Мой истинный враг (СИ) - Карвер Крис

Она заправляет каштановую прядь себе за ухо и опускает взгляд на свои ладони.

Мэтт ненавидит себя всем своим существом за то, что причинил ей столько боли.

– Прости меня.

– Я не злюсь, – она смотрит в глаза, Мэтт верит каждому ее слову. – Вернее, злюсь, но не на того тебя, который тогда уехал. Сейчас я понимаю, как много всего ты пережил, и почему тебе пришлось покинуть город. Я злюсь на того Мэтта, который вернулся.

Наверное, ему стоит прервать ее и успокоить, объяснить что-то, но Эстер говорит, впервые говорит много, и он не может заставить свои губы разомкнуться.

– Когда я перешла в старшую школу, я подумала о том, что ты бы гордился тем, что все мои баллы высшие. Когда я познакомилась с Бреттом, я подумала, что он тебе не понравился бы, потому что он такой же упертый засранец, – она засмеялась, и Мэтт улыбнулся в ответ. – А потом ты вернулся, и Ребекка – это все, что занимает твои мысли, а я даже ненавидеть тебя не могу, потому что читала про пары, и сама влюблена, поэтому понимаю, что это такое.

– Эстер, – он не выдерживает и пересаживается на кровать, откуда легко может дотянуться и погладить сестру по коленке. Она не отталкивает его, не плачет, не говорит больше ничего. – Познакомишь меня с ним?

В ее глазах словно тает огромных размеров озеро – растекается по ярко-коричневой радужке и переполняет.

– Ты его возненавидишь.

– С этим разберемся.

Она пихает его в плечо и смеется, хлюпая носом. Мэтт тоже хохочет, делает попытку проконтролировать свои эмоции, но потом плюет на все и обхватывает Эстер рукой за шею, подтягивая к себе. Он прижимает ее так крепко, как только может, и сил не хватает, чтобы выразить все чувства словами.

– Сходим куда-нибудь на выходных?

Сестра кивает и, наконец, обнимает его за талию, перебираясь на коленки – как когда-то, восемь лет назад.

Это словно воздух, к которому долгое время не было доступа. Он дышит. Мэтт дышит. Это чувство хочется оставить внутри себя навсегда.

Когда он покидает комнату Эстер, в доме царит тишина. Уже почти полночь, поэтому он совершенно не ожидает встретить Ребекку в коридоре. Она поднимается по лестнице к своей спальне, неся стакан молока в руке. Увидев Мэтта, хмурит лоб и останавливается, внимательно всматриваясь в его лицо.

– Вы помирились? – тихо спрашивает она.

Мэтту удивительно, что Ребекка вообще заметила, что им с Эстер нужно было помириться.

– Не знаю, – отвечает он и подпирает стену плечом. – Время покажет.

Они стоят и смотрят друг на друга вместо того, чтобы разойтись по своим комнатам. У Ребекки уставший вид,  ей безумно идет этот чертов стакан молока в руке, и это поразительно, потому что, как вообще стакан молока может кому-то идти?

Мэтт решает, что то, что Ребекка не уходит – это его шанс полюбоваться ее лицом, ее красивой бледной шеей, которая выглядит так потрясающе сексуально, ее худыми плечами, спрятанными под пижамной футболкой и аккуратными пальцами на босых ногах.

Когда он заканчивает рассматривать Ребекку, та уже допивает свое молоко, поглядывая на него из-под длинных изогнутых ресниц. У Мэтта разбивается сердце от желания прикоснуться к ней. Он делает шаг вперед и замирает, ожидая, что она попятится назад. Но она стоит и не двигается, только хлопает глазами немного удивленно, а у самой любопытство блестит в бесовских глазах.

Еще один шаг.

Ребекка опускает руку, в которой зажат стакан, и Мэтту кажется, что она сейчас ударит его им. Но ничего не происходит.

А потом третий шаг, и это последний, потому что между ними не остается расстояния совсем. Ребекка дышит, а Мэтт не может. Он смотрит на то, как вздымается ее грудь, как дрожат ресницы и припухшие губы поджимаются…

Бесконечно красивая и неидеальная.

Мэтт поднимает руку и почти касается пальцами кожи на щеке Ребекки, когда та вдруг говорит, предварительно набрав воздуха в легкие:

– Притронешься ко мне, и я заору на весь дом.

Она в миллиметрах. Всего пять чертовых миллиметров до теплой кожи, всего одно прикосновение, чтобы получилось сделать вдох.

Мэтт опускает руку, и та болтается беспомощно в воздухе.

– Что у тебя с Мартином Кэмпбелом?

Осуждение, с которым она смотрит на него – твердое и осязаемое. Оно, как кусок деревяшки, его можно потрогать, его можно погладить, а еще им можно убить или выбить последние крупицы кислорода из легких.

– Ты следил за мной, – она говорит это с отвращением, а Мэтт даже не пытается себя успокоить или оправдать. – Ты… ты просто…

Слышно, как сердце девушки бухает, ударяясь об ребра. Мэтт отходит на шаг и прячет руки в карманы. Непонятно, что это – защитная реакция, признаки заражения крови или же просто первая стадия сумасшествия, но он улыбается. Улыбается и говорит:

– А ты не такая уж и чистенькая, да, Ребекка?

Она сжимает пальцы – стекло в ее руке опасно трещит, и, если бы это была рука оборотня, то осколки уже посыпались бы по полу со звоном.

– Ты еще хуже, чем я думала, – выплевывает она и скрывается за дверью в свою комнату.

Мэтт чувствует, как волк внутри него скручивается в клубок.

Субботнее утро – время, когда Филип не на работе. Мэтт чует аромат его фирменного печенья даже из-за закрытой двери своей комнаты. Он промокает волосы полотенцем, растирает лосьон после бритья по щекам – решение гладко побриться пришло неожиданно, и сейчас на него в зеркало смотрит Мэтт, помолодевший лет на пять.

Вряд ли Ребекка вообще обратит внимание на то, что он слегка поменял стиль (особенно после их последнего разговора), но попытаться стоит.

Он спускается на кухню. Во всем доме стоит тишина – родителей нет, а Эстер и Ребекка, вероятно, все еще спят.

Филип портит ему настроение, едва на него взглянув. Его рот набит печеньем, но у него все равно получается выговорить:

– До этого было лучше, – брат прикладывается ртом к пакету с соком. Он показывает пальцем на его лицо, уточняя: – Щетина.

Мэтт вынимает кружку из шкафчика и решает проигнорировать его, явно необъективное, мнение.

Пока он наливает кофе, Филип вынимает вторую порцию печенья из духовки. Приятный запах горячей выпечки напоминает Мэтту о том, что он голоден – живот начинает издавать звуки. Печенье отправляется на тарелку.

Филип ставит его на стол и садится. Мэтт занимает стул напротив и обнимает свою кружку руками.

Они молча смотрят в стол, а потом говорят одновременно:

– Я иду гулять с Эстер и Бреттом сегодня.

– Нолан предложил мне съехаться.

– Что?

– Что?

Они таращатся  друг на друга. Филип моргает, Мэтт сидит с застывшей над тарелкой рукой. Печенье так и остается лежать на своем месте.

– Подожди, ты идешь гулять с Эстер? Вы помирились?

Мэтт вскидывает брови.

– Ты серьезно, Филип? Речь вообще не о том, Нолан предложил тебе съехаться!

– Да, и что?

– С ума сошел? Отличные новости – вот что.

Брат откусывает от печенья песочный краешек. Жует его, тщательно работая челюстями. Мэтт смотрит на него, не в силах понять, что происходит.

– Что не так? Он тебе не нравится? – он делает глоток из кружки. Кофе приятно обжигает нёбо и стенки горла.

Филип кладет печенье на стол и вздыхает, складывая руки.

– Очень нравится, просто… Если я соглашусь, то придется рассказать маме, что Нолан знает о нас. И что я, кажется, бисексуал.

– Думаю, о последнем она догадывается, ведь ты менял парней, как перчатки, когда был подростком. Это ничего, Филип. И то, что Нолан человек – тоже.

– Да, но те обстоятельства, при которых он узнал об оборотнях…

– Узнал, когда ты спасал его жизнь.

Мэтт кивает собственным словам для усиления эффекта. Филип все еще мнется, видно, как сомнения терзают его изнутри.

– Я нарушил правила.

– Ты спас его. И этот парень, он влюблен в тебя по уши, – Мэтт довольно хмыкает, увидев, что уголок губ брата наконец-то изгибается в улыбке. Он добавляет: – Красавчик, к тому же.