Война на Кавказе. Перелом. Мемуары командира артиллерийского дивизиона горных егерей. 1942–1943 - Адольф Эрнстхаузен

Во время переходов после залитых солнцем, хорошо проходимых пространств мы оказывались на участках, где увязали в песке, или в перелесках у рек, или под проливными дождями в грязи по колено, причем двигались иногда и в сумерках. Наши измученные лошади вскоре уже были не в состоянии тянуть наши орудия и повозки с боеприпасами. Несколько лучше была ситуация с 1-й батареей благодаря выдающимся способностям обер-вахмистра, который, будучи в гражданской жизни товароведом, оказался знатоком лошадей и великолепным организатором. Мне было совершенно ясно, что я не смогу долго поддерживать темп движения своего дивизиона. Но 1-я батарея могла эту боеспособность сохранять. Поэтому она всегда была обеспечена хорошими лошадьми, тягачами и достаточным количеством боеприпасов. Ситуация с двумя другими батареями была тяжелее. Тем более приятно было узнать, что при каждом сколько-нибудь серьезном огневом контакте с врагом они своевременно занимали свои позиции.

«Хиви»

Без использования русских тракторов, которые мы захватили как трофеи и использовали в качестве тягачей вместо наших изможденных лошадей, мы бы не вышли из сложившегося положения. Когда мы однажды настолько углубились на территорию, занятую русскими, что на обширной лесистой и холмистой местности перемешались наши и вражеские войска, мой адъютант счел, что наступила наиболее благоприятная возможность раздобыть тягачи. Он отправился на их поиски в компании одного лейтенанта и двух солдат и отсутствовал так долго, что я уже начал серьезно о нем беспокоиться. Наконец, по улице села, в котором мы остановились на отдых, с лязгом гусениц и грохотом моторов продефилировал тракторный караван. Головной тягач вел лично мой адъютант. На всех остальных восседали русские солдаты, расхохотавшиеся вместе с нами, когда адъютант доложил: «Тракторная колонна 1-го дивизиона в составе семнадцати тягачей прибыла».

Он обнаружил брошенную колонну в одной укромной долине и просто-напросто объяснил русским: «Вы теперь поступаете под мою команду». Затем он сел на головной тягач и дал знак заводить моторы. Все остальные без лишних слов последовали за ним.

Эта история подвела мой рассказ к одной из удивительных историй этой войны. Я имею в виду «хиви» [10] , как называли добровольцев, до этого русских военнопленных, которые потом стали нести определенную вспомогательную службу при германских войсках. Их участие в войне едва ли произошло в результате официального акта. Обретение их в качестве неких эрзац-формирований также было не очень затруднительно. Когда после одного из боев русские военнопленные были приведены на батарею, некоторые из них стали расспрашивать русских, которые уже служили у нас, хороший ли у них командир. После положительного ответа они отделялись от толпы военнопленных и просили нас взять их на службу. Приток этих людей стал столь интенсивным, что он уже ни для кого не был тайной. Хотя мы несли значительные потери, благодаря «хиви» истинная численность наших подразделений оставалась всегда не меньше штатной численности вплоть до подхода к Кавказу. Мы применяли «добровольных помощников» в качестве обозных рабочих, водителей тягачей и конюхов. Они были старательны, исполнительны и даже честолюбивы. Они весьма гордились, когда за хорошие успехи получали германскую форму и даже оружие. И лишь в редких случаях кое-кто из них при возможности возвращался в расположение русских войск.

Подобное явление едва ли возможно было себе представить в других армиях, за исключением Красной армии (разбившей в конце концов немцев, в отличие от «других армий». – Ред.). Исследования того, почему подобные массы добровольцев переходили к нам, привели к интересным выводам относительно психологии большевизма. Безусловно, действовал целый ряд причин, который здесь можно только вкратце упомянуть.

В языковом отношении крайне удобно именовать «русскими» всех жителей объединенных советских республик. Но каждая из народностей, не принадлежащих к великороссам, по-разному, по крайней мере тогда, относилась к большевизму как специфической форме выражения великорусского менталитета (автор валит на русских грехи других. – Ред.). В нас же они всегда видели освободителей, по крайней мере, до тех пор, пока не осознавали истинных намерений Гитлера. Вполне возможно также, что они рассматривали нас лишь как меньшее зло.

Великороссы же сами, еще со времен монгольского владычества, привыкли слепо принадлежать своим господам, которые имели над ними неограниченную власть и заставляли нести службу для них, посредством чего они могли стать им необходимыми и улучшить свое положение. (Характерная для немцев «глубина» познаний в области русской истории и менталитета русского народа (что и привело их к закономерному разгрому, как и их предшественников). Автор путает централизацию с национальной независимостью – в борьбе за последнюю русские последовательно отразили и разгромили пытавшихся их завоевать поляков в начале XVII в., шведов Карла XII в начале XVIII в., нашествие войск Наполеона в 1812 г. При постоянной угрозе потери национальной независимости русским пришлось пойти на сверхцентрализацию государства и сильную верховную власть как наименьшее зло – этому научила трагедия XIII в., когда Русь потеряла на два с лишним века свою независимость, обрести которую удалось неимоверными усилиями и жертвами и только при упомянутой централизации, позволявшей бросить на врага все силы нации. Автор также забыл, каких усилий (и централизации) стоило объединение Германии после Тридцатилетней войны 1618–1648 гг. (в ходе которой погибло две трети населения страны). Только через триста с лишним лет Германия поднялась на ноги, объединенная «железом и кровью» и мудростью Бисмарка, став в 1871 г. империей. – Ред.) Теперь, после того, как они попали в плен, власть над ними обрел новый господин. И они своей службой старались понравиться нам. Типичными для них часто были первые слова: «Гитлер – хорошо!» Все остальные самостоятельные мысли были вытеснены из них большевистским воспитанием. Они старались отстраниться теперь от этого воспитания и демонстрировали свою добрую волю новому окружению.

Привязанности, которые возникали между многими «хиви» и их германскими начальниками и сослуживцами, показывают, что «хиви» хорошо чувствовали доброе к ним отношение и испытывали благодарность за него. Вероятно, их также удивляло, что некоторые коммунистические принципы у нас осуществлялись намного лучше, чем в Красной армии. Так, например, для каждого солдата весьма важную роль играет положенное ему довольствие. У нас офицеры и рядовые получали одинаковые порции еды, в отличие от положения в большевистской армии. Там существовали особые офицерские пайки, само собой разумеется, и для комиссаров.