Слепой. Тропою белого дьявола - Андрей Воронин

– Сейчас все сделаем, дорогой, – пробормотал проводник, щуря левый глаз и, как на стрельбище, поддерживая правую ладонь левой.

– Ты что, батоно, охренел?! – вполголоса воскликнул милиционер и, вцепившись в руку с пистолетом, с заметным трудом пригнул ее к земле. – Ты мне здесь еще пальбу устрой!

– А что, нельзя? – притворно удивился грузин, невинно тараща глаза. Он снял оружие с боевого взвода, поставил на предохранитель и убрал за пазуху. – А что тогда предлагаешь, э?

– Ничего не предлагаю, – проворчал капитан. Мальчишка вместе с матерью у него на глазах поднялся по железной лесенке и растворился в черноте за открытой дверью вагона. – Подставляешь ты меня, батоно. Друзья так не поступают.

– Разве я виноват, дорогой? – На этот раз в голосе кавказца звучало искреннее сочувствие. – Не я группы собираю. Думаешь, мне легко такое стадо по горам мимо пограничников тащить? Они ничего спрашивать не станут, сразу стрелять начнут, а мне это надо? Я кушать люблю, вино пить люблю, песни люблю, женщин… А стрелять не люблю и, чтобы в меня стреляли, тоже не люблю. Мне тоже трудно, Володя, дорогой. Что они там себе думают, слушай? Смерти нашей хотят, клянусь!

Капитан промолчал, поскольку не любил без толку молоть языком. Пророкотав по направляющим, дверь набитого битком вагона захлопнулась, запор с металлическим лязгом упал в гнездо. Один из автоматчиков, горбоносый, оливково-смуглый, с вьющейся ассирийской бородой и бархатистыми глазами библейского пророка, навесил и запер огромный амбарный замок, после чего продел в проушины запора кусок стальной проволоки и ловко щелкнул тяжелым железнодорожным пломбером. Вооруженный эскорт уже успел как-то незаметно рассосаться, и тяжелые трейлеры, сдержанно клокоча поношенными дизельными движками, один за другим поползли прочь. Некоторое время в темноте еще маячили тусклые габаритные огни замыкающей колонну машины, потом грузовик свернул, и огни пропали из вида. Прожекторы на мостовом кране погасли со щелчком, отчетливо слышным даже внизу. Со стороны железнодорожной насыпи не доносилось ни звука, как будто опломбированный вагон загрузили под завязку не живыми людьми, а мешками с сахарным песком или цементом.

– Вот видишь, – сказал батоно Гогия капитану, – а ты волновался, дорогой. Не волнуйся! Того, кто пикнет, они сами придушат. Потому что, сам понимаешь, бегут они не от хорошей жизни, и домой возвращаться им не резон.

– Да уж, – криво усмехнувшись, согласился капитан, – от хорошей жизни в Россию не побежишь. У нас тут тоже не сахар, да…

Хрустя щебнем, они двинулись в сторону площадки, на которой остались их машины.

– Мир неправильно устроен, – светя себе под ноги карманным фонариком, негромко разглагольствовал батоно Гогия. – Смотри, сколько на свете голодранцев! А ведь, если все деньги, сколько их напечатано, разделить поровну, каждый миллионером станет. Каждый, Володя! Даже младенец, который еще не родился, и тот будет миллионером.

– Напиши письмо в ООН, батоно, – посоветовал капитан и широко зевнул. – Только я наперед знаю, что из этого получится.

– Что?

– Буханка хлеба станет сто тысяч баксов стоить, вот что. Или даже миллион. Потому что вилл с бассейнами на такое количество миллионеров не хватит, понял?

Красный огонек сигареты, которую курил грузин, мячиком запрыгал вверх-вниз – батоно Гогия кивал, соглашаясь со словами собеседника. Небо на востоке уже начало наливаться предутренним светом, и на этом жемчужно-сером фоне впереди отчетливо проступали горбатые силуэты двух легковых автомобилей и зубчатая неподвижная линия замершей в полном безветрии мертвой травы. Напарники поднялись на насыпь, докурили сигареты и, пожав друг другу руки, молча расстались до следующего раза. Батоно Гогия не без труда втиснулся за руль потрепанной белой «шестерки» с местными номерами; стартер закудахтал, как металлическая курица, вознамерившаяся снести противотанковую мину, двигатель пару раз чихнул и завелся с оглушительным ревом. Проводник сбросил газ, включил фары, с хрустом воткнул передачу, и старая рабочая машина, бренча, как пустое ведро, покатилась по смутно белеющей в предрассветных сумерках грунтовой дороге в сторону предгорий Кавказа.

Капитан закурил еще одну сигарету и стоял на дороге до тех пор, пока рубиновые габаритные огни «шестерки» не скрылись за дальним поворотом. Тогда он растоптал окурок и двинулся к своей машине – приобретенному в кредит серебристому внедорожнику «шевроле-нива», из салона которого еще не выветрился восхитительный, пьянящий запах новенького, с иголочки, автомобиля. В тот момент, когда он открыл дверцу, позади, на запасном пути, залязгали вагонные буфера: к составу порожняка, дожидающемуся отправки в центральные регионы России, подали тепловоз.

Глеб Сиверов лежал на застеленной синим шерстяным одеялом железной койке, задрав на спинку ноги в прочных ботинках американского армейского образца. Он курил, стряхивая пепел в стоящую на прикроватной тумбочке консервную банку, и разговаривал по мобильному телефону. От установленной в центре пятиместной брезентовой палатки железной печки тянуло ровным теплом и удушливым запахом солярки. Центральный столб, на который опирался латаный-перелатаный брезентовый шатер, представлял собой неошкуренную суковатую жердь; на одном суке висела пара автоматов с откидными прикладами и две поцарапанные стальные каски, с другого свисал пятнистый офицерский бушлат с цигейковым воротником и полевая сумка. Кобура, из которой выглядывал тяжелый «стечкин», висела на спинке кровати в изголовье. По брезенту прямо над головой у Сиверова ползала крупная, уже прихваченная осенним холодком и оттого казавшаяся пьяной муха, и, разговаривая, Слепой наблюдал за ее бесцельными перемещениями.

– Это не командировка, – говорил он в трубку, – это самый настоящий отпуск. Жаль только, что штатских на этот курорт пока не пускают, не то я непременно вызвал бы тебя.

– По-моему, ты беззастенчиво врешь, – сообщила ему трубка голосом Ирины Быстрицкой.

– Ничего подобного, – самым убедительным тоном заявил Глеб. Он поменял местами скрещенные на спинке кровати ноги, сделал глубокую затяжку и с силой выдул дым кверху, целясь в муху. Мухе это окуривание явно не понравилось: она снялась с места и, сердито жужжа, пьяным зигзагом перелетела на один из автоматов. – Как тебя убедить? Чистый горный воздух, восхитительные пейзажи, почти бесплатные вино и фрукты… Купаться вот негде, это да. Но мы тут по утрам обливаемся холодной водичкой из ведра. В ведре ледышки позванивают, красота! Плеснешь разок на голую спину, потом целый день не ходишь, а летаешь… Особенно если плеснуть не на свою спину, а на чужую.

Ирина засмеялась, но Глебу почудилось, что смех ее прозвучал не слишком весело. Муха закончила обследовать казенник «Калашникова» и, усевшись