Порт-Артурский гамбит: Броненосцы Победы - Вячеслав Коротин

Следующим снарядом на "Отова" было уничтожено стодвадцатимиллиметровое орудие со всем расчётом. Ещё два снаряда не взорвавшись пробили один среднюю трубу, а другой прошил навылет оба борта в носу и взорвался над морем. Но японский крейсер был всё ещё вполне боеспособен и энергично отвечал на огонь русских. Однако первое же попадание восьмидюймового снаряда привело к трагической для японцев цепи событий. Этот снаряд тоже не взорвался, но он перебил трубу в которой были проложены все рулевые приводы. Крейсер потерял управление и его неудержимо покатило вправо, на русских.

– Фёдор Николаевич! Японец идёт на таран! – закричал в боевой рубке "Баяна" штурман.

– Вряд ли. Арима хоть и самурай, но не сумасшедший, чтобы с двадцати пяти кабельтовых пытаться протаранить неповреждённый крейсер. У них что то с управлением. Воспользуемся. Беглый огонь всей артиллерией! Противоминной тоже!

Это называется анфиладным огнём. Противник бьёт по тебе всем бортом, когда ты обращён к нему носом или кормой. И при точности огня в плюс-минус пятьдесят метров по дальности (а именно она и была всегда главной проблемой артиллеристов) твой корабль всё равно получает попадания. Шквал смерти прошёл по палубе "Отовы".

Сначала шестидюймовый снаряд (опять без разрыва) проделал аккуратное отверстие в носу, в метре над ватерлинией, куда тут же начали захлёстывать волны, другой привёл в невосстановимое состояние носовую шестидюймовку, а восьмидюймовый фугас разорвался среди пушек на палубе правого борта вывядя из строя два орудия и более полутора десятков человек. От очередного попадания рухнула третья труба. На японском крейсере стали разгораться пожары.

В артиллерийском бою, особенно на море, существует понятие "обратная связь". Чем больше преимущество имеет один из противников, тем сильнее, при прочих равных, это преимущество будет нарастать. Если у тебя меньше пушек, то ты будешь наносить противнику меньший вред, чем он тебе, значит количество твоих пушек будет уменьшаться с течением времени сильнее, чем у врага, а значит относительная эффективность его огня будет возрастать, а твоего падать. Поединок "Отовы" и "Баяна" был яркой иллюстрацией этому правилу. "Баян" получил за всё время боя пока только три попадания, два снаряда из трёх разорвались на броневом поясе не причинив вреда крейсеру, а один, пробив небронированный борт в корме разрушил одну из офицерских кают.

А "Отове" приходилось несладко. Хоть она и развернулась ранее нестрелявшим левым бортом и могла отвечать из трёх стодвадцатимиллиметровых и одной шестидюймовой пушек, но падение скорости из за пробоины в носу и сбитой трубы было столь серьёзным, что "Баян" имел возможность постоянно держа японца под обстрелом пройти у него под кормой и ещё раз обработать продольным огнём, что конечно не добавило "здоровья" японскому крейсеру.

Соймонов видел, что японский крейсер уже в безнадёжном положении, артиллерия практически выбита и осталось совсем немного, чтобы доломать его до конца. Но ведь артиллерией это будут делать ещё ой как долго. Сколько можно быть фактически наблюдателем боя? Ну ведь японцы собирались нарушить международное право совершенно вопиющим образом! А мы должны соблюдать каждую дурацкую букву этого дурацкого закона? Да гори оно всё!

– Владимир Николаевич, родной! Давай самый полный! – прокричал мичман в машинное,– идём в атаку. Готовить минный аппарат к выстрелу!

"Сердитый" набирая ход стал уходить с внещнего рейда, юридической акватории порта Шанхай и нацеливался на японский крейсер.

"Ещё минут пять-десять и можно будет пускать мину. Только бы не подбили. Только бы попасть!"

Японцы заметили маневр миноносца и застучали выстрелами в его направлении. Всплески их снарядов ложились всё ближе.

"Только бы успеть! А там путь хоть топят!"

– Вашбродь! С "Баяна" сигналят: "Немедленно вернуться в порт. Не мешать стрелять"

"Сорвалось!" – с обидой подумал мичман, – Право на борт! Вернуться на рейд.

– Фёдор Николаевич! "Сердитый" выходит в атаку на японца, – доложил Иванову мичман Шевелёв – Лихо!

– Чтооо! – Взревел командир "Баяна", – Мальчишка! Всех японцев сам перетопить решил что ли?! Немедленно вернуть его в порт! Получит он у меня потом!

Некогда изящный японский крейсер медленно, но верно превращался в пылающую развалину с трудом ковылявшую по волнам. Уже рухнула вторая труба, одна за другой замолкали пушки, вспыхивали всё новые пожары, ход упал до восьми узлов. Было понятно, что ещё полчаса такого откровенного избиения и " Отова" отправится на дно.

"Баян" прекратил огонь и на его мачте заполоскался флажный сигнал: "Восхищён вашим мужеством! Предлагаю сдаться или затопиться. В порт не пущу. В случае затопления гарантирую спасение людей"

Ответом был выстрел единственной уцелевшей стодвадцатимиллиметровой пушки. По иронии судьбы именно этот снаряд натворил на "Баяне" бед больше, чем все предыдущие: пробив фальшборт, он разорвался между двумя противоминными орудиями, выведя из строя одну из малокалиберных пушек и начисто выкосив оба расчета, причем один из них – прямо через проем, временно оставленный во вновь установленном каземате для подноски снарядов.

Без всякой команды на открытие огня русские орудия заговорили вновь. Раз за разом по борту "Баяна" пробегали цепочки вспышек орудийных выстрелов.

Море вокруг крейсера японцев кипело от всплесков и очень скоро "Отова" стал садиться носом, медленно заваливаясь на левый борт.

– Задробить стрельбу! Беречь снаряды! – кричал Иванов, – лейтенант Де Ливрон, прекратите наконец эту вакханалию!

Капитан первого ранга Арима был некурящим, поэтому стоял на покорёженном мостике тонущего крейсера без классической в таком случае сигары и даже без папироски.

– Господин капитан! – подбежал к командиру крейсера Суга,– шлюпка осталась только одна, идёмте скорее, ваша жизнь ещё нужна империи. Скорее, "Отова" скоро перевернётся.

– Портрет императора в шлюпке? – невозмутимо спросил Арима.

– К нашему горю в кают-компании до сих пор пожар, портрет нашего императора сгорел. Идёмте в шлюпку.

– Идите, Суга. Вон выходит английская канонерка, постарайтесь, чтобы весь спасшийся экипаж попал на неё. Думаю, наши друзья-англичане не будут настаивать на интернировании. Пусть интернируют раненых, а остальные найдут способ вернуться на родину и продолжить войну. Идите! Я остаюсь.

Шлюпка медленно отходила от борта, вокруг плавало ещё несколько десятков спасающихся японских моряков. Суга охрип крича, чтобы находившиеся в воде отплывали дальше от борта тонущего корабля. Но тщетно. Даже когда "Отова" перевернулся, многие полезли на его днище, предпочитая хоть временную, но твёрдую опору под ногами. И когда корабль пошёл ко дну их конечно же затянуло водоворотом.

Английская канонерка за кабельтов стала спускать шлюпки и бравые англичане махом преодолели это расстояние. Кроме тех двух офицеров и шестнадцати матросов которые находились в шлюпке с утонувшего крейсера из воды было спасено ещё сорок семь матросов и три офицера.

– Ну всё. – выдохнул Иванов, глядя как англичане начинают спасение японского экипажа, – В море. Передать на "Сердитого", чтобы следовал за нами. Чёрт! Как только отойдём миль на сорок, вызвать ко мне этого сопляка Соймонова, я ему вставлю такой фитиль, что морские черти позавидуют! Нет ну надо же! Говорят: "шило в заднице". Так у него там целый кактус! Засвербило ему, понимаешь! Благо, если за границу территориальных вод не вышел. Хотя, если даже и не вышел – англичане в прессе запросто историю о нарушении морского права раздуют. Ох и получит он у меня!

– Фёдор Николаевич, – пряча глаза обратился к каперангу старший офицер крейсера Попов, – тут такое дело… Во время боя… На последних минутах… – продолжал Попов,– Погиб мичман Соймонов… Пётр Михайлович… Брат…

Лицо командира "Баяна" помертвело.

– Надо же так… И именно Петя… Ведь они вчера на катере встретились, даже поговорить толком не успели…

– Да, – Попов вздохнул, – совсем мальчик ещё.

– Мужчина, Андрей Андреевич, офицер. И погиб в бою за Россию. Вечная ему память. Передайте на "Сердитый".Какие ещё у нас потери?

– Убито семеро матросов и девять ранено, из них двое тяжело.

– Да уж, натворил делов этот последний снаряд. Похороним всех завтра утром, в море. Предупредите батюшку. Курс на Сайгон.

Дорогая моя Оленька!

Глубоко осевший в почти пресной воде миноносец увозит нас прочь из китайского Шанхая, но мое сердце, как всегда, там, на другом краю Земли, у совсем другой реки и рядом с единственной для меня девушкой на свете…

Оленька, как много случилось за сегодняшний день! Еще утром, получив из Петербурга страшно разозливший меня приказ интернироваться, я был уверен, что мы застрянем здесь, в Шанхае, до самого конца войны, и утешало меня только то, что теперь, наконец, и я смогу получать твои письма. Но, стоило мне вернуться из консульства, как бункеровавшийся здесь японский крейсер, который оказался едва вступившей в строй Отовой, прислал ультиматум, привычно наплевав на китайский нейтралитет, и грозя потопить наш корабль прямо в порту, если мы немедленно не сдадимся! Я уж, было, мысленно попрощался с этим светом, снова попросив у тебя прощения, и ожидая нападения немедленно, как прикажу открыть кингстоны… Но тут, не иначе как вмешательством свыше, в порт вошел катер с прибывшего на рейд "Баяна"!