Категории
Самые читаемые
ChitatKnigi.com » 🟠Детская литература » Детская проза » За все хорошее - смерть - Максуд Ибрагимбеков

За все хорошее - смерть - Максуд Ибрагимбеков

Читать онлайн За все хорошее - смерть - Максуд Ибрагимбеков
1 ... 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15
Перейти на страницу:

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать

О том, что случилось несчастье, мы догадались не сразу. Сперва мы сидели в комендантской и ждали Сабира, даже не знаю, сколько времени прошло, а его все не было. Кажется, мы все задремали. Потом я удивился, что его все нет, и вышел из комнаты наружу. Кама и Алик за мной пошли. Сабира нигде не было видно. Тогда мы поняли, что с ним что-то случилось.

Он лежал за бронетранспортером и был весь в крови. Я сперва подумал, что он умер, но, когда мы до него дотронулись, он громко застонал. Его ранило осколком гранаты — вырвало кусок мяса из руки, чуть выше локтя. Кровь из раны прямо хлестала. Алик, как увидел кровь, сразу же зашатался и сел на землю, а Кама стала вся дрожать, и было слышно, как она стучит зубами. Я посмотрел на рану, и мне показалось, что мясо вырвано очень глубоко, чуть ли не до самой кости. Я снял с себя рубашку, разорвал ее на полосы и перетянул руку Сабира выше раны, я где-то читал, что таким способом можно остановить кровь. Я изо всех сил затягивал вокруг руки эту полосу, а кровь не останавливалась, и я догадался, что у меня просто не хватает сил как следует затянуть ее. Хорошо, что Кама мне помогла. И руки у нее продолжали дрожать, и зубы стучали, но она, молодчина, очень здорово помогла мне. Мы остановили кровь и перевязали эту рану. Хотя было ясно, что пользы от такой перевязки с грязной полосой от рубахи мало, а скорее даже больше вреда.

Мы и себе устроили постели рядом с бронетранспортером. Целый час, наверное, переносили сюда пачки денег. Когда кончили, совершенно из сил выбились. Сабир сперва спокойно лежал, а потом начал бредить. Всех нас по именам называл, чаще всего мое имя, маму свою звал. А когда приходил в себя, каждый раз просил пить. Мы по очереди ходили за водой. Я уже не обходил стороной скелеты, а шел мимо них, рядом проходил. Я знаю, что мне тогда это казалось, но каждый раз, когда я шел мимо, мне казалось, что они смотрели на меня и улыбались злобно. Мне они и во сне приснились в ту ночь, как только я лег. И еще разговорник приснился со своими угрозами. Мне все казалось, что я его и во сне читаю и никак не могу остановиться. Я и во сне удивлялся тому, что за все по этому разговорнику полагалась смерть. За все хорошее.

А потом мы стали умирать. Теперь я уже мог представить, что меня не будет. Что все останется на земле как было, а меня не будет. Я даже не знаю, как во мне это изменение произошло, но теперь я точно знаю, что могу умереть. Я лежал и обо всем думал. Думал о вещах, о которых никогда раньше не задумывался. О смерти же я никогда раньше не думал. Да и с чего бы это раньше я стал думать о смерти? Из моих знакомых только один человек умер — Наиля, девочка с нашей улицы. Она под машину попала. На похороны вся наша улица собралась. Всем детям раздали венки, и мы гуськом шли за гробом. На кладбище нам не разрешили поехать. Как только мы дошли до проспекта Нариманова, нам всем велели отправляться домой. Наверное, потому, что все вокруг плакали, и взрослые не хотели, чтобы дети видели это. Особенно Наилькина мать убивалась.

А отец ее не плакал, он шел первым за гробом, его вели под руку двое наших соседей, и время от времени он спрашивал очень уставшим голосом: «Как же так может быть? Что же это происходит?» Но ему на эти вопросы никто не отвечал. Я тоже про себя подумал: как же так может быть, что Наильки больше не будет? И еще я тогда на похоронах попытался представить, что я тоже умру когда-нибудь, но ничего у меня не получилось. Как будто в голове что-то происходило, вернее, останавливалось, как только я начинал представлять, что я умру и меня не будет. Я даже удивился, что не могу вообразить такую простую вещь. Даже похороны свои представил, как все будут идти и плакать, и все очень хорошо получилось до того места, где надо было вообразить, что меня совсем не будет и я ничего не буду чувствовать — слышать или видеть. Сколько ни старался, ничего из этого не получилось. А теперь я почувствовал, что это может быть. Я специально не думал над этим — просто чувствовал.

Мы все лежали молча, только Сабир стонал. Наяву он тоже молчал, но стоило только заснуть, как он начинал стонать. Рука у него очень сильно распухла, как будто надулась, и была горячая, темно-красного цвета. Рану мы его перевязали, но пользы от этого было мало, она вся почернела, и было ясно, что без лекарств у него обязательно начнется заражение.

Я лежал и думал, как все было бы хорошо, если бы мы не полезли в эту проклятую расщелину. Все мы были бы уже в Баку, в школу ходили бы. Я даже удивился, что с таким удовольствием думаю о школе, о нашем доме. Раньше я даже не чувствовал, как хорошо там. А больше всего я думал о маме с папой, вспоминал разные случаи, не какие-нибудь особенные, а самые простые, как я, например, прихожу из школы, а мама стоит на лестнице и ждет, когда я поднимусь со двора, и улыбается мне, или про то, как вечером я смотрю телевизор, а мама с папой о чем-то разговаривают, даже не знаю, о чем они разговаривали, но, оказывается, это было очень приятно, что все дома вместе, даже если в это время ничего особенного не происходит. Когда я вспомнил обо всем этом, у меня даже в горле защекотало, и я снова стал перечитывать этот разговорник.

Что-то меня в этом разговорнике очень интересовало, а что, я никак понять не мог. Я его весь уже наизусть знал. Я точно мог сказать, за что полагается смертная казнь, и даже точнее — за что повешение, а за что расстрел. Я уже заметил, если человек желал в те времена хорошее только себе, скажем, если кто-то скрывал от немцев, что он коммунист или военный, или что у него приемник есть дома, то его расстреливали, а если он другому человеку делал добро — прятал у себя раненого или помогал партизанам, то его за это вешали. Очень странно все это было читать, и сколько я ни перечитывал, а привыкнуть не мог, каждый раз становилось от всех этих угроз страшно. И еще из-за этого разговорника я чувствовал, что существует какая-то главная странность, но в чем она заключается — никак понять не мог. Но чувствовал.

Алик встал и пошел за водой. Он двигался очень медленно, как пьяный шатался из стороны в сторону. Он для всех принес воду во фляге. Сперва мы Сабира напоили, а потом Кама сделала несколько глотков. Я тоже выпил воды, и у меня сразу же в животе закололо, но я уже к этому привык: как выпьешь воды, хоть немного, в животе начиналась боль. Мы поэтому старались пить как можно реже, когда совсем уже становилось невтерпеж. Алик сел со мною рядом, лицо у него бледное-бледное, и вдруг у меня спрашивает:

— Неужели мы здесь так и останемся, как эти? — он кивнул головой на скелеты.

Кама, как услышала это, сразу заплакала. Прислонила свое лицо к моему и плачет, как будто я могу ей чем-то помочь.

А мне уже было ясно, что мы здесь так и останемся навсегда, как эти скелеты. И никто никогда не узнает, что мы здесь, может быть, тысячу лет пройдет, а никто так и не узнает, что мы здесь умерли совершенно зря. И превратимся тоже в скелеты, как они. Только мы ведь сюда попали случайно, а они сами в эту пещеру забрались и сами же друг друга перестреляли, хоть имели возможность выбраться отсюда. Взяли и поубивали друг друга, как скорпионы. А что еще ждать от людей, которые могли составить такой разговорник? Может быть, кто-то из них и придумал, что за все надо убивать. Сперва других, а потом и друг до друга добрались.

Я над всем этим думал, и еще над чем-то, со мной иногда бывает, что я еще над чем-то думаю, а над чем, сообразить не могу. Но в тот раз я сразу сообразить не мог, может быть, еще и потому, что Кама, плача, все продолжала меня обнимать. У нее были ужасно испуганные глаза, и я вдруг сказал:

— Ты не бойся, Камочка, мы отсюда все равно выберемся, — я, с одной стороны, был доволен, что сказал это, потому что она ужасно обрадовалась, вот честное слово, только что глаза были у нее совсем испуганные, а после моих слов я увидел, как весь испуг исчез, а вместо этого в них появилась сразу радость, как будто она улыбаться начала глазами.

Она сразу мне поверила и говорит:

— Правда? Ты раньше не говорил, что выберемся! — и смотрит на меня так, как будто и впрямь все зависит только от меня, — а с другой стороны, мне стало очень неприятно, что я совершенно зря мог так ее обмануть.

И что самое удивительное — Алик поверил мне. Он тоже обрадовался и спрашивает:

— Ты что-нибудь придумал? — и у него глаза такие же стали, как у Камы. Ничего не оставалось мне делать — я и ему сказал, что кое-что придумал, только еще не до конца.

А потом мы заснули. Последние трое суток, после того, как ранило Сабира, мы очень много спали, просыпались ненадолго, а потом снова засыпали.

Я и во сне этот проклятый разговорник увидел. Засел он у меня в голове, и все тут! И во сне и наяву о нем думал, что-то в нем мне покоя не давало, а что — никак я не мог сообразить. Все время перед глазами вертятся строчки из него. И что самое интересное не только то, что по-русски написано, но и немецкие, ни одного слова по-немецки не знаю, а слова перед глазами вертятся, особенно Tod и Erschießen. Наверное, потому, что они-то чаще всего в этом разговорнике и попадались. Из текста я давно понял, что они означают — повесить, расстрелять и смерть.

1 ... 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15
Перейти на страницу:
Открыть боковую панель
Комментарии
Настя
Настя 08.12.2024 - 03:18
Прочла с удовольствием. Необычный сюжет с замечательной концовкой
Марина
Марина 08.12.2024 - 02:13
Не могу понять, где продолжение... Очень интересная история, хочется прочесть далее
Мприна
Мприна 08.12.2024 - 01:05
Эх, а где же продолжение?
Анна
Анна 07.12.2024 - 00:27
Какая прелестная история! Кратко, ярко, захватывающе.
Любава
Любава 25.11.2024 - 01:44
Редко встретишь большое количество эротических сцен в одной истории. Здесь достаточно 🔥 Прочла с огромным удовольствием 😈