Плавучий остров - Жюль Верн

— В таком случае, можно подумать, — говорит Ивернес, — что у вас вырабатывается также и дождь для поливки газонов и клумб?

— Вот именно… господин первый скрипач, — отвечает американец, и кольца на его пальцах, поглаживающих бороду, сверкают в пышных прядях.

— Дождь по заказу! — восклицает Себастьен Цорн.

— Да, дорогие друзья мои, дождь, который трубопроводы, проложенные под землей, своевременно позволяют рассеивать самым правильным, упорядоченным и разумным способом. Разве это не лучше, чем зависеть от произвола природы и подчиняться прихоти климата, проклинать непогоду, не имея возможности помочь беде, страдать то от зарядивших дождей, то от долгой засухи?

— Постойте, постойте, мистер Мэнбар, — перебивает его Фрасколен… — Ладно, вы можете по своему желанию устраивать дождь. Но вы же не можете помешать ему падать с неба…

— Небо?.. А оно тут при чем?..

— Небо, или, если вы предпочитаете, тучи, несущие дождь, воздушные течения со всей своей свитой — циклонами, смерчами, шквалами, бурями, ураганами… Ну, например, в дурное время года…

— В дурное время года?.. — повторяет Калистус Мэнбар.

— Да… зимою…

— Зима?.. А что это такое?..

— Да говорят вам — зима, мороз, снег, лед! — восклицает Себастьен Цорн, которого приводят в ярость иронические ответы этого янки.

— Ничего подобного мы не знаем! — спокойно отвечает Калистус Мэнбар.

Четверо парижан переглядываются. Что он — сумасшедший или мистификатор? В первом случае следовало бы запереть его покрепче, во втором — хорошенько отлупить.

Между тем вагоны трамвая медленно проходят среди этих волшебных садов. За пределами огромного парка виднеются тщательно возделанные участки земли, разноцветные прямоугольники, похожие на образчики тканей, некогда выставлявшиеся в витринах портных. Это, без сомнения, гряды овощей — картофеля, капусты, моркови, репы, лука, — словом, всего того, что требуется для приготовления хорошего овощного супа.

Но им хотелось бы увидеть поля и ознакомиться с тем, как произрастают в этой удивительной местности пшеница, рожь, овес, кукуруза, ячмень, гречиха и другие злаки.

Вдруг появляется завод с металлическими трубами над низкими крышами матового стекла. Трубы на железных устоях похожи на трубы плывущего океанского парохода «Грейт-Истерн», для вращения мощных винтов которого требуется не меньше ста тысяч лошадиных сил, с тою лишь разницей, что вместо черных клубов дыма из этих труб вылетают только легкие струйки, никакой гарью не засоряющие атмосферу. Завод занимает площадь в десять тысяч квадратных ярдов, то есть около гектара. Это первое промышленное предприятие, которое члены квартета видят с начала экскурсии, проходящей под руководством Калистуса Мэнбара.

— А это что за предприятие?.. — спрашивает Пэншина.

— Завод с выпаривательными аппаратами, работающий на нефти, — отвечает американец, и острый взгляд его грозит, кажется, пробить стекла пенсне.

— А что на нем производится, на вашем заводе?..

— Электрическая энергия, которая расходится по всему городу, парку, загородной местности и дает двигательную силу и свет. Одновременно завод питает энергией наши телеграфы, телеавтографы, телефоны, телефоты, звонки, кухонные печи, все прочие машины, осветительную аппаратуру, лампы дуговые и лампы накаливания, алюминиевые луны, подводные кабели…

— Подводные кабели?.. — с живостью переспрашивает Фрасколен.

— Да!.. которые связывают город с различными пунктами на американском побережье…

— Неужто необходимо было строить такой огромный завод?

— Разумеется… при нашем расходе электрической энергии… а также энергии умственной, — отвечает Калистус Мэнбар. — Поверьте, господа, понадобилось неисчислимое количество и той и другой энергии, чтобы основать этот бесподобный, единственный в мире город.

Слышно глухое ворчанье гигантского завода, мощный звук выпускаемых паров, гул машин, ощущается легкое колебание почвы, свидетельствующее о том, что здесь действуют механические силы, превосходящие все, что до настоящего времени могла породить современная индустрия. Неужели для того, чтобы приводить в движение динамомашины или заряжать аккумуляторы, нужна такая мощь?

Трамвай проходит мимо завода и в четверти мили от него останавливается у порта.

Пассажиры выходят, и гид, продолжая свои восхваления, ведет французов по набережной, идущей вдоль складов и доков. Порт может предоставить стоянку не более чем десятку кораблей. Это скорее небольшая внутренняя гавань, чем порт. Ее замыкают молы, две дамбы на железных устоях, мощные фонари которых указывают вход в гавань кораблям, приходящим с открытого моря.

Сегодня в гавани всего около полдюжины пароходов, — одни из них нефтеналивные суда, другие предназначены для перевозки продуктов и потребительских товаров, — и, кроме того, несколько барок, снабженных электрическими двигателями для рыбной ловли в открытом море.

Фрасколен подмечает, что вход в гавань обращен на север, и делает вывод, что она расположена в северной части одного из тех выступов побережья Нижней Калифорнии, которые выдвинуты в Тихий океан. Он констатирует также, что морское течение имеет направление на восток и что оно довольно быстрое, ибо вода бежит вдоль устоев дамбы совсем так, как бегут волны вдоль бортов плывущего корабля. Вероятно, так было из-за того, что происходил прилив, хотя вообще-то приливы у западных берегов Америки не очень заметны.

— А где река, через которую мы вчера переезжали на пароме? — спрашивает Фрасколен.

— Она сейчас позади, — вот единственный ответ, который Фрасколен получает от янки.

Но задерживаться нельзя: ведь надо возвращаться в город, чтобы попасть на вечерний поезд в Сан-Диего.

Себастьен Цорн напомнил об этом американцу, но тот ответил:

— Не беспокойтесь, дорогие друзья… Времени хватит… Мы вернемся в город на электрическом поезде, который идет вдоль берега… Вы хотели обозреть одним взглядом всю местность, и не позже чем через час сделаете это с башни обсерватории.

— Так вы уверяете?.. — настаивает виолончелист.

— Уверяю вас, что завтра на рассвете вы уже будете не там, где сейчас находитесь!

Квартет вынужден удовлетвориться таким довольно невразумительным ответом. Однако любопытство Фрасколена возбуждено до крайности, еще больше, чем у его товарищей. Он с нетерпением ждет момента, когда очутится на вершине башни, откуда, по словам американца, местность можно обозреть на сотню миль вокруг. Если и тогда нельзя будет точно установить географическое положение необыкновенного города, то, видимо, вообще придется от этого отказаться.