Сердце Кровавого Ангела. Дилогия (СИ) - Снежная Марина

Эту девушку я увидел не сразу, настолько она постаралась стать для всех как можно незаметнее. Прямо вжалась в колонну, нервно обхватывая тонкими пальчиками бокал с шампанским. Не знаю, что заставило задержать на ней взгляд. Может, именно этот контраст на фоне остальных. Она казалась глотком свежего воздуха в кажущейся удушливой атмосфере этого зала.

Хрупкая, как подросток. Светлые, почти белые волосы едва достигали шеи, открывая такие трогательные тоненькие плечики, что возникло странное, несвойственное мне желание обнять и защитить. Настолько острое, что пришлось мотнуть головой, чтобы отогнать этот порыв. Роскошное платье и яркий макияж сделали все, чтобы не выделять ее из толпы, но она выделялась. Как драгоценный алмаз среди дешевых стекляшек. Что-то в выражении ее лица, самой манере держаться было такое настоящее, такое искреннее, что редко встречалось в подобном обществе.

Впервые я решил подойти к женщине не с банальной целью провести вместе ночь и тут же забыть о ее существовании на следующее утро, а просто чтобы пообщаться. Во мне возникло то, что возникало в последнее время все реже. Интерес. Да, эта девушка была мне интересна. Хотелось узнать, как ее занесло сюда, в явно чуждую среду. Я уже двинулся к ней, радуясь, что этот вечер оказался не настолько неприятным, как полагал вначале, когда насмешница-судьба будто обухом по голове ударила.

Я заметил тех, кто тоже решил посетить сегодня прием и кто занимал не последнее место в замкнутом для чужаков мирке. Бурр Дагано и Дамия Корн. Пожалуй, двое самых ненавистных для меня существ на всем белом свете. Если бы знал, что они тоже сегодня здесь появятся, рискнул бы навлечь на себя гнев Красса Падерниса и все же отклонил приглашение.

Захотелось немедленно скрыться, пока никто из них меня не заметил. Но предавшее меня создание, моя бывшая любовь и самое худшее разочарование тут же выцепило из толпы мою скромную персону. Я надеялся, что у нее хватит благоразумия не приближаться, оставить в покое. Двинулся через толпу, стремясь оказаться как можно дальше от этих двоих. Мои эмоции настолько выплескивались через край, что все силы уходили на то, чтобы хотя бы внешне сохранять хладнокровие. Наверное, поэтому я почти не замечал ничего вокруг. То, что на пути окажется девушка, прежде вызвавшая мой интерес, показалось знаком свыше. Она будто почувствовала, как важна мне сейчас чья-то помощь и поддержка. Словно на уровне инстинкта.

Стоило же заглянуть в ее глаза, как чудовищное напряжение, вызванное присутствием Бурра и Дамии, начало отпускать. Трудно описать эти глаза с позиций обычного восприятия. Огромные, черные, что на контрасте со светлыми волосами смотрелось настолько экзотично, что это еще сильнее приковывало к ним внимание. Но поразило даже не то, насколько они красивые и выразительные. Поразила глубина. Та бездна скрытых эмоций, что плескалась внутри, и которую до безумия вдруг захотелось разгадать. Взгляд человека, который несмотря на юность, видел в своей жизни слишком много, но при этом не утратил душевной чистоты. Хотелось просто смотреть в эти глаза, ни о чем не говоря, не портя ощущения от познания чужой души жалкими и ничего не значащими словами.

Но девушка так смутилась от того, как я пялился на нее, что пришлось собирать воедино разбежавшиеся мысли и что-то говорить. Вести привычный треп, как и со многими другими до нее. Теми, чьего расположения из прихоти желал добиться. Но ощущал странный дискомфорт от этого. Я словно марал ее этими пустыми словами, неподходящими и ничего не значащими. С ней хотелось говорить о другом. О том, что на самом деле важно.

Поражался сам себе. Как же давно я не испытывал ничего и отдаленно похожего на то, что с первого взгляда ощутил к этой девушке. Жизнь вдруг показалась наполненной чем-то значимым и ярким, что сделало все ощущения намного острее. Мне захотелось увести ее отсюда, от праздной толпы, где она, как и я, чувствовала себя чужой. Я был готов даже отбить эту девушку у того, кто оказывал ей покровительство. В последний раз у меня возникало подобное желание двадцать лет назад, когда я едва не совершил новую ошибку в жизни.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Тогда настолько устал от одиночества, что решил сделать своей спутницей девушку, показавшуюся непохожей на других, достойной моего дара крови. Наверное, я даже в какой-то мере любил ее, но в том чувстве никогда не было чего-то безудержного, страстного. Скорее, к Венде Лановой я испытывал в большей степени уважение и восхищение. Плюс еще свою роль сыграло то, что генетически она вполне могла стать вампиром. Моей новой спутницей.

Сейчас же было иначе. В том, что возникло к черноглазой блондинке, не было никакой разумной подоплеки, пусть даже в ней я тоже почувствовал подходящую генетическую структуру крови.

Что-то на уровне инстинкта. Импульс, потянувший меня к ней, словно она была магнитом. Не привыкший поддаваться подобным инстинктам, а всегда трезво просчитывающий все свои действия, я был сбит с толку. Мне хотелось поближе пообщаться с этой девушкой, чтобы лучше разобраться в самом себе, тех эмоциях, что она вызвала. Кто знает, может, вдали от этого общества она утратит то очарование, что привлекло на контрасте с остальными. И я приступил к привычному способу обольщения, желая в итоге убедить ее покинуть прием и уйти отсюда со мной.

Даже позабыл о раздражающем факторе, из-за которого еще несколько минут назад желал едва ли не бежать отсюда. Как оказалось, зря. Дамия никогда не умела держать в узде свои желания, в чем пришлось когда-то с горечью убедиться. И не смогла упустить возможности навязать мне свое общество.

Она делала это и раньше, но наталкиваясь на ледяное безразличие, в итоге была вынуждена сдаться. Да и я так старательно избегал встреч что с ней, что с ее могущественным любовником, что выцепить меня где-то для них было достаточно проблематично. Как всегда, покоробила ее грубость. Когда-то я пытался учить эту женщину быть более сдержанной, считал неограненным алмазом, который так хотелось превратить в бриллиант.

Как же давно это было! Пятьсот двадцать лет назад, не меньше. Дамия неплохо пообтесалась за это время, но прежняя натура все равно нет-нет, да и проскальзывала за маской приобретенного лоска. Она никогда не умела в достаточной мере держать себя в руках. Вот и сейчас даже не пыталась скрыть неудовольствия тем, что я проявляю интерес к другой женщине у нее на глазах. При иных обстоятельствах это вызвало бы лишь снисходительную усмешку. По какой-то причине Дамия продолжала считать меня своей собственностью, хотя мы давно расстались, а у нее самой помимо официального любовника были и другие. Хотя, может, ее привлекало во мне то, что я упорно отталкивал. Не желал забывать о прошлом и идти с ней на мировую, что она не раз предлагала.

Как бы то ни было, меня мало задевали ее эмоции и агрессия. Но то, что сейчас они были направлены на девушку, вызвавшую во мне такие будоражащие чувства, по-настоящему взбесило. Черноглазая же малышка вся съежилась, покорно подставляясь под словесные удары и, по-видимому, не собираясь никак на них отвечать. Она явно не чувствовала себя вправе это делать. Всего лишь человек на приеме у вампирской элиты. Человек, не пользующийся влиянием, брошенный даже своим покровителем на произвол судьбы. Желание растерзать каждого, кто только осмелится обидеть ее, накатило с такой неудержимой силой, что снова оставалось лишь поражаться себе. Обычно я не позволял себе общаться с Дамией в подобном тоне, как бы она ни провоцировала. Но сейчас ничего не мог с собой сделать. Хотелось, чтобы ей стало так же больно, как она сделала этой девушке.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Но то, что Дамия припасла в качестве последнего удара, почти выбило почву из-под ног. Кусочки мозаики, до того разрозненные — эта печаль в глазах девушки, ее явная чужеродность здесь — наконец, сложились воедино. Я стоял как пришибленный, не зная, как правильно отреагировать. В черных же глазах отразились горечь и понимание, а потом такая мучительная, выворачивающая душу на части тоска, что меня будто ножом по сердцу полоснуло. Она считала, что теперь я могу ощущать к ней лишь презрение и даже гадливость. Это явственно читалось на милом личике, губы подрагивали в попытках удержать прорывающиеся рыдания.