Пленница судьбы - Лора Бекитт

Потом она на мгновение прижала девушку к себе и легко прикоснулась щекою к ее щеке, после чего исчезла в ночи.

Мари поспешила домой. Во тьме слышалось тяжелое дыхание океана, но оно не пугало, в отличие от магической призрачности луны, чей свет, казалось, заглядывал прямо в душу. Окна ее дома сверкали ярким блеском, и сейчас это сияние было сродни спасению. Мари почти бежала. Рассказ Шанталь разрушил в ее душе какую-то крепость, уничтожил защиту от чего-то пугающе громоздкого, непонятного, нечистого. Девушка вспоминала прикосновения Кристиана, которые и влекли и опустошали, и свою дерзкую чувственность. Как теперь относиться ко всему этому? Как быть с головокружением и восторженным стуком сердца? Прежде она пребывала во власти своих желаний, а теперь не знала, что с ними делать. Раньше она не решалась возвыситься, теперь страшилась падения. Он не был так возвышен и непорочен, как она думала… Мари начинала понимать, что, возможно, Кристиан не так уж сильно страдает от своей слепоты, потому что прежде не видел ничего чистого и красивого. Она сказала Шанталь, что найдет способ вылечить ее сына. Могла ли стать лекарством ее любовь — спасением от тьмы, отчаяния и боли?

Прежде чем войти в дом, Мари оглянулась — вокруг было тихо, лишь откуда-то издалека доносился негромкий шелест. Девушка немного успокоилась.

Мать чинила одежду при свече. Отец, вероятно, уже спал — он вообще рано ложился. Лицо матери казалось осунувшимся, усталым.

— Я немного прогулялась… одна, — сказала Мари на всякий случай, но Жанна Мелен только кивнула, не поднимая глаз.

— Скажи, мама, — промолвила дочь, присаживаясь рядом, — когда отец женился на тебе, он… признавался в любви?

Мари ожидала любого ответа, кроме того, который услышала.

— Я не помню, — сказала мать.

На задумчивом лице девушки появилось выражение наивного удивления.

— То есть как? Можно ли не помнить такие вещи?

Мари уловила вздох.

— Это в двадцать лет кажется, что будешь помнить свою жизнь до мелочей. Но идут годы, слова, события, мысли наслаиваются друг на друга, как песок, и сквозь эту толщу мало что можно разглядеть, да и не хочется. А когда появляются дети, начинаешь жить еще и их жизнью. Всего не упомнишь!

Девушка знала, что кроме них с Корали у матери родилось еще три мальчика, но все они умерли во младенчестве, как подозревала Мари, от не слишком хороших условий жизни.

— Но ведь это, наверное, было важно для тебя.

— Тогда — может быть, а сейчас уже нет.

«Ей никогда меня не понять», — подумала Мари.

…Она встретилась с Кристианом через несколько дней, как всегда, неподалеку от его дома.

В густой траве запутался легкий туман, листья папоротников походили на замысловатое кружево. Над головой проносились птицы, и их крылья блестели, как лакированные.

Подойдя совсем близко, Кристиан нежно улыбнулся, и эта улыбка проникла в самое сердце Мари. Она заметила, что он очень взволнован, хотя и старается это скрыть.

Они немного поболтали о том о сем, прогуливаясь вдоль густых кустов боярышника, потом молодой человек неожиданно остановился и, взяв руки девушки в свои, негромко произнес:

— Самое скверное, что я не вижу неба, воды и огня. Человеческие лица мне безразличны, все, кроме твоего лица, Мари. Быть рядом с тобой — это лучше, чем видеть, это значит — по-настоящему жить. Самое большее и самое меньшее, что я могу тебе предложить, — это выйти за меня замуж. Мы могли бы гулять, ты читала бы мне вслух, а я рассказывал бы тебе о чем-нибудь. Поверь, нам было бы хорошо вместе. Моя мать не стала бы нам мешать. У меня есть только моя любовь к тебе и больше ничего, я это понимаю, и все же решаюсь сделать тебе предложение.

Он отпустил ее руки и умолк.

— Зачем я тебе? — прошептала девушка.

— Я люблю тебя! — произнес он срывающимся голосом.

— Ты никогда не видел меня!

— Но я знаю тебя.

Она покачала головой. В его незрячих глазах отражалось ее задумчивое лицо. Она знала: стоит согласиться, и ей уже никогда не вырваться отсюда. Она примет на себя груз ответственности за его судьбу, И совесть не позволит ей уехать. К тому же у них не получится жить так, как он мечтает: кто-то должен заботиться об их будущем. Очевидно, придется ей, Случалось, женщины работали наравне с мужчинами и кормили семьи. Им приходилось несладко. Их молодость была коротка, как жизнь бабочки-однодневки. Мари не хотела для себя такой судьбы.

И все же она сказала:

— Я подумаю, Кристиан.

Его лицо просветлело.

— Но ты должен рассказать мне о себе, ведь я ничего о тебе не знаю!

Это было жестоко, она понимала, что не следует задавать таких вопросов. Мари заметила, что молодой человек сжал палку так, что его пальцы побелели.

— Я ослеп в результате… несчастного случая. Я хотел себя убить и выстрелил себе в голову. Но не умер. Врачи сказали: «Редчайший случай». Что еще тебя интересует?

— Ничего, — прошептала Мари. — Прости. Я знаю, тебе нелегко вспоминать прошлое.

— Я никогда о нем не думаю и не хочу думать. Меня интересует настоящее, а с недавних пор — и будущее.

— Ты очень любишь свою мать? — спросила Мари.

— Да. Она замечательная. Она единственная, кто мне помог и поддержал меня. Не сердись на нее зато, что она сказала тебе тогда. Это просто материнская ревность. На самом деле ты ей нравишься.

Девушка помолчала. Потом улыбнулась.

— Я даже чувствую твою улыбку, Мари, вот как хорошо я тебя знаю, — произнес Кристиан и нерешительно прибавил: — Если ты мне откажешь, не думай, я ничего с собой не сделаю. Я говорю это, чтобы ты не чувствовала себя обязанной. Если я получу твое согласие, то сразу пойду к твоим родителям. Все зависит только от того, любишь ли ты меня.

«К сожалению, не только от этого», — подумала девушка, но ничего не сказала.

— Полагаю, какое-то время нам не следует встречаться…

— Да, так будет лучше, — кивнула она.

В тот же день Мари узнала, что мать собирается съездить на Большие скалы, навестить Корали. Девушка обрадовалась. Она решила, что тоже поедет: ей хотелось посоветоваться со старшей сестрой.

Глава 4

Мари ныряла, всплывала на зыбких волнах, быстро хватала ртом воздух и снова уходила под воду. Внизу было удивительно красиво. Сеть разноцветных прожилок на поверхности огромных шероховатых камней искрилась в толще воды, пронизанной солнечными лучами и оттого похожей на зеленоватое стекло. Скалы, превращенные водой и ветром в арки и колонны, были испещрены бликами и сияли, как великолепная мозаика. Нагретый воздух слегка дрожал над водой, он тоже приобрел аквамариновый оттенок, хотя при этом был прозрачен, как вода.