Авиатор: назад в СССР 10 (СИ) - Дорин Михаил

А такое сейчас было только одно — катапультироваться.

— Лампочка скоро загорится, — доложил Марик.

У него сейчас уже аварийный остаток скоро будет на борту. С таким темпом ухода топлива из баков он плюхнется до Лубанго километров за 70. Подбирать его не придётся слишком долго.

— 112й, давай ещё протянем. Когда будет минимальный остаток топлива, катапультируйся.

— Не буду. Далеко, — ворчал в эфир Марк, делая шумный вдох.

— Тогда выводи самолёт в зону, которую я тебе указал. Сбросишь подвески, возьмёшься за поручни и тяни. До аэродрома всё равно не долетишь.

Барсов молчал, а я продолжал смотреть на белый шлейф исходящий от его самолёта. Под нами сейчас была дорога, соединяющая Кааму и Лубанго. Слева и справа от дороги высокие холмы, а наиболее крупный населённый пункт — Шианже — остался слева. Местность идеальная, чтобы прыгнуть. И опасных диких зверей нет.

— 112й, катапультируйся! Приказ слышал? — громко вышел в эфир Штыков с командного пункта. — Поисковая группа уже на борту.

— 112й, нет. Катапультироваться не могу. Эм… кресло не срабатывает, — соврал Марик.

Вот балбес! Ещё и врёт, что не сработала система аварийного покидания. Сто процентов, даже не тянул за «держки». Похоже, что мой ведомый решил погеройствовать.

— Буду садиться на грунт, — громко сказал в эфир Марик.

— 112й запретил. 110й, в паре кто у вас ведущий — вы или он? — вопил в эфире Валентин Иванович.

— Понял вас, — ответил я, но сделать тут уже ничего нельзя.

Раз Марик решил садиться на грунт, буду с ним до конца в этом деле. А потом убью его, когда увижу, если сам не убьётся!

— 112й, переход на стартовый канал, — сказал я, положив руку на переключатель канала, на пульте связи.

— Перехожу.

Бубко, как человек из нашего полка, всегда знает, что один из каналов на самолётной станции нужно всегда делать для переговоров экипажей между собой. В Осмоне это всегда 12й канал.

— 112й, — вызвал я Марика.

— На приёме.

— Остаток аварийный?

— Подтвердил. Лампочка горит, но… площадки никакой не вижу, — занервничал Марик.

— Тогда стоит прыгнуть. Я тебе уже отдал такой приказ.

— Нет. Лучше сдохну! — громко ответил Барсов.

Вот что ты с ним будешь сейчас делать⁈ Хоть вместе с ним прыгай.

Я бросил взгляд вперёд и сравнил с картой. Сейчас дорога начинает сильно петлять. Участок асфальтированный, но по рассказам кубинцев весь в дырках. На машинах и то быстро не поедешь. Приземлять самолёт на такой асфальт опасно.

Скорость на касании почти 280 км/ч и любая кочка или неровность приведут к клевку носом и сильному удару. Шансов будет немного на выживание. Значит, только на грунт. И кто его знает, где этот грунт здесь достаточной плотности!

— Снижаемся. Будем искать площадку, — дал я команду Марику.

Высота 500, но никакого более-менее подходящего участка не видно. Дорога вечно петляет. Параллельно ей идёт лес и песчаники. Пролетели деревню под названием Чибемба.

— Вижу участок! — громко сказал Марик, но он уже не успеет сесть с ходу.

— Не успеешь. Тебе участка этого не хватит, — говорю я в эфир.

Ещё один изгиб. Впереди небольшая холмистая местность, участок дороги без изгибов, но справа-леса, слева — хребет с вершиной в 1352 метра. Слишком узко.

— Серёга, остаток 200, — настойчиво сказал Марик.

Другого места можем уже не успеть найти.

— Наблюдаешь прямой участок?

— Так точно.

— Снижайся. Выпуск шасси, закрылки 25°, — сказал я ему, и мы вместе начали снижаться.

Марк сбросил все свои ракеты и подвесной бак над лесом. Главное, чтобы не на голову каким-нибудь местным жителям.

Иду с ним рядом, чтобы контролировать выпуск взлётно-посадочных устройств. Все три стойки вышли и встали на замки.

— Шасси наблюдаю, закрылки вышли, — подсказал я Марику. — Начинаем гасить скорость.

Указатель скорости показывает 370 км/ч. Снижение продолжаем.

Во рту сильно пересохло. Мой ведомый сейчас рискует очень сильно. Да, можно посадить, но стоит ли это того. Вряд ли самолёт потом будет пригоден для полётов.

— 350, скорость 340. Продолжаем, — краем глаза посматривал я на Марка, а сам контролировал обстановку впереди себя.

Мне нужно будет выполнить проход раньше, чем он сядет в этот прогал между кронами деревьев. В левом глазу защипало, когда одна из капель пота скатилась со лба.

— Высота 300. Перед землёй загаси скорость до 260, — сказал я, назвав Марику величину слегка меньшую, чем написано в инструкции.

— Понял.

Асфальтовая дорога сменилась грунтовой. С этой высоты неровности заметить невозможно. Главное, чтобы он быстро выполнил все действия на выравнивании.

— Примерно в метре выпусти тормозной и выключи двигатель. Так уменьшишь пробег до минимального.

— Понял. Готов к посадке.

Самолёт Марка продолжал планировать вниз.

— 100, скорость 300, — сказал я в эфир.

Есть ещё запас по высоте. Пока мне ещё рано переводить самолёт в набор. Рука уже готова перевести рычаг управления двигателем на максимал.

— 50, скорость 280, — продолжаю я снижаться.

На следующей отметке мне нужно будет перевести самолёт в горизонт, иначе я разобьюсь.

— 30, 270, — произнёс я в эфир.

Обороты вывел на максимал. Выровнял самолёт по горизонту прямо у самых крон деревьев и ушёл вверх с набором высоты.

Шасси убрал, закрылки вернул в нужное положение и пошёл разворачиваться вправо. Внизу столб пыли и ничего не видно, что с самолётом.

— Лубанго, я 110й, — перешёл я на канал управления, продолжая высматривать самолёт Марка внизу.

Пыль рассеивается. Возникает знакомый силуэт нашей любимой «баллалайки», мирно стоящей на земле с наполненным куполом тормозного парашюта.

— 110й, отвечает Лубанго. Что у вас там?

— 112й произвёл вынужденную посадку. Местоположение — восточнее несколько километров от отметки 1352. Участок дороги между Мпапа и Ндонге.

— Понял вас. Вертолёты пошли. Вам возврат на аэродром, — ответили мне с командного пункта.

Я сделал пару проходов над самолётом. Фонарь был уже открыт, а из кабины показался и сам Марк. Главное, что живой. Я отвернул в сторону Лубанго, набрал 3000 метров по команде ОБУшника и продолжил свой полёт.

Зарулив на стоянку, я уже заметил, как около самолёта топчется Гусько, Ренатов и Костян. Всем хочется узнать подробности.

— Серёга, ну что за дела⁈ — воскликнул Гусько, пока я спускался по стремянке. — Ты вспотел как в Афгане после вылета в Панджшер.

— А тут не менее жарко, Савелич, — выдохнул я и взял из рук Вениамина специально оставленную перед вылетом фляжку кипячёной воды.

— Тут все на ушах, — кивал головой Костян, похлопывая меня одобрительно по плечу. — Марик — тот ещё исполнитель, — улыбнулся Бардин.

— Неа, Кость. Думаешь, он специально решил отработать такую посадку на грунт? У него течь топлива была. По нам ракетами с земли отработали.

У собравшихся был небольшой шок, а Савельевич молча достал свою металлическую фляжку с советским гербом.

— Такую новость на сухую нельзя воспринимать, — сказал Гусько, сделав пару глотков, занюхал выпитый напиток. — Серый, глотнёшь? — предложил он мне.

— Савелич, убери, — ответил я. — Его цепануло, а я, как видишь, целый.

— Я бы не был так уверен, Серёга, — сказал Ренатов и указал на киль самолёта.

Повернувшись, я заметил, что тоже получил некоторые повреждения. Несколько дырок и разбитые аэронавигационные и строевые огни, которые не оказали влияния на мой полёт.

— Веня, ну что скажешь? — спросил я у техника, который ковырялся в руле направления.

— Скажу, что не ходите мужики в Африку летать, — ответил Бубко, спрыгивая со стремянки. — В рубашке ты родился, Сергеич.

— Не первый раз уже это замечаю. Спасибо, — ответил я.

Я пересказал мужикам обстоятельства того, как по нам отработали средства ПВО, но для них было удивительно это слышать.

— Однозначно свои отработали. Нету в тех краях повстанцев, а регулярные части ЮАР пока стоят на границе, — предположил Ренатов.