Нелюбимый (СИ) - Доманчук Наталия Анатольевна

От нее необыкновенно пахло. Давид опять поймал себя на мысли, что так когда-то пахла Алена: чистотой, молодостью, непорочностью.

Когда все закончилось, он как будто проснулся после долгого сна и посмотрел по сторонам. Та редкостная благодать, которая окутывала его еще минуту назад, растворялась на глазах. На смену ей пришли страх и отчаяние. Зачем он это сделал? Аля лежала у него под боком. Давид сглотнул, поняв, что совершил чудовищную ошибку. Эта девочка ему никто. Он просто спутал ее с Аленой, с той молодой Аленой, с которой он мог бы быть…

Он приподнялся и сел на кровати.

Какой же бред! Никогда он не мог быть с Аленой. Потому что она с первой секунды влюбилась не в него, а в Диму. И смотрела не на него…

Он чертыхнулся про себя, поняв, что его поразило в этой девушке! Она смотрела на него так, как он мечтал, чтобы когда-то посмотрела Алена…

В атмосфере разлилась напряженность. Его как будто обухом ударили по голове: что он натворил? Зачем? Как теперь это все расхлебывать?

А Алевтина тоже просыпалась, но чувствовала такое окрыление, такое счастье, какого никогда в своей жизни не знала. Она вспоминала его взгляд, как он провел тыльной стороной ладони по ее лицу. Как внимательно он рассматривал ее и не обозвал, не побрезговал, а поцеловал. По-настоящему, как в кино! Это было больше похоже на чудо, нечто невероятно нежное и таинственное. Весь мир после его поцелуев стал другим. Новым. На душе были покой и умиротворение. Она как будто родилась заново. Ее скорлупа, ее защитная оболочка на глазах стала рассыпаться, являя миру новую, совсем другую девушку.

Она даже не успела его рассмотреть! Сколько ему лет? Какого цвета у него глаза? Алевтина внутренне рассмеялась от своих мыслей. Какая разница? Он ее! Ведь это же понятно, ясно как белый день!

Давид вскочил и стал одеваться. На Алю не смотрел: не знал, что ей сказать. Обувшись, он все же обернулся.

Она сидела на кровати, укутавшись в одеяло до подбородка и наблюдала за ним.

— Как тебя зовут? — спросил Давид.

— Алевтина, — тихо ответила девушка.

— Алевтина… послушай…

Давид хотел ей объяснить, как все произошло, но вдруг передумал, достал из кармана кошелек, вытащил все деньги, которые там были, и положил на кровать.

— Если у тебя есть мозги, то этих денег хватит на полгода беспечной жизни. Бордель — не самое лучшее место, где можно найти приют… подумай об этом.

И он еще раз кинул на нее взгляд, уже прощальный, и вышел из комнаты.

А она натянула одеяло на глаза и стала возвращаться в свой привычный мир.

Время выбрасывать

Давид честно, как на духу, рассказал Алене о событиях, которые произошли девять лет назад. Единственное, в чем не решился признаться, — что Алевтина показалась ему очень похожей на молодую Алену и что именно на этой почве у него произошло помутнение рассудка.

— Я не испытываю к ней никаких чувств. Кроме… — Давид замолчал.

— Кроме?

— Кроме раздражения. Но это я больше к себе испытываю, что… не сдержался. И… мне очень стыдно…

Алена очень хотела поддержать его, дотронуться до его руки, по-дружески, но удержалась. Она не могла себе этого позволить.

— Мне кажется, что ты должен поговорить с ней. Возможно, она влюблена в тебя? И поэтому отказала Сашке?

— А ты расстроилась ее отказу? Может, это к лучшему? Правда хотела бы такую невестку, которая спала и со мной, и с ним?

— Ох, Давид! Ну зачем ты так? Это было девять лет назад. Мы с тобой ничего не знаем о ней. Что ее заставило прийти в этот массажный салон? Какие обстоятельства? Ты говорил, что она стояла в коридоре и плакала. Может, случилось что-то ужасное?

Давид молчал, а Алена продолжила делиться тем, что у нее накопилось в душе:

— Я, когда поняла, что вы знакомы, тоже ужасно расстроилась. А вчера лежала и всю ночь вспоминала Кению. Да, она тихая, безынициативная, равнодушная… Но не может она быть проституткой. Не умеет она глазки строить или соблазнять. К тому же если посчитать по годам, то что она делала эти девять лет? — Алена стала загибать пальцы: — Окончила медицинский институт, потом интернатуру, затем ординатуру и сейчас комнату в коммуналке снимает, работает как проклятая: в морге и подрабатывает медсестрой, в выходные ездит по домам, ставит уколы, капельницы и клизмы…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Тебя не пугает ее специальность? Патологоанатом!

— И что?

— Нормальный человек выберет такую профессию?

— Мы не знаем, что у нее в голове. Но, наверное, этот выбор обдуман и имеет причину.

Давид отодвинул от себя пустую чашку и подозвал официанта:

— Принесите мне шашлык из баранины и овощи гриль, — он посмотрел на Алену, — давай закажем тебе куриный шашлык?

Она замотала головой:

— Нет, не хочу мясо, принесите мне пахлаву и черный чай с чабрецом.

— И овощной салат! — дополнил Давид и хмуро посмотрел на Алену. — Одними сладостями питаешься! Никуда не уйдем, пока салат не съешь!

Алена кивнула, соглашаясь, и улыбнулась.

У Давида зазвонил телефон.

— Прости, надо ответить, это Витя, мой сыщик, — он нажал на кнопку и поднес телефон к уху, — Да, слушаю тебя.

Виктор что-то долго говорил Давиду, а тот облокотился о стол и потирал виски свободной рукой.

Наконец Давид спросил:

— В каком году это было? А пожар когда? Десятого мая? Понял, через часа два наберу тебя, встретимся в районе Лубянки. У меня много вопросов к тебе будет.

Давид нажал на красную кнопку и посмотрел на Алену:

— В 2010 году наша Алевтина шла единственной подозреваемой в убийстве. Так… — Давид потер виски, размышляя об информации, которую ему доложил сыщик.

— Чьем убийстве? — спросила Алена.

— Ее приемных родителей…

Он встал, как обычно хотел пройтись туда-сюда, но оглянулся, вспомнив, что он в ресторане, и присел в кресло.

— Ты понимаешь? Убийство ее приемных родителей и двух ее сестер. Теперь скажи, что не веришь в то, что это она могла сделать?

Алену бросило в жар. Она вспомнила Кению, когда лев схватил импалу и стал ее раздирать на их глазах. Сашка смутился, Алена еле сдержалась, чтобы не закричать от ужаса, закрыла глаза ладонями, только рейнджер и Алевтина вскочили и стали наблюдать за этой чудовищной картиной.

— Теперь давай расскажу тебе хронологию событий. Это было девять лет назад, пятого мая.

Алена внимательно посмотрела на него.

— Да, я прекрасно помню этот день. Это была среда или четверг, будний день. У тебя был день рождения. Я подарил тебе с утра букет роз, а вечером мы должны были собраться на даче и провести там время до десятого мая. Не помню почему, но я не подготовил тебе подарок заранее и пошел с самого утра искать его по бутикам. Так ничего достойного и не купив, я зашел в… — Давид выдохнул и продолжил, — в бордель, где работала Агата, она была когда-то моей клиенткой, старше меня на лет двадцать: мудрая интересная женщина. Мы иногда встречались в баре, пили пиво, делились интересными историями. Я решил с ней посоветоваться насчет подарка, мы поговорили, она заметила, что я уставший, даже раздраженный, предложила сделать массаж и чуть расслабиться. Я согласился. О сексе тогда и речи не было. Я пришел к ней за советом. Дальше ты знаешь…

— Пятое мая — это не только мой день рождения, но и Алевтины — тихо сказала Алена, — 2010 год… ей в тот день исполнилось восемнадцать…

— И она пришла в бордель лишиться девственности!

— Тот факт, что она до восемнадцати была невинной, говорит о том, что она не была распущенной.

— А то, что пришла в бордель, об этом не говорит? — возмутился Давид.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Нет. Могли быть обстоятельства. Идем дальше. Как погибли ее приемные родители? Сгорели при пожаре?

— Да. Десятого мая.

— То есть она где-то была пять дней… А почему ее оправдали?

— Доказали алиби. Она уже была в Твери, когда дом горел. Не знаю пока всех подробностей, но обещаю, что изучу это дело досконально!