Под каблуком у Золушки - Елена Лабрус
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да, хрен с ним, давай садись, — помог ему мужик подняться.
И он почувствовал спиной опору, а потом потерял сознание.
Он помнил, что приходил в себя в скорой. И люди не в белых, а в синих халатах, сказали ему, что жить он будет. И он искренне обрадовался и снова отключился.
Невыносимая головная боль стала первым, что он почувствовал. Сквозь сонливость ему казалось, что голова у него гудит из-за писка, который звучит противными короткими сигналами. Он поднял руку, чтобы убедиться, что голова у него не расколота пополам. Писк стал раздаваться чаще, а указательный палец оказался привязан к голубому проводу.
Он рассматривал его сквозь приоткрытые веки, поднеся палец с этим странным объектом на нём к глазам.
— Как себя чувствуем? — словно материализовавшись из воздуха, бодрым голосом спросил парень в синей шапочке и розовой повязке.
Тёплыми и мягкими руками, которые и бывают, наверно, только у врачей, он проверил зрачки. Кайрат узнал его, даже под закрывающей лицо маской, но не мог вспомнить кто он.
— Голова болит, — пожаловался Кайрат, волнуясь о своей амнезии.
— Хорошо. Это сейчас исправим. Сколько пальцев?
Он показал ему средний палец неприличным жестом.
Кайрат растерянно перевёл взгляд на его смеющиеся глаза.
— Да, сам ты пошёл, Вадик!
— Ну, вот и отлично, — обрадовался врач. — А то я думал верну тебя Данке в качестве гербария. А ты смотри-ка, живучий.
— Что всё настолько плохо?
— Нет, всё как раз хорошо. А полежишь тут у нас с недельку и будет отлично. Сейчас скажу, чтобы сделали тебе укольчик, и спи дальше, — и он решительно вышел.
Рукой, к которой ничего не прицепили, Кайрат ощупал повязку на голове, пошевелил всеми конечностями. Болело плечо и бедро, все с той стороны, которой он приземлился на капот.
— А водитель у вас? — спросил он у приветливой медсестры, сделавшей ему укол.
— Да, в соседней палате. Тоже сотрясение средней тяжести, — ответила она, уходя.
Кайрат облегчённо вздохнул. Вроде все самые насущные проблемы он порешал: амнезии нет, водитель пострадал терпимо, головная боль проходила. Только какая-то мысль не давала покоя. Пиявкой впилась в его ушибленный мозг, и он даже мотнул головой, пытаясь её сбросить.
Она не давала ему покоя даже во сне, вгрызаясь всё глубже, вызывая странные образы, то мадонны с младенцем, то каких-то монахинь-кармелиток.
Он почесал лоб под тугой бинтовой повязкой. Мадонну и кармелитов его воображение связывало только с картиной, к которой в галерее Уффици он подходил чаще остальных. «Мадонна с младенцем и двумя ангелами» Филиппо Липпи. Он десятки раз слышал её историю:
«Филиппо Липпи, художник и монах-кармелит безумно влюбился в юную послушницу Лукрецию, которая ответила ему взаимностью. Пара нарушила данные ими обеты и вскоре у них родился сын, который тоже в последствии стал живописцем».
И прекрасный образ белокурой девушки, нежной и трогательной, возникший перед глазами Кайрата, вернул его воспоминания.
Оксана! Беременна!
И боль вернулась. И это была боль, которую не заглушить никакими лекарствами. Но теперь вместе с ней пришла злость и, как ни странно, ясность. Он понял, что хочет от него Роберта, почему воспоминания о брошенной у алтаря Кристине вызывали чувство вины, и зачем так отчаянно избегала его Оксанка.
«О, женщины! — прикрыв глаза, он потёр пальцами одной руки виски. — Вы меня убиваете!»
Всех троих объединяло кодовое слово «беременность».
Роберта явно пыталась забеременеть. Он словно прозрел. Вспомнил все тщетные попытки «забыть» про контрацепцию. И её, сидящую у мусорного ведра, куда она якобы что-то уронила. Она напрасно пыталась вытащить использованный презерватив — прежде чем выкинуть, он всегда его мыл. Так научили его парни в стриптиз-клубе, предупреждая о коварности женщин. И Кайрат всегда соблюдал эти правила, потому что больше чем бедности, он боялся внебрачных детей.
Не пользовался презервативом он лишь два раза в жизни. Первый раз с Оксанкой, и второй раз с Кристиной. Потому что лишать девушку невинности в резинке даже ему казалось кощунством.
И Кристина не просто так кричала ему вдогонку, что он «Должен на ней жениться!». По её пуританским понятиям, он её обесчестил, поэтому действительно «был должен». Но для него это означало нечто другое. И как не глупо в этом сознаваться, но тоже нечто почти ритуальное.
Он постоянно задавал себе вопрос: что так неудержимо тянуло его к Оксанке? Её любовь? — Он никогда не был обделён женской любовью. Её привлекательность? — Знавал он женщин и красивее. Может её чистота и наивность, которой в его грязной и пошлой жизни так не хватало? Или может быть её невинность в полном смысле этого слова?
Он болезненно сморщился.
«Девственница» — противное слово, от которого у него сводило скулы как от лимона. И всё же девственница в его жизни была только одна. Это полная дурость, но тот короткий миг, когда он спросил себя, а не привяжет ли эта древняя магия его и к своей будущей жене, решил Кристинкину участь.
И это был не лучший день для него с точки зрения её биологического цикла. И если с одного раза беременеют, то она могла залететь. Он должен был остановиться, но он хотел всё сделать в точности как в первый раз. И у него почти всё получилось. Кроме одного. Он постоянно закрывал глаза и представлял совсем другую девушку, после единственной ночи с которой, он возвращался к ней всю жизнь.
Боль за грудиной заставила его поёжиться, а несмолкающий аппарат пискнуть неровно.
«Что же ты наделала! Как же ты могла!»
Он не мог объяснить себе эту боль, но невыносимо щипало глаза.
Он вспомнил парня, которого он хотел стукнуть, и который тоже чуть не расплакался, предъявляя Оксанке претензии в торговом центре. Рома. Кажется, его звали именно так. И, кажется, ему повезло — она не оставит ребёнка без родного отца.
Из коридора донёсся шум. Он потёр глаза, и приготовился встречать гостей. В том, что Вадик позвонит Данке, он даже не сомневался.
— Кай, — она робко заглянула в дверь и, увидев, что он не спит, с жалостливым лицом направилась к его кровати. — Как ты?
За её спиной смущённо топтался Савойский в наброшенном на плечи белом халате. Диану Кайрат не ждал — она категорически не выносила больницы.
— Бывало и лучше, — сказал Кайрат, — пытаясь подтянуться повыше. Нервный прибор судорожно запищал,
