Барракун. История последнего раба, рассказанная им самим - Зора Нил Херстон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Э, еа ай еа, Ла на сай ву
Рай рай ай еа, на на сахо ру[24].
Наше горе было так велико, что мы не могли вынести его. Когда мне снилась моя мама, я думал, что умру во сне. О боже!
Коссула замолчал. Я видела, как в его глазах скорбь по былому постепенно сменяется осознанием настоящего. Он немного помолчал, а потом сказал:
– Я устал говорить. Иди домой и возвращайся. Если я буду все время говорить с тобой, кто будет работать в саду. Ты хочешь знать слишком много. Ты задаешь много вопросов. Давай, давай, иди домой.
Я не обиделась и тихо спросила:
– Когда я могу прийти снова?
– Я пришлю внука и скажу тебе. Может быть, завтра, а может быть, на следующей неделе.
Глава VII
Рабство
Меня взял капитан Джим. Он устроил нас на ночлег под домом. Не на земле, понимаешь. Дом был приподнят над землей, и внизу лежали кирпичи для пола.
Они дали нам постель и покрывало для постели, но не дали ничего, чтобы мы согрелись.
Они не заставили нас работать сразу же, потому что мы не понимали, что они говорят и как они поступают. Но другие показали нам, как собирать урожай в поле. Мы очень удивились, когда увидели мула, впряженного в плуг.
Капитан Тим и капитан Бернс Мехер заставляли своих людей много работать. У них был надсмотрщик с хлыстом. Однажды он ударил хлыстом одну женщину из моей страны, и все они прыгнули на него, вырвали у него хлыст и отхлестали его. Больше он никогда не пытался бить африканских женщин.
Работа была очень тяжела для нас, потому что мы не привыкли так работать. Но мы горевали не из-за этого. Мы плакали, потому что были рабами. По ночам мы плакали. Мы говорили, что родились и были воспитаны свободными людьми, а теперь мы рабы. Мы не знали, почему нас увезли из своей страны, чтобы так работать. Это было странно. Все вокруг было странно. Мы хотели говорить с другими цветными, но они не знали, что мы говорим. Некоторые смеялись над нами.
Капитан Джим, он хороший человек. Не такой, как его брат, капитан Тим. Он не хотел, чтобы его людей мучили и постоянно били. Он увидел, что у меня развалились ботинки, понимаешь, и сказал:
– Куджо, если это лучшие твои ботинки, я дам тебе другие!
Это так. Я не вру. Мы много работали на него, понимаешь, но он не относился к своим людям как его брат. У них было две плантации. Одна на реке Тенесоу, другая – на реке Алабама.
О боже! Как я рад, что они освободили меня! У нас не было достаточно покрывал для постели. Мы так много работали! Женщины – они тоже работали в поле. Мы же редко работали в поле. У капитана Джима было пять кораблей, которые ходили из Мобила до Монтгомери. О боже! Я так много работал! На каждой остановке, понимаешь, я загружал дерево на корабль. Они торговали лесом, понимаешь, а мы занимались погрузкой. О боже! Я так уставал. Не спал. Корабль тек, и мы постоянно качали воду! На палубе не было поручней, и ночью, если не быть осторожным, можно было упасть за борт и утонуть. О боже! Я так рад, что меня освободили.
Каждый раз, когда корабль останавливался у причала, понимаешь, надсмотрщик с хлыстом прыгал на причал и стоял на земле. Хлыст был пристегнут к его поясу. Он орал:
– Быстрее, быстрее, вы! Бежать быстро! Что, не можешь быстрее? У тебя слишком легкий груз! Быстрее!
Если бежал недостаточно быстро, получал удар хлыстом. Если брал недостаточно большой груз, получал удар хлыстом. О боже! О боже! Пять лет и шесть месяцев я был рабом. Я столько работал! Я видел все причалы. Я могу перечислить тебе все их названия.
Первая остановка после Мобила – Утес 21-й мили. Следующая – Честанг. Потом Устье Тенесоу, потом Фор-Ганз-Шортер, потом мы проходили Томбигби, дальше Монтгомери-Хилл, следующая Утес Чутоу, потом Гейн-Тейн, потом Тей-Крик, потом Демополис, потом Клайборн, потом Лоу-Пичтри, потом Аппер-Пичтри, потом Уайт-Блаффс, потом Блю-Блаффс, следующая за ней Йеллоу-Джекет. Здесь река мелеет, иногда приходилось стоять, ожидая прилива. Следующая за ней – Каоба, потом Сельма, потом Беар-Лендинг, потом Вашингтон, потом последняя – Монтгомери. Я помню все, понимаешь, но я не был там с 1865 года. Может быть, я что-то забыл. Не могу сказать, что никогда не забываю. Я так много работал. У нас ничего не было, чтобы спать, мы спали на полу. Иногда подъем был таким высоким, что нам приходилось рубить дерево на две, три части, чтобы доставить его к реке. Пароходы тогда не сжигали уголь. Они жгли дерево, и им нужно было очень мно-о-ого дерева!
Война приближалась, но мы не знали о ней, когда она началась: мы видели, как белые люди бегали туда и сюда. Они пришли в Мобил. Они пришли на плантацию. А потом кто-то сказал мне, что люди на Севере начали войну, чтобы освободить нас. Я был рад это слышать. Куджо не хотел быть рабом. Но мы ждали и ждали. Иногда мы слышали выстрелы. Но никто не приходил и не говорил нам, что мы свободны. И мы решили, что они воюют из-за чего-то другого.
Янки пришли в Форт-Морган, понимаешь. Они вели войну, и им ничего не доставляли. Бедняги, у них не было кофе, ничего. Мы мололи рис и делали кофе. Потом у нас не было сахара, поэтому мы клали патоку в кофе. Это невкусно, понимаешь, но никто ничего не мог сделать. Капитан Джим Мехер не хотел, чтобы мы голодали, понимаешь, и он велел нам убивать кабанов. Он сказал, что кабаны его, и мы его, и ему не нужны мертвые. Понимаешь, мы убивали кабанов, когда у нас ничего не было!
Когда мы были на плантации, то радовались воскресенью. В этот день у нас не было работы. И
