Живите в России - Саша Кругосветов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Конечно, случалось немало комических эпизодов. Однажды с нами захотел поехать гимнаст Витя, крепкий перворазрядник. Мы называли его Витя Табурлеточка, потому что как-то в перерыве между концертами ему захотелось отдохнуть, и он прямо на сцене устроился полежать на шести табуретках. А еще – потому что он немного картавил. Добрый, симпатичный, приветливый парень. Было во всем его облике что-то комичное и немного нелепое. Что-то от скомороха. С ним постоянно что-нибудь случалось. Сельские сцены были сколочены кое-как, из отходов, доски – неровные. Вите обязательно хотелось показать класс. А тут – то нога поскользнется, когда он делает рондат-сальто. То половица качнется, когда он делает стойку на одной руке. И наш Витя Табурлеточка, к огромному восторгу зрителей, с грохотом падает в самый ответственный момент. Мы, стоящие за сценой, тоже, конечно, не можем удержаться от улыбок. Девчонки тихо прыскают в кулачок. Я встретился с Витей лет через десять-пятнадцать. К тому времени он защитился, стал кандидатом наук, серьезным специалистом. Увлекался прыжками с трамплина. Он был уже не новичок в этом деле и прыгал с очень большого трамплина. Не с самого большого, Кавголовского. Но, все равно, это была какая-то ужасающая громадина. Я смотрел с опаской на его крошечную, комичную, скоморошескую фигуру, когда он на вершине этой рукотворной горы готовился к прыжку. Вот он мчится по спуску трамплина, выпрыгивает, отрывается, летит и, как всегда немного коряво, благополучно приземляется. Уф-ф! Не могу я на все это смотреть. Будь здоров, Витечка, пытай свое «табурлеточное» счастье без меня.
Однажды, во время концерта я подшутил над нашей солисткой. Худенькая трогательная девочка с Украины, Лариса очень хорошо пела народные песни. Она должна была исполнить довольно грустную песню «И чого тикаты?» (зачем бежать?). Я вышел и объявил – певица такая-то, украинская народная песня «И чего ты, Катя?». Лариса вышла вслед за мной, с трудом сдерживая смех. Не сразу смогла настроиться на исполнение песни. Аккомпаниатору пришлось трижды повторить вступление. Однако, доброжелательные зрители легко нам все прощали.
Как-то в летнем походе со мной случилась история посерьезней. Я бы сказал – трагикомическая история. Мы должны были переехать через большую озерную губу из одной деревни в другую. На противоположной стороне был виден купол церкви той деревни. До нее было довольно далеко, километра полтора – два. Все отправились на лодках, а я отдал свои вещи и решил переплыть залив. Решил погеркулесить. Ко мне примкнул наш товарищ, Дик Филанович. Вода оказалась довольно холодной. Но от идеи заплыва мы не отказались. Я подумал – поплыву быстрее, согреюсь. Как потом выяснилось, не рассчитал силы. Некоторое время нас сопровождали лодки. Проплыли метров триста, Дик решил все-таки сесть в лодку. Я продолжил заплыв в одиночку. Понаблюдав мой бодрый брасс, друзья решили не ждать и ушли на лодках вперед. На полпути почувствовал, что замерз. Стало сводить икры. Вскоре я уже не мог работать скрюченными от судорог ногами. Было очень больно. Я осмотрелся и увидел в стороне островок. Направился к нему, гребя только одними руками. Кое-как добрался до суши, выполз на берег. На ветру было еще холоднее, чем в воде. Нашел место, где камыши закрывали от ветра, улегся на песок, и, пригревшись на солнышке, заснул. Проснулся от криков над заливом. Не дождавшись на противоположном берегу, друзья вернулись на одной из лодок, чтобы разыскать меня. Я был спасен. Казалось бы, инцидент исчерпан. Однако, вот вам комичное продолжение. Еще в лодке почувствовал: что-то со мной неладно. Вспомнил, как утром селяне потчевали нас взрывчатой смесью свежих огурцов с молоком. Переохлаждение, видимо, ускорило нежелательные процессы. К вечеру я был в хламе. Нужно объявлять начало концерта. Объявил и рванул в кусты. Слава богу, вечер был темным. Чуть привел себя в порядок – надо объявлять новый номер. Весь вечер метался между сельским клубом и спасительными зарослями. Только через несколько дней по приезде домой мне удалось как-то успокоить свой взбунтовавшийся живот. Чувствовал себя посредственно, а выглядел отвратительно. И смех, и грех.
Как ни странно, именно в эти последние дни путешествия проявился интерес Фаечки к моей скромной персоне. Фая не была красавицей. Но, пухленькая, живая, с восхитительной улыбкой и нежными губами. Поездка закончилась, программа выполнена. Мы решили отметить это событие своей компанией. Встретились у кого-то дома. Прощальный вечер. Еще до поездки Фая защитила диплом и теперь должна была уехать по распределению куда-то в Сибирь. После вечеринки пошли гулять по городу. Мы с Фаей убежали от всех, бродили до утра по красивому ночному Ленинграду. Целовались. А куда мы могли податься? К моим родителям в коммунальную квартиру, или в ее коммуналку? Куда в те времена могли пойти парень с девушкой? А молодожены, такие, как Миша с Верой, куда могли податься? Потому и говорили, что в Советском Союзе не было секса. В те годы уже был. В ДК Кирова на танцы девочки приходили без трусиков, и парочки устраивались за портьерами, решали свои вопросы прямо в зале. ДК Кирова был центром распространения венерических заболеваний. Так что секс был уже. Но не для нас. Это не то, что могло подойти нормальному парню и нормальной девушке. Фая уезжала через два дня. Мы пришли ее проводить. Я принес какой-то неудачный, нелепый подарок. Больше мы не виделись. Почти и не переписывались. Если бы я мог сейчас встретить того неоперившегося четверокурсника, витающего в эмпиреях, читающего странный микс из «Науки и жизни» и греческих трагедий, я посоветовал бы ему быть ближе к земле и серьезно присмотреться к Фаечке, восхитительной молодой женщине от мира сего. Даже, если бы я мог… Студент этот не послушал бы меня. Бесполезно рассуждать «а если бы…», о прошлом не надо сожалеть. Я вспоминаю ночную прогулку по прекрасным набережным – красивый заключительный аккорд моей агитбригадной эпопеи. Фаечка уехала. Кусочек моего сердца уехал вместе с ней. Не было у нас больше агитпоходов. Все расползлись в разные стороны. Прощай, Фаечка. У меня начинается новая жизнь.
Новая жизнь началась не сразу. По инерции пытался еще жить как прежде. Придумывал новые номера, выступал на студенческих вечерах. Один. Без Сашки Муретова, тот в музыку подался. Я писал тексты и участвовал в КВНах от нашего института. Вроде – все неплохо было.
А не то. Бледное повторение пройденного. То ли Саши Муретова не было, то ли – Фаечки, нашей заводилы. Не было запала, задора. Пропал кураж. Нельзя войти дважды в одну и ту же реку.
После сдачи зачетов по линии военной кафедры нас направили на месячные сборы в Североморск. Мы изучали оборудование и вооружение минно-торпедной боевой части (БЧ), такова была наша военная специализация. А также выполняли обязанности матросов палубной команды. Одетые в матросские робы и береты, мы мыли палубу, драили медяшки, чистили картошку, мыли посуду. Приняли присягу. Стали лейтенантами. На кораблях нам понравилось. Только еды было маловато. Все время есть хотелось. Тем, кто был ростом от ста девяносто, давали двойную порцию. До двойной порции мне не хватило трех сантиметров. Мы давали концерт для моряков. Сценой была палуба. Я тоже участвовал. В красивой фланелевке, которую выдавали на выходные и по праздникам, с гюйсом, в шикарных клешах с поясом и с бескозыркой на голове. Я читал «Слухи», рисовал портреты. Это было последнее мое публичное выступление. На выходные нас отпускали на берег в город или на сопки – погреться на нежарком приполярном солнце, подкормиться морошкой. Несколько человек из наших набедокурили в городе – то ли без документов вышли, то ли выпили. Патруль хотел задержать. Куда там, рванули врассыпную, разве догонишь классных бегунов, мастеров спорта. Из шалунов получились потом серьезные люди: были такие, что пошли служить в армию, иные возглавили крупные предприятия, кто-то уехал за рубеж, теперь миллионерствует в Америке. Мог ли я тогда догадаться, что совсем рядом, всего в пятнадцати километрах от Североморска, на другом берегу Мурманского залива Баренцова моря, в Полярном, главной базе военно-морского флота, ходит моя судьба? Девочка Ира. Дочь Михаила, командира подводной лодки, и его жены Веры. Младше меня на десять лет. Девочка, которую я встречу еще нескоро, через пятнадцать с небольшим лет. Ира, нежная, ранимая, впечатлительная, прилежная, терпеливая рукодельница, всегда с книжкой, всегда и во всем отличница. Полная противоположность своей матери – довольно ленивой, довольно самоуверенной, довольно нахрапистой, набравшей силу командирской жене. Но тогда я ничего этого, естественно, не знал. Еще мне предстоит прожить эти непростые, неспокойные, бурные пятнадцать с небольшим.
После окончания института несколько человек из нашей агитбригады, помимо работы по профессии, серьезно увлеклись музыкой. Среди них, конечно, был Саша Муретов. И его жена Светочка, тоже из нашей компании. Они посещали занятия Хора любителей пения, созданного профессором Елизаветой Петровной Кудрявцевой. Первой женщиной-дирижёром не только любительского, но и профессионального хора в России. Светлая женщина была, пусть земля ей будет пухом. Я с удовольствием ходил на их концерты. Долгие годы мы поддерживали такую традицию – ежегодно 7 марта собираться всей агитбригадой дома у одного из нас, вспоминать песни юности и петь их под фортепиано. Где вы сейчас, друзья моих студенческих лет? Ах, что это были за ребята! Нигде больше не вижу таких, не встречаю. Другие времена, другая молодежь. Вымерли романтики, светлые люди, чистые помыслами и делами, бескорыстные парни и девушки, пришедшие из пятидесятых, вымерли как мамонты и мастодонты. А тогда было их время. Время людей шестидесятых годов. Может быть, и не исчезла совсем порода романтиков. Где-то живут, любят, работают их дети и внуки. Такие же, как их отцы и деды, я уверен. Только хорошо замаскировались. Дети и внуки людей шестидесятых. Если хорошо присмотреться, мы их обязательно вычислим, найдем и узнаем.