Гитлер - Марлис Штайнер

Последствия Сталинграда

В попытках Гитлера и его окружения превратить разгром под Сталинградом в «героическую эпопею» более всего их занимала судьба Паулюса. Действительно ли он добровольно сдался в плен советским солдатам? Почему не предпочел погибнуть смертью храбрых? «Все было бы не так страшно, если бы нам удалось выйти из этой катастрофы с чувством морального превосходства. Судьба поставила его в такие условия, в каких он должен был отказаться от оставшихся 15 или 20 лет жизни, чтобы увековечить свое имя в истории». Если Паулюс живым попал в руки большевиков, это меняло к худшему всю картину. «Если генералы начнут сдаваться в плен большевикам, это будет самым тяжелым ударом по престижу нашей армии с момента установления национал-социалистического режима».

Когда Гитлер получил подтверждение того, что Паулюс, а также генералы фон Зейдлиц и Шмидт в плену, он был вне себя. «Они просто-напросто сдались! Хотя должны были встать плечо к плечу, ощетиниться ежом и пустить себе пулю в лоб». Цейцлер также считал, что Паулюсу нет оправданий: «Когда сдают нервы, надо приставить пистолет к виску». И далее: «Этот человек обязан был себя убить по примеру полководцев прошлого, которые бросались на меч, если понимали, что битва проиграна. Даже Вар приказал рабу: “Убей меня!”» Он вещал, что этих офицеров уже ждут на Лубянке, где им «промоют мозги», после чего они станут призывать немецких солдат сдаваться. Он не так уж и ошибался: в июле 1943 года Зейдлиц вместе с рядом других офицеров основал Национальный комитет свободной Германии, а в сентябре – Лигу немецких офицеров, призывавшую солдат прекратить сопротивление.

«Трусость» генералов под Сталинградом только усилила давние подозрения Гитлера в адрес высшего офицерства. Он понимал, что его манера ведения войны и преступления, совершенные против поляков, русских, евреев и цыган, вызывают осуждение все большего числа немцев – при условии, что те о них знали. Кроме того, события зимы 1942/1943 года показали, что фортуна окончательно отвернулась от фюрера. Все, кто из оппортунизма последовал за ним, теперь терзались вопросом: а вдруг спасение совсем на другой стороне? Неслучайно 18 декабря 1942 года вышел циркуляр, подписанный Борманом и обращенный ко всем немецким гауляйтерам. Комментируя их доклады о негативных настроениях в обществе, он советовал вспомнить времена борьбы и вести за собой народ вопреки поднимающему голову противнику.

Действительно, за несколько месяцев до того гестапо накрыло сеть сопротивления, получившую название «Красная капелла», которая передавала информацию Советскому Союзу. Члены группы, отличавшейся большим разнообразием – сюда входили офицеры, чиновники, художники, университетская профессура, писатели и журналисты, – работали под руководством Гарро Шульце-Бойзена и Арвида Гарнака, двух выходцев их хороших немецких семей. Сеть была разрушена арестом Шульце-Бойзена 30 августа 1942 года, за которым последовали аресты еще 118 человек. 20 декабря Шульце-Бойзен был казнен вместе с 55 членами его группы. Изучая это дело, Геббельс 31 декабря писал, что невозможно понять, как «люди, выросшие в семьях, пропитанных националистическим духом, могли до такой степени заблуждаться и испытывать такую слепую ненависть к национал-социализму». Его немного утешил тот факт, что только 13 % членов группы принадлежали к рабочим, а все остальные представляли интеллигенцию. По его мнению, это служило верным доказательством того, что большинству немцев, то есть 90 % населения, подобные настроения чужды.

Как мы убедимся ниже, эта оценка была необоснованно оптимистичной. На самом деле большая часть тех, кто боролся с режимом, принадлежала к бывшим элитам. Создавались небольшие группы, строившие планы свержения хозяев Третьего рейха – этих выскочек и авантюристов, присвоивших их мечты, извратив и опошлив их. Среди них находились молодые офицеры, бывшие свидетелями бесчеловечного и преступного обращения с русским народом и с евреями. Для этих выходцев из лучших семейств служба рейху представала в ореоле самопожертвования, воспетого поэтом Стефаном Георге в 1920-е годы. Для спасения рейха необходимо было убить тирана. Это будет самооборона во имя тех, кто сам не способен на подвиг. Нашлись добровольцы, готовые взорвать себя вместе с Гитлером, поскольку простой выстрел из пистолета не казался надежным. Целая серия попыток подобного рода сорвалась по причинам материального характера, но также и потому, что Гитлера хорошо охраняли. О его передвижениях становилось известно лишь в последнюю минуту, он без конца отменял назначенные встречи, и приблизиться к нему с каждым днем становилось все труднее. Только в июле 1944 года представилась подходящая возможность – и провалилась.

Однако и за пределами этих узких кругов росло негодование в среде молодежи. Самым трагичным эпизодом этого рода стала попытка студенческого восстания в Мюнхене в феврале 1943 года, известная под именем «Белая роза». В рабочих кругах недовольство зрело уже давно, проявляясь в актах саботажа, уклонения от работы, распространении листовок и нанесении стенных надписей. Гестапо пристально следило за бывшими коммунистами и социал-демократами; многие из их ячеек были разгромлены.

Не менее строгому надзору подвергались «бывшие противники» нацистов – католическая и протестантская церкви. Партийные радикалы, в том числе Борман и Геббельс, а также ряд гауляйтеров, ловили любую возможность, чтобы обрушиться на церковных деятелей. Гитлеру, хоть и нехотя, но приходилось их осаживать, так как он понимал, что преследование священников вызовет бурю возмущения среди населения, в вермахте, среди бывшей элиты, в которой он пока нуждался, и среди женщин, – ярким примером этого стала бурная реакция на попытку гауляйтера Баварии Вагнера убрать из школ распятие. По многим высказываниям Гитлера можно понять, что церковь после войны ждала печальная участь, если раньше она сама не отомрет по причине «анахронизма». Пока же Геббельс, которому фюрер из тактических соображений запретил порывать с католицизмом, составлял списки лиц, подлежащих уничтожению. В бессилии от невозможности раз и навсегда покончить с евреями, Гитлер отождествлял с ними и христиан. Выше мы уже приводили его суждения о том, что Римскую империю погубили иудеохристиане. Христос, уверял он, вовсе не был евреем, скорее всего, он был сыном римского легионера из Галилеи, убитым евреями за то, что посмел восстать против них. Все его заветы извратил св. Павел – сам еврей. В подобном упрощенном изложении, мастерством которого фюрер искусно владел, но которое выдавало отсутствие у него глубоких познаний, христианство представало самым большим шагом назад в истории человечества, оно отбросило общество на пятнадцать веков назад и являло собой тот же большевизм, только более помпезный. Впрочем, между коммунизмом и христианством существовала прямая связь. Подобные идеи развивал Борман, уверяя, что евреи повсюду в мире настраивали низшие слои населения против власти. Поэтому антисемитизм не признает классовой борьбы.

Все эти размышления возвращали Гитлера ко временам его споров с Дитрихом Экартом в 1920-е годы. Теперь, заново обдумывая эти вопросы, он понимал: за всеми его противниками кроются евреи: за большевиками – плутократы и христиане. Не имея возможности уничтожить христиан, Гитлер с особой яростью набросился на евреев, благо, те оказались под рукой. Пусть хотя бы они исчезнут, и чем раньше, тем лучше. Почему надо по-разному относиться к еврею и к русскому военнопленному? И тысячи русских солдат гибли в концлагерях.

Немного в истории примеров, когда роль «козла отпущения», выпавшая евреям, поддерживалась с такой чудовищной последовательностью. Для ее «рационализации» использовались «расовые теории», а в качестве предлога годилось пропагандистское вранье относительно методов, применяемых противниками.

«Нельзя жалеть людей, которых сама судьба приговорила к гибели. Подлинные вожди не могли испытывать ни любви, ни жалости к людям, не принадлежащим к их народу. Христианство стало хорошим наставником. Направив помыслы к единственному богу, оно проявило весь свой фанатизм, исключительность и нетерпимость. Поэтому правящий слой Германии должен с таким же фанатизмом проявлять симпатию к немецкому гражданину, верно и доблестно выполняющему свой долг по отношению ко всем остальным».

Открыто критиковали режим не только интеллигенты, военные и церковные деятели. Сам «простой народ» демонстрировал все более прохладное отношение к властям, проклиная их, включая фюрера, которого стали называть «сталинградским убийцей». Всех отчетов отдела безопасности Гитлер не читал, но информацию о происходящем получал регулярно, в первую очередь от Геббельса. После зимнего кризиса 1941 года, вызвавшего резкое падение морального духа населения, Гитлер в конце января 1942 года заявил, что если народ не готов целиком отдаться борьбе за выживание, то пусть гибнет. 7 февраля 1943 года, во время одного из визитов Геббельса в ставку, он говорил, что, если рухнет рейх, это будет и концом его собственного существования. Но крах произойдет исключительно по причине слабости народа; если же он слаб, значит, заслуживает того, чтобы быть уничтоженным другим, более сильным народом. Впрочем, в глубине души он не верил в вероятность подобного исхода. Свою судьбу он всегда считал тесно связанной с судьбой народа и рейха.