Просто о главном - Антон Navotny
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Боже мой, сколько я ждал этого мгновения, как я надеялся увидеть своих двух любимых девочек.
— Любонька, — произнесла Надя, когда они подошли. — Вот и наш папа.
Девочка бросилась мне на шею.
— Папочка, любименький, я так тебя ждала, — произнесла она, крепко меня обнимая.
Слезы рекой полились из моих глаз. Это были слезы счастья. Я прижал ее к себе, чтобы почувствовать ее маленькое тельце, чтобы, наконец, увериться в том, что это не сон.
А потом мы гуляли по парку. Играли с мячом, шутили, и ни разу, ни я, ни Надя не упомянули о прошлом, как будто его и не было. И как прежде, Надя смотрела на меня счастливыми, влюбленными глазами, и я отвечал ей взаимностью, потому что любил, любил до потери сознания.
Спустя несколько часов мы вернулись на нашу скамейку. К нам подошла женщина в белом балахоне и произнесла:
— Любонька, нам пора.
Девочка слезла с моих колен, подошла к Наде и поцеловала ее.
— До завтра, мамочка.
— До завтра, солнышко.
Потом она подошла ко мне, крепко обняла и спросила:
— Папуль, а мы еще увидимся?
— Конечно, увидимся, радость моя. Обязательно увидимся.
— А куда ее повели? — спросил я у Нади, когда мы остались одни.
— В этом месте, Пашенька, дети находятся отдельно от взрослых. — И после недолгого молчания добавила: — Пойдем к реке.
Уже на берегу я сказал ей:
— Наденька, прости меня.
— Я уже давно простила, Пашенька… Когда умирала, тогда и простила.
— Я люблю тебя, я так сильно люблю тебя.
Я обнял ее и почувствовал, как она прижалась ко мне.
— Но ничего, теперь мы будем вместе. Ты, я и Любонька.
— Нет, Паша, не будем. Ты должен вернуться.
— Но я не хочу. Мне тут, с вами, хорошо. Я не хочу снова вас терять.
— Надо, Пашенька. Ты должен продолжать жить. Всевышний хочет понять, готов ли ты и заслуживаешь ли этой награды.
— Но как мне снова жить без вас?
— Теперь ты знаешь, что я простила тебя. На тебе нет никакой вины. Ты вернешься на землю чистым, как ангел. А дальше ты должен сам выбирать. Сможешь прожить отмеренное время достойно, вернешься к нам, а если нет…
— Я смогу, я обещаю, я все смогу.
Я выпустил ее из объятий, и в моем сердце поселилась пустота.
А потом я оказался в лодке, которая уносила меня прочь от моей любимой.
— Я буду ждать тебя, любимый, — на прощанье сказала она мне.
Я открыл глаза и понял, что нахожусь в морге. Спустя несколько минут я вышел на улицу. Халат, который я украл в морге, не спасал от зимнего холода, но сейчас для меня было главное — найти маму.
Я шел по дороге к больнице, озираясь по сторонам, и на одной из скамеек заметил сиротливую фигуру женщины. Это была она.
Она подняла на меня заплаканные глаза и еле слышно произнесла:
— Сынок, это ты?
Я обнял ее что было сил и прошептал:
— Я мамочка, я.
Она начала целовать меня, причитая:
— Господи, чудо-то какое. Как бы я без тебя, сыночек. Родненький ты мой, кровиночка моя.
Она схватила меня в охапку и прижала к себе.
— Боже мой, да ты ведь совсем голый, пойдем скорее отсюда.
— Мама, она простила меня, — со счастливой улыбкой произнес я.
И мы пошли, пошли навстречу новой жизни. Которую я знаю, как прожить, ведь есть три женщины, которые Верят, Надеются и Любят меня!
КОНЕЦ
Январь 2008 года
Самый жестокий палач для человека — он сам.
Пуговки
Вытрезвитель
Пять железных кроватей. На первой, свернувшись калачиком, в мохеровом халате, шерстяных носках и с пуховым платком на голове, лежала Елена, девушка тридцати пяти лет. На второй, на животе, поверх одеяла, в черном длинном пальто и в сапогах на высоченных каблуках — Светлана, ровесница Елены. На третьей, под одеялом, раскинув конечности в разные стороны, тридцатилетняя Лера. На четвертой, под одеялом, на правом боку мирно посапывала тридцативосьмилетняя Ирина. На пятой… К сожалению, не было возможности распознать, кто скрывался под одеялом.
Ирина резко вскочила на кровати и села. Нахмурившись, осмотрела помещение. Ежась, встала, прошла по помещению, останавливаясь около каждой кровати и заглядывая в лица спящих. На третьей кровати ее внимание привлекли голубые волосы, торчащие из-под одеяла. Ирина взяла одеяло за кончик и уже собиралась осторожно его убрать с лица девушки, как вдруг голубой парик подал голос:
— Руки убрала!
Лера резким движением скинула одеяло, спустила ноги на пол и села на кровати.
При виде Леры Ирина рассмеялась.
Девушка была одета в коротенькое кружевное платье и голубого цвета взлохмаченный парик с большим белым бантом.
Лера подняла хмурый взгляд на смеющуюся Ирину.
— Че ты щеришься? У самой мочалка на башке.
— Не кипятись. Меня Иринка зовут.
Лера, бросив брезгливый взгляд на Иру, произнесла:
— А мне-то какое дело?!
— Похмелиться нет? — спросила Ирина и, вывернув карманы спортивных штанов, добавила: — Все прошманали. Даже фанфурика не оставили.
— Не. Любительница, что ли? — хмуро спросила Лера.
— Это ты про что?
— Ну, за ворот закладываешь?
— Чего?
— Алкашка, говорю, что ли?
— Аааа, да не.
Ирина засмеялась и села рядом с Лерой. Девушка на всякий случай отодвинулась от незнакомки подальше.
— У меня соседка была, — начала рассказывать Ирина, — баба Паня, шикарная бабуленция, чего не скажешь про ее дочку, мерзота редкостная. Так вот баба Паня — умница, мудрые слова говорила. После тяжелого вечера… Ну, ты поняла. — Ирина, улыбаясь, хлопнула тыльной стороной ладони себе по шее. — Обязательно утречком опохмелиться надо. 50 грамм — терапевтическая доза, святое дело, для здоровья. А бабка-то знала толк, медиком была, патологоанатомом!
Лера, косо поглядывая на Иру, встала с кровати и отошла в сторону.
— Да, забавная ты. — Лера обвела взглядом спящих и добавила: — Подруги твои?
— Не, меня когда привезли, они уже были, и ты, кстати, тоже уже дрыхла. Ты сама-то откуда такая нарядная?
— В сад ходила, на утренник к ребенку, — ответила Лера, поправляя парик. — Часто здесь гостишь?
— Первый раз. Нервную соседку ведром холодной воды пыталась успокоить.
— Понятно. Бутылку не поделили, — произнесла Лера, понизив голос, чтобы собеседница не услышала.
Девушка подошла к железной двери, подергала за ручку — дверь, естественно, была закрыта.
Лера несколько раз ударила по ней кулаком.
— Эй, барыги! Открывайте ворота.
— Чего надо? — послышался мужской голос с другой стороны.
— Чего, чего? Выпускай, давай. Выспалась я!
— Слышь, Серег, бабы бунтовать начинают.
В двери резко открылось окошко, и