образ жизни, как пытался заявить твой коллега. У нас также есть и передовые технологии, и наука, иначе наши предки попросту не выжили бы тут.

Он выбросил окурок, который прочертил во тьме огненную дугу и рассыпался снопом гаснущих искр.

— Мне трудно представить Землю, Джон, но я понял одно: там у тебя не было выбора, — здесь же он есть. Прекрати думать, как баран, идущий на убой вместе с остальным стадом. Я предлагаю тебе сесть в рубку серв–машины не потому, что считаю тебя потенциальным предателем… — Он взглянул на часы. — Меньше чем через сутки ваши крейсеры начнут посадку в космопорту Кьюига. Если они сделают это беспрепятственно, смогут высадить десант, отремонтироваться и вновь уйти в космос, в дальнейшем все выйдет именно так, как ты сказал: бойня будет продолжаться долгие годы, и мало кто из нас сумеет дожить до ее финала.

— А что будет, если мы остановим силы Горнева? Что изменится от этого?! — Губы Хански дрожали, потому что он, при всем прежнем самообладании, сейчас балансировал на грани истерического срыва. Сказывался психологический прессинг долгих переходов через сельву, внезапного, ожесточенного боя и неожиданного поражения…

— Изменится баланс сил, — ответил ему Нечаев. — Мне непонятно, почему я должен объяснять офицеру космофлота, что такое война в космическом пространстве?

Хански смотрел на него, пытаясь унять распоясавшиеся вдруг чувства, — он действительно плохо соображал в этот момент, потому что остро осознавал: этот парень, которому еще наверняка нет и тридцати, ни в одной из своих черт не отражает тот образ полудикого, злобного туземца–мутанта, который рисовала им пропаганда.

— Никто в колониях не готовился к войне, — наблюдая его замешательство, произнес Вадим. — Мы помнили о Земле, но варились в собственных проблемах выживания. Наша техника и технологии не имели военного уклона, но, тем не менее, Дабог вам взять не удалось, там на орбитах уничтожен целый ударный флот, затем планета Элио сумела отбить атаку, и вот основные силы Альянса на наших орбитах. — Нечаев рассуждал вслух, формулируя эти выкладки, в том числе и для себя самого, потому что, прожив эту ночь, связанную с личным моральным выбором, он уже мыслил иными категориями — Если мы возьмем второй ударный флот при посадке, у Альянса фактически не останется крупных космических соединений, пригодных для масштабных боевых действий, — заключил он.

— Этим ты не остановишь войну, — угрюмо возразил Джон. — К тому же есть еще и третий ударный флот, — заметил он, но тут же осекся, думая, что сболтнул лишнее.

— Да, — согласился Вадим, не обращая внимания на скомканную, оборванную на полуслове последнюю фразу Джона Хански. — Но космос и, в частности, гиперсфера — это не накатанный автобан, по которому непрерывным потоком могут домчаться боевые соединения. — Вадим развивал собственную мысль. — С потерей двух флотов Земле так или иначе потребуется строить новые корабли, наступит неизбежная передышка От немедленных бомбардировок будет спасен не только Кьюиг, но и другие планеты.

Джон вскинул голову, посмотрев на Вадима. Ему был непонятен этот человек, более того, он терялся перед ним, робел, не понимая, как могут в голове Нечаева уживаться молодость и здравомыслие, жесткая, как казалось ему, воля, которую совсем недавно он видел в безумно усталом, словно бы провалившемся внутрь самого себя взгляде, и эта наивная вера, что ход событий можно изменить, что Земной Альянс, несмотря на мелкие победы колонистов, можно одолеть в принципе.

Запущенная на полную мощность индустрия войны, которая работала сейчас в родной для Джона Солнечной системе, по–прежнему казалась ему неодолимой силой. Он не верил, что Землю можно победить.

Однако это были общие рассуждения, а что касается сиюминутной ситуации…

Трудно было представить, что Нечаев так остро нуждался в одном–единственном пилоте, чтобы прийти к врагу и разговаривать с ним, не принуждать, угрожая расправой, а убеждать…

Хански прислонился к холодной броне БПМ и некоторое время смотрел в сереющие утренние сумерки.

Он молчал, медленно приходя в себя после столь внезапного оборота событий, и начинал смутно понимать: ему ведь только что предложили именно то, ради чего он вынужденно покинул Землю, право собственного выбора, и если повезет — то возможность жить под открытым небом, без смога, толкотни и…

Он повернул голову, посмотрел на Нечаева и глухо спросил:

— Ты собираешься предложить подобный выбор всем, кто сейчас составляет экипажи крейсеров?

— Да, — без колебаний ответил Вадим. — Но прежде нам придется драться, Джон. Насмерть. — Слова Нечаева звучали глухо и отрывисто в серых утренних сумерках. — Ты можешь принять мое предложение или остаться сидеть взаперти в бронемашине — это твой выбор. Я не стану принуждать тебя, Хански.

Джон кивнул. Он понимал это.

— Я пойду с вами, — с усилием произнес он.

Все эти сцены припомнились Вадиму за минуту, пока он осматривал построение батальона.

Думал ли он две недели назад, когда поднимал свой неуклюжий шаттл навстречу приближающейся к Кьюигу армаде земных кораблей, что пройдет сквозь ад, но останется жив и примет командование последним, на ходу сформированным боевым соединением родной планеты?

Конечно, нет.

Нам не дано полностью предугадать свою судьбу, мы можем лишь совершать отдельные осознанные поступки, которые в той или иной мере формируют события, влияют на них…

Эта линия в равной мере может вести к жизни или смерти.

Солнце уже проклюнулось над горизонтом, и Нечаев скомандовал, взмахнув рукой, словно отсекая этим жестом все, что было раньше, все сомнения, боль, двусмысленность, потому что некий отрезок жизни был пройден, завершен, и этими словами начинался новый виток событий:

— По машинам!

Район пятидесятикилометровой зоны

защитных лесопосадок Кьюиганского космопорта.

Шестнадцать часов спустя

— Хански, связь с орбитой. Переходи на прием.

— Понял, командир.

Кустарниковые заросли чуть шевельнулись в том месте, где притаился «Фалангер» Джона.

Нечаев, оперировавший сразу тремя каналами связи, переключился на частоту разведывательного звена.

— Дима, это Вадим. — Планируя операцию, они не стали вводить мудреные позывные, сочтя, что имена собственные ничего не скажут противнику, даже в том случае, если последнему удастся перехватить ультракороткие частоты, которыми пользовались подразделения вновь сформированного серв–батальона.

— На приеме, — отозвался Дорохов.

— Позиция? — За семьсот километров пути Нечаев вполне освоился с компьютерным оборудованием своего «Фалангера» и сейчас прокручивал на тактическом мониторе электронную модель рельефа местности, окружавшей космопорт.

— Шестой квадрат. Окраина лесополосы, — доложил Дорохов. — Наблюдаю третье и седьмое стартопосадочные поля. Все тихо, людей не вижу.

— Хорошо. Рассредоточь машины, — произнес Вадим, напряженно ожидая, когда начнется диалог с орбитой. — Поставь «Хоплитов» на упоры для точной стрельбы, — посоветовал он. — Думаю, что впереди пойдут истребители. Нам нельзя выдавать себя, пока все четыре корабля не начнут спуск. Они должны «увязнуть» в атмосфере, без шанса обратного рывка на орбиту, прежде чем мы начнем действовать.