Старец Силуан Афонский - Софроний Сахаров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так говорил блаженный Старец, и страдала душа его за всех бедняков, страдала, несомненно, больше, чем все они сами, так как он видел в их жизни еще и то, чего они сами в себе не замечали по необученности своей.
«Сердце сердцу весть подает», — говорит народная пословица. Тайно молился Старец о «народе Божием», но рабочие это чувствовали и любили его. Он никогда не висел у них над душою во время работы, не подгонял их, но они, обласканные, веселее работали и с большей энергией, чем у других. Другие экономы «наблюдали обительские интересы», а кому не известно, что когда приходит забота об «интересах», тогда человека не видят. Интерес, подлинный интерес Обители, Старец видел в том, чтобы соблюдалась заповедь Христа.
«Господу всех жалко», — говорил он, да и не только говорил, но и сам, исполненный Духа Христова, жалел всех. От видения окружающей жизни, из воспоминаний прошлого, от глубочайшего личного опыта — он жил страданием народа, всего мира, и не было конца его молитве. Он молился великою молитвою о всем мире. Он забывал себя, он хотел страдать за народ от жалости к нему; за его мир и спасенье он влекся проливать кровь свою, и проливал ее в молитвах.
«Молиться за людей — это кровь проливать», — говорил Старец.
Нужно ли говорить о том, показателем какого молитвенного напряжения и плача являются эти слова?
Однажды мы спросили Старца: «Хлопотливое экономское послушание, при необходимости общаться со множеством людей, не вредило ли монашескому безмолвию?» — На это Старец ответил:
— Что есть безмолвие? Безмолвие — это непрестанная молитва и пребывание ума в Боге. Отец Иоанн Кронштадтский всегда был с народом, но он больше был в Боге, чем многие пустынники. Экономом я стал за послушание, и за благословение Игумена мне на этом послушании было лучше молиться, чем на Старом Русике, куда я по своей воле отпросился ради безмолвия… Если душа любит народ и жалеет его, то молитва не может прекратиться.
* * *
Невозможно не отметить одну замечательную черту в характере Старца, а именно о его отношении ко всякому несогласному и инакомыслящему. Самым искренним и глубоким бывало его желание понимать такового в наилучшем возможном смысле и не оскорблять в нем того, что для него свято. Он всегда оставался самим собою; он до последней степени был уверен, что «спасение во Христовом смирении», и в силу этого смирения он всей душей хотел понимать всякого самым добрым образом; в каждом человеке он чутко воспринимал его одушевленность, его способность любить Христа.
Мы знаем о беседе Старца с одним Архимандритом, который занимался миссионерской работой среди инославных. Архимандрит этот очень уважал Старца и неоднократно приходил беседовать с ним во время своих пребываний на Святой Горе. Старец спросил его, как он проповедует? Архимандрит, еще молодой и неопытный, жестикулируя руками и двигаясь всем телом, возбужденно отвечал:
— Я им говорю: ваша вера — блуд, у вас все извращено, все неверно, и нет вам спасения, если не покаетесь.
Старец выслушал это и спросил:
— А скажите, Отец Архимандрит, веруют ли они в Господа Иисуса Христа, что Он истинный Бог?
— Это-то они веруют.
— А Божию Матерь чтут они?
— Чтут, но они неправильно учат о Ней.
— И святых почитают?
— Да, почитают, но с тех пор, как они отпали от Церкви, какие же могут быть у них святые?
— Совершают ли они богослужения в храмах, читают ли слово Божие?
— Да, есть у них и церкви и службы, но посмотрели бы Вы, что это за службы после наших, какой холод и бездушие.
— Так вот, Отец Архимандрит, душа их знает, что они хорошо делают, что веруют во Иисуса Христа, что чтут Божию Матерь и Святых, что призывают их в молитвах, так что когда вы говорите им, что их вера — блуд, то они вас не послушают… Но вот если вы будете говорить народу, что хорошо они делают, что веруют в Бога; хорошо делают, почитая Божию Матерь и Святых; хорошо делают, что ходят в церковь на богослужения и дома молятся, что читают Слово Божие, и прочее, но в том-то у них есть ошибка, и что ее надо исправить, и тогда все будет хорошо; и Господь будет радоваться о них; и так все мы спасемся милостию Божиею… Бог есть любовь, а потому и проповедь всегда должна исходить от любви; тогда будет польза и тому, кто проповедует, и тому, кто слушает, а если порицать, то душа народа не послушает вас, и не будет пользы.
* * *
Однажды Старец беседовал с одним студентом, посетившим Афон и много говорившим о свободе. Как всегда, Старец с добрым вниманием следил за мыслями и переживаниями своего живого, симпатичного, но наивного собеседника. Конечно, его представления о свободе сводились, с одной стороны, к исканию политических свобод, с другой — возможности действовать вообще по своим побуждениям и желаниям.
Старец в ответ изложил ему свои взгляды и искания; он говорил:
«Кто не хочет свободы? Все ее хотят, но надо знать, в чем свобода, и как ее найти… Чтобы стать свободным, нужно, прежде всего, себя «связать». Чем больше сам себя будешь связывать, тем большую свободу будет иметь твой дух… Связать в себе нужно страсти, чтобы они не возобладали тобою; связать себя нужно, чтобы не делать ближнему вреда… Люди обычно ищут свободы, чтобы делать «что хочешь». — Но это не есть свобода, а власть греха над тобою. Свобода творить блуд, или невоздержанно есть и пьянствовать, или злопамятствовать, насиловать и убивать, или другое что в этом роде — совсем не есть свобода, а как Господь сказал: «всякий, творящий грех, раб есть греха». Надо много молиться, чтобы избавиться от этого рабства.
Мы думаем, что истинная свобода в том, чтобы не грешить, чтобы всем сердцем и всею силою любить Бога и ближнего.
Истинная свобода — это постоянное пребывание в Боге».
Несмотря на то, что сказанное Старцем по глубине своей превосходило меру понимания молодого студента; несмотря на то, что внешне слово Старца было очень простым, собеседник его ушел под очень сильным впечатлением.
* * *
У нас сохранилась письменная заметка об одной беседе Старца с посетившим его монахом; беседа эта происходила в нашем присутствии 18/31 марта 1932 г.
Старец говорил, что в опыте Святых Отцов можно усмотреть несколько различных способов борьбы с помыслом, но лучший из них — совершенно не вступать в беседу с ним (помыслом).
Ум, вступивший в беседу с помыслом, встретится с его непрерывным развитием и, увлеченный этою беседою, отрывается от памяти Божией, что и составляет цель демонов, которые оторванный от Бога ум так или иначе запутают, и из беседы с помыслом ум не выйдет чистым…
Пустынник Стефан, кормивший из рук леопарда («Лествица», Сл. 7, 50), пред кончиною, по привычке «противоречить» помыслам, вступил с ними в спор, и потому находился в состоянии борьбы с бесами.
Преподобный Марк Фраческий за то, что пред исходом утешал свою душу исчислением своих трудов, был задержан в воздухе на один час; а это «на один час» — значит, что существовала опасность так и пребыть…
Другие Отцы были более умудренными в духовной брани.
Преподобный Макарий Великий, проходя воздушные пространства, не переставал смирять себя, и когда уже издали кричали ему бесы, что он избежал их, ответил, что еще не избежал. Так отвечал он потому, что привык держать ум свой во аде, и тем действительно избежал бесов.
Преподобный Пимен Великий, наученный долгим опытом борьбы с бесами, зная, что наиопаснейший и сильнейший враг есть гордость, всю жизнь трудился, чтобы стяжать смирение, и потому говорил своим ученикам: «Поверьте, чада, где сатана, там и я буду», но в глубине души, зная, как благ и милостив Господь, крепко уповал, что Он спасет его.
Так смирять себя — есть лучший способ хранить свой ум чистым от всякого страстного помысла. Однако многие подвижники этого не разумеют, и мыслить так не могут, но отчаиваются, не умея держать себя умом во аде и вместе уповать на милость Божию…
Не вступая вовсе в беседу с помыслом, всею мыслью и всею силою надо прилепиться к Богу и говорить:
«Господи, я грешен и недостоин Твоей милости, но Ты по единому милосердию Твоему спаси меня»…
Душа часто за один помысл сомнения в милосердии Божием, — «а ну-ка Господь не простит», — теряет много… Отчаяние же хуже всего, это — хула на Бога, будто бы Он не в силах спасти, или мера грехов наших может превзойти меру милосердия Божия… Он грехи всего мира полностью взял на Себя… Если мать все прощает своему дитяти, потому что оно неразумно, то тем более Господь прощает, если мы смиряемся и каемся…
Духовная брань во многом похожа на обычную войну; и в этой нашей брани также нужно быть мужественным. Духовное мужество состоит в крепком уповании на милость Божию. Мужественный подвижник если и попадет в грех, или прельстится и собьется с доброго пути, или даже поклонение воздаст бесу, — не теряется, но сейчас же с полным упованием обращается к Богу с покаянием, и тем побеждает врагов; а немужественная душа — смущается, отчаивается, и так пропадает…