Сила слова (сборник) - Наталья Горская

Я стараюсь успевать на предыдущую электричку, где всё так плотно засажено пассажирами, как на грядках с хорошим урожаем, и большинство уже мирно по-детски сопит. Шум-гам по мере удаления от крупных железнодорожных узлов утихает. Даже контролёры идут чуть ли не на цыпочках и изъясняются шёпотом с употреблением слов «будьте так любезны» или даже «мерси». Тут не увидишь, где именно садится солнце. Виден только прощальный отблеск заката на небе. А напротив заката – воспалённые глаза окон, отражают последний луч дня в себе по очереди, когда мимо него проходит поезд, словно кто-то нажимает и отпускает их как клавиши.

Чем дальше от Питера, тем больше врут часы на вокзалах, словно бы там время не нужно вовсе. Словно оно там остановилось, как безнадёжно зависшая программа. Где-то часы идут, но уже много лет отстают или спешат часа на четыре, а то и больше, где-то стрелки просто безжизненно повисли в районе цифры «6», а где-то ещё дёргаются на одном месте, словно и хотели бы пойти, да силёнок не хватает.

Когда темнеет, окна в вагоне снова незаметно превращаются в зеркала. Твоё отражение соседствует в этом зазеркалье с россыпью огней далёких кварталов или каких-то промышленных объектов, городов или деревень, которые отсюда кажутся чуть ли не мифическими. Вдруг увидишь, что голова соседа напротив убрана их крупными бриллиантами, а по лицу постоянно проносятся отблески маленьких населённых пунктов, где уже, наверно, совсем не осталось жителей. Или вдруг на щеках вспыхнут потоки слёз дождя с той стороны стекла. То на какой-то станции тяжёлой тенью вплывает в вагон недостроенное здание церкви или тающий в темноте вокзал с колоннами. И тишина. Тишина повсюду! Так хорошо в тишине! Особенно после какой-нибудь бурной риторики по поводу или без.

У любого современного человека временами возникает состояние, когда он мечтает об информационном голоде, когда этот голод желателен, как физический отказ от еды после переедания в праздники. Голова – да что там голова – всё существо жителя эпохи информационных технологий против его воли забито каким-то спамом, от которого нет никакого спасения уже практически нигде! И хочется, чтобы наступила тишина. И остался этот пейзаж за окном – пусть тающий и серый, но зато без рекламы, без назойливого залезания в глаза: купите, приобретите, оцените…

– Дар-рагие гр-раждан-не пасса-АССА-жиры! – вдруг будит всех заплутавший во времени коробейник громоподобным голосом. – Только в этом сезоне! Будильники квар-рцевые многор-разового использования. Всего за полтин-н-ник! На рынках гор-рода такой вы сможете купить только за сто рублей, в Гостином Дворе – за двести, в Гавани – за триста, в фирменных магазинах швейцарских часов…

– За четыреста, – подсказывают самые догадливые.

– Долларов! – заканчивает коробейник. – У нас же сегодня благодаря рекламной акции вы можете купить такой чудо-будильник всего за пятьдесят рублей вместе с батарейками! Всего пятьдесят рублей, господа, и будильник ваш! – в подтверждение своих слов этот продавец времени включил пиликающий сигнал подъёма, отчего проснулись уже все.

– Ну-у, опять начал тут свои помидоры продавать! Убейте его кто-нибудь, а?

– Да не помидоры же, а бу… будильники…

– Дайте ж тишины! – взвился мужик в телогрейке из пятнистой камуфляжной ткани. – То носки тебе предлагают купить, то канючат проголосовать за кого-то, то где-то теракт, то ещё какой-то половой акт! Там кого-то взорвали, сям чего-то утопили, то Пугачёва вышла замуж, то развелась, – и во всю мощь лёгких: – Дайте тишины!!! Тишины хочу, сволочи! Уйди отсюда по-хорошему.

– Какой ещё тишины? У меня нет тишины, господа. У меня бу… бу-диль-ни-ки кварцевые многоразового использования…

– Эй, рекламный ты наш, какие тебе тут господа? – начинается полусонная суета в вагоне. – Ты во времени заблудился, что ли? Люди с вечерней смены едут, а ты тут со своими швейцарскими будильниками китайского производства.

– Ка-как с вечерней смены?! – изумляется торговец с поднятым вверх надрывающимся будильником. – А который час-то?

– Да вот так и часто! – ответил кто-то в сердцах и присовокупил ещё пару непечатных выражений.

Продавец времени опустил руку с товаром, бережно спрятал будильник в баулы и для приличия ещё немного поверещал, чтобы все поняли, что гвардия умирает, но не сдаётся. Видно, что он чувствует лёгкий дискомфорт от выпадения из своей временной когорты.

И снова наступает благословенная тишина, с которой всё и начиналось. За окном замелькали огни далёких домов, затерявшихся в земных просторах. В том окне кто-то, может быть, готовит уроки, из другого льётся свет с кухни, где кто-то ужинает, а вот там кто-то смотрит новости по телевизору в кругу семьи… А вот и огни моего города выглянули из косматой темноты, словно звёзды из-за туч!

Созвездие своего города я ни с чем не спутаю, как астроном никогда не спутает Волосы Вероники с «хвостом» Пегаса. Скорее Сириус перейдёт в разряд бета-звёзд, чем галактика моего города изменит свои очертания. Центральная её часть справа от железнодорожной ветки горит созвездием Льва. Белый Регул – это прожектор на крыше комбината. Слева светится депо созвездием Гидры. А за ней – кромешная тьма, в которой над городской котельной одиноко горит Ригель своим голубовато-белым светом. А вот и альфа-звезда Ориона – исполин красного цвета выступил из-за леса. И я даже не знаю, что это такое…

Такие вот звёзды в земных пределах. Настоящие небесные звёзды далеки и холодны для землян, а эти огни живые и горячие. Они достижимы. И тогда люди, которые находятся рядом с этими огнями, такие маленькие и совсем невидимые издалека, вырастают в моих рассказах.

И тишина…

Дружба наших народов

В совхозе «Даёшь коммунизм к 1982-му году» решили продать очистные сооружения. Не ахти, сколько они и стоили, но отчего бы не продать, ежели нынче так принято, что хоть в избушке на курьих ножках живи, а сделай свой бизнес. Пусть маленький, но сделай – уж будь так любезен. К тому же, очистные сооружения давно стояли без работы: фанерная фабрика, которая когда-то сбрасывала отходы производства в реку через эти самые очистные, лет десять как не функционировала.

Покупателей набежало не шибко много. В основном это были руководители таких же небольших совместных хозяйств из дружественных некогда союзных республик. В самой России желающих прикупить очистные сооружения для небольшого предприятия не нашлось, потому что не осталось и самих предприятий. Совхозникам с одной стороны грустно, что мечта о возрождении фабрики с продажей её последнего важного звена в век защиты экологии умерла навсегда, а с другой – начальство из вырученных от продажи денег клятвенно обещало выдать долги по зарплате за… за… за какой-то далёкий год «полный страданий и лишений», но теперь-то жить стало значительно лучше, прямо скажем, веселей. А кто не согласен, вообще ни хрена не получит! Поэтому согласными оказались все.

В эпох у поголовного успеха и шарма, когда Россия позиционирует себя на мировой арене как весьма зажиточное государство, охотно помогающее всякой зарубежной нищете, потому что самой уже складывать некуда, скулить, что у нас ещё царит такой беспредел, как невыплата зарплат, бесперспективно и даже антипатриотично. Портит все показатели и очень вредит имиджу щедрой и доброй ко всем сверхдержавы, но, как говорится, из песни слов не выкинешь. Совхозники не так, чтобы голодали, а кормились с огородиков или просто сбегали поближе к цивилизации в город. В городе ситуация была не лучше, но спасала вера, что там всё-таки «полегше». А вера, как известно, чудеса творит.

Совхоз же, что и говорить, зачах за последние двадцать лет. Даже название его постепенно сократилось. Оно на протяжении последних десятилетий постоянно «модернизировалось и обновлялось». Сначала оно трансмутировалось в «Даёшь коммунизм к 1990-му году», когда ещё при Брежневе прозвучало заявление, что наступление коммунизма откладывается на неопределённый период. Постепенно в ходе ещё нескольких изменений год наступления рабоче-крестьянского рая в названии совхоза сдвинулся до 2000-го года.

В 2000-ом году даже клинические идиоты поняли, что «кина не будет». То есть совсем и окончательно. А вместо обещанного уже пяти-шести поколениям измученных граждан коммунизма грядёт нечто неописуемое, что лучше всего описывали деревенские бабушки в двух словах: пранституция и хоррупция. Посему от названия совхоза осталось одно первое слово «Даёшь». На руинах после победно прокатившейся по стране сексуальной революции это самое «даёшь» стало звучать весьма двусмысленно и даже где-то неприлично, но со временем притёрлось. Другие ещё не так вляпались. К примеру, соседний совхоз «Кончай империализм к 1987-му году» (и чем именно 87-ой так приглянулся?) тоже претерпел ряд сдвигов в названии в плане годов, когда империализм должен был бы окончательно загнить и скончаться. Со временем даже патологические фантазёры поняли, что кончать империализм неактуально, да и не так-то просто, как казалось, поэтому название само собой оскопилось до одного вот этого «Кончай». Словечко тоже так себе, но и оно прижилось, так что самые смешливые пошляки не ухмыляются при его упоминании. Но глупее всего вышло с совхозом «Всем на Луну к 1975-му году». Там, надо отдать им должное, долго мурыжиться с уточнением года отправки совхозников на печальноликий спутник нашей планеты не стали, а сразу урезали название до прямого и решительного «Всем на».