Жизнь (не) вполне спокойная - Иоанна Хмелевская

Выхода, однако же, не было, меня приняли в Энергопроект на должность ассистента, в отдел одного типа, который стал архитектором весьма необычным манером. До войны он был специалистом по составлению смет и на этом основании знал строительство от нуля, а после войны сдал экстерном экзамен и превратился в архитектора.

Архитектор из него был как из козьего хвоста валторна. Проекты он делал, это да, но, увы, каждый элемент отдельно. Ну не мог он увязать между собой проекцию, фасад и дом в разрезе, стены у него лезли в окна, лестничные клетки получались на дверях, а инженерные коммуникации не сходились по вертикали. Фасады не имели ничего общего с остальными частями дома. Моей обязанностью было расчертить эти очаровательные проекты надлежащим образом, тем более что на собственном шедевре он не разрешал ничего менять. Характер у него был прегадкий, и он непрерывно и монотонно гундосил, стоя у меня над душой.

— Молодежь пошла — один недоучки, — бубнил он. — Ну вот ничего-то она не умеет, то ли дело я, который всю жизнь провел на стройках…

Меня чуть не тошнило при мысли, что утром я явлюсь на службу и должна буду восемь часов кряду провести вот с этим чумной заразой в одном помещении. Всякая охота работать у меня пропадала.

К счастью, через какое-то время меня перевели в другой отдел, под начало другого руководителя. Жизнь заиграла красками, тем более что руководителем этого отдела был пан Северин Буковский, фигура совершенно потрясающая. Про пана Северина я написала в «Бесконечной шайке». Пусть никто не думает, что я его выдумала, он на сто процентов настоящий, хотя звали его вовсе не Северин, а Теодор.

В то время я пережила несколько тяжелых и неприятных минут и долго не могла это обстоятельство переварить. В отчаянном поиске дополнительного заработка я заинтересовалась перепродажей автомобилей. Интересовались машинами все, добыть авто в те времена — это было высокое искусство. Каждый намек на продажу машины был сенсацией, и к каждому автомобилю вела цепочка посредников, которые на этом неплохо зарабатывали.

Роль посредницы мне подходила примерно как корове седло, но как-то раз я получила сведения, что на рынке есть «Олдсмобиль» в отличном состоянии, и кто-то подговорил меня участвовать в поиске покупателя. Заработать на этом я могла целых пять тысяч, и у меня аж «глаза и зубы разгорелись».

С продавцом меня свел сотрудник моего мужа, я условилась с ним встретиться за полчаса до заключения сделки в кафе «Новы Свят». Отправилась я туда прямо с работы, время было летнее, мужичка я узнала, но как он на меня посмотрел!

Господи помилуй! Можно сказать, я сгорела со стыда на месте. Вдруг впервые после долгого перерыва, словно гром среди ясного неба, на меня свалилось осознание того, как я выгляжу. Я огляделась в кафе и сравнила наряды окружающих со своим одеянием.

Вокруг меня сновали бабы в нейлоновых платьицах, в контрабандных туфельках, выпендрежные, накрашенные. Коллега мужа в элегантной рубашке, на брюках стрелка, наглаженная, как бритва, а я…

На мне было самопальное платьице из так называемого искусственного шелка, которое сзади уже вытянулось, на босу ногу я надела жуткие сандалии на средних каблучках, в лапе — войлочная сумка размером с чемодан, серая и потрепанная. К тому же я была растрепана, не накрашена и жутко грязная, потому что оторвалась прямо от кульмана, а карандашный графит затмевает пачкающей способностью угольную пыль. Мне стало плохо.

Видно было невооруженным глазом, что встреча в публичном месте с такой «элегантной» женщиной мужика потрясла. Он затравленно озирался по сторонам — не видит ли его часом кто-нибудь из знакомых. Тут второй тип тоже подошел, и оба постарались как можно скорее от меня избавиться, а я сбежала добровольно, забыв, зачем пришла, потому что, в конце концов, была молодая, и собственный внешний вид мне теоретически был небезразличен. Про заработок за посредничество я вообще забыла, внутренние переживания заглушили всё остальное.

Этот ошарашенный мужской взгляд я поклялась никогда не забыть и сразу же кое-что сделала. По-моему, я перестала носить войлочную сумку.

Второе важное событие в тот период было совершенно иного свойства. У меня вообще складывается впечатление, что некоторые мои житейские перипетии — клинический пример обучения на ошибках.

В Энергопроекте работал брат моей знакомой по институту. Мы с ним подружились, совершенно обыкновенно, как люди. Ежи мне нравился, а его отношение ко мне очень поднимало мою самооценку. Я приехала к ним в гости на чьи-то там именины, и вечером брат приятельницы проводил меня домой.

Как раз в это время у меня была масса работы из Государственного технического издательства, и недели две я вела монотонное существование: утром на работу, после работы домой, садилась за кульман, чертила до поздней ночи, ложилась спать, потом снова на работу и так далее. Ребенка я сплавила маме, муж уехал по делам службы на пару дней, было мне спокойно и хорошо, и я использовала покой на всю катушку, не теряя ни секундочки. Единственное отступление от этого правила я сделала ради этих именин, да и то пришла в середине вечеринки.

Болтали мы всю дорогу с полным взаимопониманием, возле моего дома разговор был в самом разгаре, и так вышло, что самым подходящим продолжением было бы пригласить парня на чашку чая. Чай вдвоем…

Откуда мне было знать, что бы из этого могло получиться? Нет, вру: я отлично понимала, что могло бы получиться, и тогда уже знала, у входа в дом. Мне очень хотелось пригласить его в гости, и я уже раскрыла было рот…

И не смогла издать ни звука, потому что перед глазами у меня встала картина, которая явилась бы нам сразу, как только я открыла бы перед ним двери. Я ведь не теряла время на всякие глупости, не убиралась в квартире, не мыла посуду, не застилала постель… Квартира выглядела ужасно, хуже, чем берлога последнего алкаша, только вместо пустых бутылок валялись стаканы с высохшими остатками чая. Нет, ни в коем случае в такую хавиру мужчину пригласить нельзя…

Ежи явно ждал приглашения, но дождался совершенно другого. Кретинская фраза «Я не могу тебя пригласить, у меня дома полный бардак» прозвучала так глупо, что у меня аж мурашки по коже побежали. Тем не менее я ее произнесла. Мы простояли у дома, наверное, с час, после чего каждый поплелся к себе.

Однако сей переломный момент имел двойные последствия. С одной стороны, не знаю, сумели бы мы сохранить нашу дружбу, если бы я тогда пригласила Ежи к себе и характер наших отношений изменился бы. Не таким было бы отношение ко мне Ханки, его тогдашней невесты, а потом — жены. А так всё осталось в платоническом и благородном ключе. С другой стороны, урок пошел впрок, и я больше никогда в жизни, какими бы ни были обстоятельства, не оставляла незастеленной кровать…

Роль единственного чада в семье, на основе собственного опыта, я считала самым большим несчастьем в мире и совершенно не собиралась обрекать собственного сына на такую судьбу. Упрямство женщины может преодолеть все на свете.

Мой второй сын родился в роддоме на улице Каспшака. Когда мне сказали, что это мальчик, я даже испугалась. Мама и муж хотели девочку, всё доченька да доченька. Мне было всё равно, я хотела им угодить, к тому же старший ребенок требовал сестричку, и они согласным хором задурили мне голову до такой степени, что я поверила в то, что будет девочка. Поэтому Роберт преподнес нам сюрприз.

Наши жилищные условия резко ухудшились. В комнате у нас жили уже двое детей, а мы разместились на кухне. Правда, это было главным образом вечерами, нам это практически не досаждало, но зато очень ощущалось то, что мне негде было поставить кульман. Чертить на кухонном буфете не получалось.

И тут моему мужу Польское радио, где он работал, выделило квартиру.

Произошло это совершенно неожиданно, по очень странным причинам. Из этой квартиры как раз выезжал на ПМЖ в Австралию сотрудник Польского радио, и из-за этой квартиры ссорились председатель жилищной комиссии и секретарь парторганизации.

У каждого на эту квартиру был кандидат, и, желая сделать пакость другому, по принципу «ни мне, ни тебе», квартиру спорщики отдали первому попавшемуся, и по чистой случайности этим попавшимся оказался мой муж.

Мы с ним пошли посмотреть эту квартиру. Меня слегка сбили с панталыку клопы, хотя квартира показалась нам восхитительно большой. Вопрос с клопами мы решили одним щелчком — ЛДТ, «Азотокс», — и сразу согласились переехать. Вот так я поселилась на улице Дольной, на четвертом этаже без лифта.

Одновременно, примерно тогда же, Тереса попыталась уехать в Канаду.

Ее отношения с мужем на расстоянии развивались довольно бурно. Начиная с сорок пятого года они пытались воссоединиться, разводились, он возвращался в Польшу, она рвалась выехать к нему, они снова разводились… Словом, приключений было немало. Свой отъезд Тереса завершила в конце концов в пятьдесят седьмом году, и вся семья была этим страшно взволнована. Сама Тереса — больше всех. Она боялась и сомневалась, есть ли в этом смысл — своего мужа она в глаза не видела семнадцать лет… Бросить страну, уехать в чужой мир, не зная языка! Свой отъезд она устраивала в полном смятении. Я ее подбадривала.