Человек и собака. Взаимная дрессировка - Филиппов Игорь

Лес взрывается выстрелом брата, однако мне везёт, что звук выстрела совпадает с последним коленом песни моего глухарика: он не слышит и продолжает петь. Глухарки замирают. «Вот, - тоскую я, – Олег уже с полем, а мне и подойти-то никак…». Вдруг мой глухарёк, планируя, слетает вниз, под берёзу. И продолжает петь, расхаживая вокруг дерева. Рассветает настолько, что я ясно вижу, как он, разъярившись на воображаемого противника, разгребает мусор мощными лапами… А я стою за стволом сосны, и настроение у меня совсем упадочное… потому как поделать ничего не могу… До птицы не меньше восьмидесяти метров – тут даже картечью сомнительно, а у меня её – картечи-то – и нет совсем. Самая крупная дробь – нулёвка в левом стволе, а в правом – двойка.

Слышу, как кто-то осторожно подходит сзади. «Олег, ты? - спрашиваю, не оборачиваясь. – Давай, подходи». Не отвечает. Поворачиваю голову – так это же собачка Вега, перегрызшая поводок и нашедшая меня по следу! И что теперь делать? Орать на верного друга совершенно непозволительно. Приказываю жестом Веге сидеть и продолжаю наблюдать за мошником. А тот в азарте начинает высоко подпрыгивать, громко хлопая крыльями! Вега не выдерживает такого театрального представления и, сорвавшись, не смотря на моё грозное шипение, несётся к глухарю… Всё! Конец охоте! Глухарь, подпустив собаку довольно близко, с треском взлетает и… мчится прямо на меня, набирая высоту и скорость! Вот он уже в сорока метрах, вот в двадцати… хорошо видны пёстрые перья на брюхе и огромный, раскрытый веером хвост. Стреляю из правого «на штык», когда птица почти над головой. Глухарь, тут же сложив крылья, валится прямо на меня. Пытаюсь отпрыгнуть в сторону. Птица, ощутимо ударив по бедру, грузно шлёпается грудью о землю.

В это время Олег, вылезающий из кустов, видит всю эту изумительную картину: и летящую птицу, и бегущую за ней Вегу, и выстрел, и падение громадного красавца-глухаря… и меня, орущего от радости! Надо же: с помощью легавой собаки на глухарином току мне удаётся сделать «королевский» выстрел по древней птице!

Олег, пытаясь сохранить «взрослое» достоинство, рассказывает о своём приключении. На подходе к токующему глухарю он спугивает глухарку, которая – в свою очередь – сгоняет глухаря. Далеко, но всё-таки стреляет в мошника, метров за семьдесят, и, конечно же, впустую. Рассказ звучит так, будто это глухарь виноват в неосторожном подходе брата…

После выстрелов и моих восторженных криков ток замирает. Совсем светло – скрадывать глухарей нет смысла. Возвращаемся в лагерь.

Пьём чай и двигаем к дому. Как обычно, обратная дорога кажется короче. Выходя в деревенское поле, Вега выгоняет из кустов рыжего вальдшнепа, которого Олег сбивает красивым выстрелом. Хоть какое-то утешение для брата… Но, конечно, что-то есть неправильное в этом трофее, не на тяге всё-таки, не классика… И ещё: а вдруг это вальдшнепиха? Однако сомнения скоро вылетают из моей головы, и остаётся только Радость от весеннего леса, от трудных и увлекательных поисков тока, на который хаживал отец, от громадной Удачи, пришедшей ко мне не без помощи Мастера Веги, от разговоров у ночного костра, послуживших хрупким мостиком к нашему сближению, от молодой горячей крови, заставляющей стремиться к охотничьим приключениям…

Дома нас встречают родные, удивляясь, как это мы с первого же раза ухитряемся найти ток, да ещё и добыть глухаря. Старого мошника я аккуратно потрошу, мысля о перспективе чучела, вкладываю в нутро еловые ветки, даже в горло просовываю веточку, чтобы не испортился трофей при перевозке. Подвешиваю его за лапы в холодной кладовке. При этом особо не переживаю: всё-таки всю зиму кормился глухарище сосновыми иголками и берёзовыми почками, и основательно просмолился. Судя по длине и очертаниям концов рулевых перьев, по величине изумрудного зеркала на груди, по цвету и величине крючковатого клюва, изнанке крыльев и весу птицы, делаю вывод, что глухарю никак не меньше шести лет. Грубый пружинный безмен дяди Сергея показывает пять с половиной килограммов. Забегая вперёд, могу доложить, что этот глухарь оказывается наибольшим во всей моей долголетней охотничьей практике.

А при потрошении птицы открывается такой секрет, которым я спешу поделиться со всеми. Несколько дробинок, найденных в птице, сообщают, что стрелял я вовсе не двойкой из правого ствола, а… вальдшнепиной шестёркой! Неужели я перепутал ночью номера патронов, заряжая ружьё перед охотой на току?! Да… Удивительно, что такую громадную птицу срезала мелкая шестёрка, и сразу наповал!

Разлад

Утром 25 апреля, тяжело нагруженные деревенскими подарками от родственников, возвращаемся на станцию Викторово: нам назавтра уезжать. Поезд отходит в обед, и у нас есть ещё время сегодня побродить вокруг станции, постоять вечером на тяге, да и завтра рано утром поохотиться.

День ясный, солнечно и тепло. Лёгкие облачка бегут по голубому простору неба. Откуда-то из небесной высоты раздаётся едва слышимый гогот гусиной стаи. Над нашими головами вьётся первая весенняя бабочка-крапивница. Густым басом гудит шмель, направляясь к ивняку за пыльцой цветков-серёжек и сладким соком набухших почек. Вега бежит впереди, наслаждаясь после долгой северной зимы разнообразием весенних запахов… Хорошо!

Минуем поле и, подойдя к перелеску, где мы с Вегой взяли черныша, слышим звуки токового полёта бекаса. А вот и он сам: совершает большой круг над будущим местом гнездования. Снимаем поклажу и останавливаемся передохнуть. Олег, внимательно наблюдая за полётом бекаса, вдруг спрашивает: «Собьёшь его с одного выстрела?» Удивляюсь: «Зачем, брат?» Олег, не отвечая на мой вопрос, снимает ружьё. Неужели будет стрелять? Ради удачного выстрела губить весеннего бекаса, собирающегося гнездиться?! Это же нарушение всех охотничьих заповедей, которым нас учил отец… Брат делает несколько шагов в сторону птицы, ждёт её подлёта и, прицелившись, стреляет в момент высшей точки бекасиной траектории, когда птичка как бы замирает перед быстрым спуском, чтобы подребезжать рулевыми перьями. Этот дребезг и называется бекасиной «песней». Выстрел непростой, дальний, по крошечной цели-птичке, но опять же – зачем?! После выстрела бекас маленьким комочком валится на талую землю… Брат победно оборачивается, а я, отводя взгляд, огорчённо подхожу к птичке… Поднимаю мокрого бекасика, угодившего в лужу, и размышляю о совершенно напрасной стрельбе, прервавшей маленькую весеннюю сказку… Приходит осознание, что Олег нарушил своим выстрелом не только охотничьи законы-заповеди, но ещё и что-то весеннее, радостное… я же получаю плевок в душу, оборвавший тонкую ниточку зарождающегося сближения… Дальнейшую дорогу почти не разговариваем.

Вечером, отстояв на тяге, берём по вальдшнепу, которых в сумерках находит Мастер Вега. За столом, гостеприимно накрытым сестрой Антониной, разговариваем друг с другом только по необходимости. Наутро охотимся порознь. Олег приходит пустой, а мне удаётся сбить красивого селезня-крякаша, выгнанного Вегой из кустов на краю большой лужи с квакающей ордой лягушек.

Три счастливых дня в сентябре

Листаю дневник. Исписанные листы большой тетради в клетку снова переносят меня в те далёкие времена… Так много впечатлений… О чём же ещё написать? Пожалуй, вот это: о трёх счастливых днях в сентябре 1974 года. Эти дни находятся на особом положении, можно сказать – в красном углу моей памяти, и не только как дни удачной охоты с Мастером Вегой, но и как время полного человеческого одиночества, когда возникающие от созерцания Природы мысли удивительным образом преломляются в моём сознании, с одной стороны обнажая истину в запутанных ранее практических вопросах, а с другой – сближая с чем-то нереальным, иллюзорным, находящимся за гранью понимания…