П5: Прощальные песни политических пигмеев Пиндостана - Виктор Пелевин

— А какая разница?

— Если теоретически объяснять, долго и сложно. Лучше на конкретных примерах. Полный разрыв — это, например, «соси хуй ебаной матери». А частичный — это «соси хуй пожилого зайца». Но при этом, обратите внимание, «соси хуй отставного сурка» — это опять полный разрыв шаблона. Понимаете?

— Чего ж тут непонятного, — недобро ухмыльнулся генерал. — Ты, Миш, лучше вот что скажи — обязательно сперва опущение, а потом присоединение? Или можно наоборот?

— Как ляжет, — сказал Ботвиник. — Вы, товарищ генерал, не зацикливайтесь на теории. Боевое НЛП — это практика. Главное, на груше все время пробуйте. Нащупывайте точки.

Генерал повернулся к бородатому крепышу.

— Слышь, старый Перун! Потренируемся?

— Я не старый Перун, товарищ генерал, — ответил тот угрюмо. — Моя фамилия Громов.

— Хуемов. Ты перед тем, как старших поправлять, из-за щеки вынь, чмо пернатое. Еще раз клюв разинешь, я тебя так по залупе размажу, одно кукареку останется, и то за шкафом хуй найдут, гандон звериный. Ты у кого ваще в мозгах хуй полощешь, маркетолог ебаный? У меня знаешь сколько таких на хую умерло?

— Обидные слова, товарищ генерал, — отозвался бородач, равнодушно перебирая карты. — Жестокие и несправедливые. Какой же я маркетолог? Я эксперт.

— Ну как? — повернулся генерал к Ботвинику.

— Да на троечку. Подстройка нормальная, а дальше съезжаете.

Генерал нахмурился.

— Погоди, Миш, — сказал он. — Я чего-то и сам понимать перестал. Я шаблон ему порвал или нет?

— Конечно нет, — ответил Ботвиник. — Не успели. Вы ему не шаблон рвете, а инфликтируете негативный double bind.

— Дабл байнд? — удивился генерал. — Это когда две противоречивых установки? А где?

— Вы ему говорите — вынь из-за щеки. А теперь подумайте за него. Если он из-за щеки вынет, вы же сами его из эскортного сообщества через пять минут и попросите. Вот у него внутренний конфликт и пошел. Ему теперь не до шаблона.

— И как вырулить?

Ботвиник чуть подумал.

— Снять угрозу. Вернуть надежду. Допустим, вместо «кукареку» дать «тихое кукареку для журнала „Эскорт“. Только надо следить, чтобы хуй за шкафом отставал от пакета с кукареку минимум на восемьсот миллисекунд. Чтобы префронтальный кортекс успел отработать. Поэтому говорите не слишком быстро. Тогда проходим.

Генерал задумчиво почесал подбородок.

— А вот когда находят хуй за шкафом, — продолжал Ботвиник уже другим тоном, теплым и чуть заискивающим, — это очень грамотно и тонко, товарищ генерал. Даже, я бы сказал, талантливо, елки сраные. Потому что тут мы имеем полный разрыв шаблона на подсознательном плане.

— Почему на подсознательном? — снова нахмурясь, спросил генерал.

— Как почему. Ну подумайте сами, откуда за шкафом хуй? Только из подсознания. Клиент еще ничего понять не успел, а там уже брешь, как в борту «Титаника». А вы в эту брешь сразу два новых хуя прокидываете для закрепления, чтобы он уже никуда и никогда не съехал. Я б и сам так не придумал. Чувствуется стратег. Все-таки силовая башня есть силовая башня.

Генерал благосклонно прокашлялся.

— Ты что, каждый раз так глубоко анализируешь?

— Я уже не анализирую, — ответил Ботвиник. — Все на интуиции. Постепенно вырабатывается такой типа фарватер максимальной эффективности, по которому плывешь не думая. Приходит с опытом.

— Надо бы схему записать, — сказал генерал.

Ботвиник махнул картами.

— Про схемы вообще забудьте! Когда будете на поражение применять, они не помогут. Что такое боевое НЛП? Это спонтанность и сенсорная очевидность. Чтоб, как говорил мой сэнсэй, горелыми перьями пахло. Я тоже когда-то от головы шел — мол, шаблон порву, и вся недолга. А это, извините, интеллигентщина. Идти от сердца надо. И не шаблон рвать, а очко. Метод работает, когда применяешь его постоянно и неосознанно, как дышишь…

Эти филологические изыски были слишком запутанны, и вскоре Лена перестала следить за разговором. А потом она опять увидела богомола.

Как обычно, сперва ей показалось, что ее руки сложены перед грудью. Затем в воздухе возникла треугольная голова. Теперь она была ближе, чем раньше, и Лена заметила желтоватые блики, мерцающие в центральных глазах богомола. Ей наконец стало понятно, что ей все время напоминали эти три глаза — они были расположены как круглые лезвия на отцовской электробритве.

— Что это там такое желтое? — спросила она. — Светится?

— Это истина, — ответил богомол тем же радиоголосом, которым он начал говорить в прошлый раз. — Если у тебя есть вопросы, можешь задать, и все увидишь.

Лена задумалась. Серьезных вопросов о жизни у нее не осталось — все было давно понятно. В голову приходили только риторические.

— Почему у нас все так устроено? — спросила она.

В глазах богомола тут же появился ответ.

Он был странным — круговорот бликов и цветных пятен сложился в подобие короткой мультипликации с очень ясным смыслом. Этот смысл не был прямо связан с картинкой, но все равно каким-то образом доходил до сознания.

Лена увидела нечто похожее на окровавленную косточку от вишни. Эта косточка постепенно обросла мякотью, затем кожицей, а потом покрылась длинными белыми пушинками. На концах пушинок стали появляться хрустальные снежинки удивительной красоты — но к этому моменту непонятный плод, на котором они выросли, успел полностью сгнить, и снежинки с печальным звоном осыпались в темноту.

— Ты понимаешь смысл? — спросил богомол.

— Понимаю, — ответила Лена. — Все новое и хорошее у нас обязательно начинается с какого-нибудь мерзкого преступления. И когда новое и хорошее дает свои плоды, мерзкое преступление тоже дает свои плоды, и в результате все смешивается и гибнет. Это что-то невероятно древнее, грустное и неизбежное — здесь всегда так было и будет. А что случится со снежинками?

Богомол показал, и Лене пришлось сделать несколько глубоких вдохов, чтобы прийти в себя.

— А можно не туда? — спросила она жалобно. — Можно куда-нибудь в другое место?

Цветные блики в глазах богомола погасли.

— Куда ты хочешь? — спросил он.

— Помнишь, ты в самом начале показывал, — ответила Лена. — Там… Как это сказать-то… Такая текущая неподвижность, видно сразу во все стороны, во всем такой покой, и ничего уже не боишься.

— Ты говоришь про мир богомолов, — сказал богомол. — Ты уверена, что хочешь туда?

— Еще бы, — прошептала Лена.

— Чтобы стать богомолом, надо сдать экзамен. Тогда ты сможешь сколько угодно рождаться и умирать в нашем мире.

— Какой экзамен?

— Тебе придется выйти за границы человеческой этики, — ответил богомол.

— Подумаешь, — сказала Лена, — нам не привыкать. Что надо-то?

— В другой раз, — сказал богомол и исчез.

Смена постепенно шла к концу.

Засидевшиеся преферансисты громко матерились каждый раз, когда стол с картами и разграфленным для пульки листом уходил под пол, а потом поднимался, заново накрытый фруктовым великолепием. Даже груша-Громов показал, что тоже владеет боевым НЛП — встав на четвереньки у дыры в полу, он громко кричал туда:

— Пидарасы! Не трогайте карты! Я убью, бля, если еще раз карты смешаете!

Но Ботвиник в этот раз так и не посмотрел на Лену.

Майор в пятнистой форме стоял в углу раздевалки и перематывал ленту с ампулами, делая вид, что считает их по второму разу. Лена давно подозревала, что он специально приходит в раздевалку за полчаса до укола, чтобы глядеть, как она и другие девчонки переодеваются.

Шприц-пистолет торчал из-за пояса его камуфляжных штанов, и Лена поймала себя на крайне неприятной ассоциации по этому поводу. Если бы не дядя Петя, который тоже зачем-то пришел на развод, она потребовала бы помыть шприц-пистолет с мылом, но при начальстве начинать склоку не хотелось.

Дядя Петя был в отличном настроении — он курил сигару, роняя пепел на черную майку с надписью:

— Девчат, — сказал он, когда майор зарядил шприц-пистолет, — объявление. У Лены сегодня личный эксклюзивный клиент, Михаил Ботвиник.

Лена ждала этих слов, но неожиданно для себя занервничала и бросила банку с малахитовой мазью на лавку.

— Вроде только улетел к себе в Лондон, — продолжал дядя Петя, — и вдруг решил вернуться. Значит, хорошо пела, Лен. Ну или молчала, не знаю. Звонил — будет через два часа.

— Я не пойду, — сказала Лена и заплакала.

Дядя Петя даже не стал делать вид, что принял это всерьез.

— Ты че, Лен, — сказал он лениво, — одурела на всю голову? Ты за один удар на полквартиры заработаешь. И дяде Пете на четверть сотки. Кончай кокетничать. Все хорошо в меру.

— Правда, Лен, — сказала Вера, надевая на голову зеленый абажур парика, — я считаю, ты прыгать от радости должна до потолка. А ты чего-то хандришь. Я б тебе за такого клиента глаза выцарапала. Честно.